Белая западинка. Судьба степного орла
Шрифт:
— Коммерсант! —ухмыльнулся Николай.
С наступлением вечерней прохлады в лесу становилось все оживлённее; звери выходили из своих дневных убежищ на кормёжку. В зарослях молодого сосняка на минуту показалась высокая комолая лосиха. Она спокойно глянула на людей и с лёгким шумом скрылась в густой зелени.
— Вот как отвечает дикое зверьё человеку на его доброе отношение — доверием, — сказал Пал Палыч, провожая взглядом лосиху… — И ведь самое пугливое льнёт к людям. Помните, в знойную бескормицу (сайгаки к нам на хутор из калмыцкой степи забрели? А уж на что пугливы.
—
— Веками, Вася, их запугивали охотники. Вот они и теперь не особенно доверяют человеку. Хотя, как знать! Дедушки Мазаи не перевелись ещё на свете…
Ночевали мы в сарае, на сеновале, в душистом люцерновом сене. Внизу, под нашими полатями, стояла кормушка для Орлика — породистого холёного коня Буденновского завода.
В лесу мы крепко наработались. Забравшись на сеновал, зарылись в сено и сейчас же уснули.
Перед утром стало совсем прохладно. Октябрь давал себя знать ночными заморозками. Холодок и разбудил нас. Но Пал Палыч, видно, уже давно не спал. Он приложил палец к губам и жестом пригласил нас посмотреть на что-то интересное внизу.
Мы свесили головы и едва не ахнуЛи от удивления. Рядом с Орликом мирно кормился целый выводок зайцев. Ни они на Орлика, ни Орлик на них не обращали никакого внимания. Рассыпанного на полу сарая овса и сена с лихвой хватало и на зайцев. Привычно и без опаски они подбирали стебельки люцерны, подхватывали своей заячьей губой зёрна овса.
Уже совсем рассвело, когда в сарай зашёл наш добрый приятель конюх Степан. Старый он был уже и тогда. Старый и очень мирный. Наверное, потому и зайцы его не боялись. Скорее всего, они считали дядю Стёпу такой же частью природы, как и Орлик, и дерево в лесу, и камень на дороге—чем-то таким, что вреда им не сделает.
А мы, свесившись с полатей и не поднимая шума, ждали, что же будет дальше.
— О, косые обжоры! Все пасётесь. Совсем вы моего коня объели. Ну, марш до лесу! — беззлобно разговаривал Степан с ушастыми гостями.
Зайцы неохотно отрывались от своего дела. Они торопливо дожёвывали аппетитные травинки, но все-таки понимали, что час их кончился и пора отправляться восвояси. Один за другим русаки прошмыгнули в распахнутую настежь дверь и ускакали, как напутствовал их Степан, «до лесу».
— Здрасьте, дядя Стёпа, — заговорил наконец Коля. — А Вася говорит, зайцы трусливые. Чего же они вас не боятся?
— А чо им меня бояться. Мы с ними сызмальства вместе в лесу живём. Кумовья!
— Кумовья! —подмигнул нам Николай.
— А как ты думаешь! Породнились. Вот и не боятся, раз мы родичи.
Искоса поглядывая на дядю Стёпу и едва сдерживая смех, Коля громким шёпотом поделился с нами неожиданным открытием:
— Дядя-то Стёпа сам на зайца похож. Вы смотрите, смотрите!
И в самом деле: развязанные, но вздёрнутые кверху уши его шапки–ушанки чем-то напоминали заячьи. И от этого сам дядя Стёпа стал похож на большого зайца. Но это сходство его нимало не тревожило. Уверенно и сноровисто готовил он своего Орлика к дневной работе.
—
Давай, брат, запрягайся. Сено пойдём возить. Небось, любишь сенцо-то? Да и зайчишек угостишь, дружков-то своих косых.Орлик вскинул голову и энергично стряхнул ночную дрёму всей своей золотисто–рыжей шкурой.
— Балуй! — ласково прикрикнул на коня дядя Стёпа и похлопал его по сытому чистому крупу.
В лесу начиналось рабочее утро. Погожих дней оставалось немного. Отдохнуть можно будет и зимой…
В ЗИМНЕМ ЛЕСУ
Зимний лес только кажется безжизненным и безмолвным. На самом деле и зимой он живёт большой и трудной жизнью, полной своих маленьких трагедий и радостей…
Я часто думаю, как сложились бы наши характеры, если бы не Пал Палыч. Ведь вполне могло случиться, что нашим классным руководителем могла стать Маргарита Арнольдовна — наша историчка. Девчонкой её вывезли из блокадного Ленинграда в наши степи. Родители её умерли с голоду. После войны Маргарите Арнольдовне тяжело было возвращаться на родину, и она навсегда поселилась у нас, стала нашей учительницей. По–своему она тоже любила нас и всегда страшно боялась, что мы простудимся, сломаем ногу, заблудимся в лесу или что нас съедят волки.
— Дети! Маныч ещё холодный. Ради бога, не купайтесь.
— Не ходите по тёмным балкам… Мало ли что!
— Не дальше дубравы. Заблудитесь. Наплачутся матери.
В ответ на это Наташа нацепляла лыжи и одна — какой ужас для Маргариты Арнольдовны! — отправлялась в лютую стужу в самые тёмные уголки леса посмотреть, не бедствуют ли там птицы.
В один из таких походов Наташа подобрала в дубраве окоченевшую синичку.
На улице хутора мы обступили Наташу — в её тёплой рукавичке притихла живая ещё птаха — и горячо обсуждали, что с ней делать?
— А чего делать? — сказал Вася. — Понесём Пал Палычу.
Пал Палыч сам открыл дверь и пригласил в комнаты. Наташа осторожно вытряхнула из рукавички на письменный стол притихшую синицу. Пал Палыч сразу понял, в чем дело, горестно вздохнул и ничего не сказал. Да и что скажешь?! Наверное, и десятой доли синиц не доживает до весенних дней!
А синичка вдруг вспорхнула со стола и взлетела на край книжного шкафа.
— Ну, вот и ладно, — обрадовался Пал Палыч. — Пусть пока у меня поживёт. А потеплеет немного — выпустим её на волю. Не пропадёт.
— А как же другие? — не обрадовалась, а скорее, огорчилась Наташа. — Их там много. Замёрзнут же.
— Тоже верно, — живо согласился Пал Палыч. —Придётся помочь им перезимовать. Помните, как они хоронились от холода то в Сорокиной гнезде, то у нас в печной трубе?
Тут же решили мы устроить в лесу побольше кормушек и всяких укрытий для ночёвок мелким лесным птахам. Александр Васильевич нашу затею одобрил, и в первое же воскресенье мы отправились в лес с кормушками и птичьими спальнями самых разнообразных конструкций. Александр Васильевич сказал, что тут все годится: старые валенки, рукава от телогреек, ящики с неширокими щелями. Птицы найдут, как забиться на ночь в тёплые места, было бы только куда забиться.