Белки в Центральном парке по понедельникам грустят

— Каково, а? Что скажешь?

Девочка улыбалась, но помалкивала.

На следующий день Гортензия нарисовала пару очков психоделического вида и назвала модель «Барселонита».

Как-то вечером Зоэ позвонила и заголосила в трубку:

— Дю Геклена вырвало, что мне делать?

— Спроси у мамы. Я тебе что, ветеринар? И вообще, почему ты в такое время не спишь?

— Мамы нет. Она два дня как уехала в Лондон. Сказала, что едет швыряться камешками… Тебе не кажется, что она в последнее время какая-то странная?

— И ты одна дома?

— Нет, у нас Ширли. Но ее сейчас нет. Она приехала на неделю с Оливером просто в Париж. Но когда мама уехала в Лондон, она попросила Ширли пожить у нас, чтобы не оставлять меня одну.

— А, так Ширли в Париже…

— Ага. И она очень веселая, потому что Гэри ей позвонил. Они уже несколько месяцев не разговаривали! И сейчас она вся цветет. Так смешно, она теперь ест пиццу и мороженое…

— А тебя она тоже кормит пиццей и мороженым?

— Я же тебе говорю — она прямо летает!.. Кстати, она рассказала Гэри, что ты сейчас в Нью-Йорке. Гортензия, позвони ему обязательно! А то ведь если не позвонишь, это же кошмар, он подумает, что ты его не любишь!

— Зоэ, рыбка, ты можешь на секунду расслабиться, нет? Временами, прости, ты меня задалбываешь.

— Ну просто я хочу, чтобы вы были вместе. Тогда будет «Гаэтан и Зоэ» и «Гэри и Гортензия». Смотри, они оба начинаются с буквы Г. Это символично!

— Хватит! Хватит! А то я тебя просто задушу!

— Фигушки, не дотянешься. Так что я могу говорить что хочу. Слушай, как ты думаешь, мама к Филиппу поехала бросать камешки?

На следующий день Гортензию в офисе ждал Фрэнк Кук. Он повез ее по магазинам «Банана Репаблик», чтобы она высказала свое мнение по поводу витрин, расположения товаров и общей обстановки. Гортензия забралась в большой лимузин с кондиционером и предупредила:

— Знаете, я в этом ничего не смыслю…

— Возможно, но у вас есть чутье и интересные мысли… Мне нужен взгляд со стороны. А вы работали в «Харродсе». Я навел справки, ваши витрины были выше всяких похвал. Если не ошибаюсь, вы взяли за центральную тему деталь и проиллюстрировали ее разными образами… Мне бы хотелось, чтобы здесь вы сделали то же самое.

— Но тогда у меня было полно времени, чтобы все обдумать, а тут вы хотите сразу…

— Я не требую от вас отчета. Просто сиюминутное впечатление.

Они объехали все магазины. Гортензия высказывала свои соображения. Потом они остановились выпить кофе, Фрэнк Кук внимательно ее выслушал и отвез обратно на работу.

— Ну? — с любопытством спросила Сильвана. — Что он тебе сказал?

— Ничего. Ничего он мне не сказал. Он просто слушал. Мы везде поездили, и я сказала ему, что думаю. Все эти магазины какие-то заплесневелые! Нет жизни, нет движения, входишь как в музей. Продавщицы как восковые куклы, такие все из себя правильные… К ним подойти боишься. Вещи все висят на вешалках, футболки и свитеры сложены в стопочки, пиджаки в ряд… Надо все это перетрясти! Чтобы у людей был покупательский зуд. Надо предложить им готовые комбинации, добавить чертовщинки, такой, знаешь, сумасшедшинки, ровно столько, чтобы у них разыгралось воображение. Американки обожают, чтобы их одевали с головы до ног. В Европе девушки, наоборот, сами создают себе имидж, а здесь все хотят быть как подружка или начальница. В Европе любят выделяться. Здесь любят соответствовать…

— Ну ты даешь! — присвистнула Сильвана. — И откуда у тебя все эти идеи?

— Не знаю. Но знаю, что теперь я буду запрашивать больше. То, что я ему сегодня сказала, стоит будь здоров!

Как-то в воскресенье утром Гортензия пошла гулять в Центральный парк.

Погода была прекрасная, на лужайках всюду расстелены пледы. Люди болтали по телефону, ели арбузы, играли на компьютере… Влюбленные сидели спина к спине. Девушки подпиливали ногти и говорили о работе. Одна закатала джинсы до колен и одновременно качала пресс и красила себе ногти на ногах. Дети играли в бейсбол или просто гоняли мяч. У одного была футболка с надписью: «Продаются родители. Состояние — подержанные». Подальше несколько человек, все в белом, в белых панамах, играли в кегли: они катали по ровному газону темные деревянные шары и негромко переговаривались. Наклонялись за шаром плавным, изящным движением, а бросали мяч небрежно, едва ли не устало, словно ни с кем и не соревнуясь. «So british!» — восхитилась про себя Гортензия этой непринужденной элегантностью.

И подумала о Гэри. Не решаясь себе признаться, она искала глазами серый дощатый мостик и дорожку, усыпанную белым гравием.

Когда солнце над парком стало клониться вниз, она пошла домой, приняла душ, заказала по телефону суши и поставила на DVD-проигрыватель сериал «Безумцы». Оставалось досмотреть третий сезон. Гортензии очень нравился Дон Дрейпер. Он тоже был so british.

Она выключила телевизор в три часа ночи.

«Где же, черт побери, — подумала она, — этот дощатый мостик?..»

Среди ночи позвонила Зоэ.

— Это опять ты?

— Это очень серьезно. Звонила мама. Они с Филиппом в какой-то церкви. Она пела от радости! Она сказала, что очень-очень счастлива и хочет мне сказать первой. Как ты думаешь, они теперь поженятся?

— Зоэ! Ты знаешь, который час? Тут шесть утра!

— Ой! Я неправильно подсчитала.

— Я спала!!!

— Слушай, Гортензия, но почему она звонит из церкви?

— Мне плевать, Зоэ! Какая разница? Не мешай мне спать, мне завтра на работу!

— Я пишу новую книгу, — сказала Жозефина. Они сидели с Филиппом в обнимку под большим платаном на лужайке у церкви.

— Можешь писать ее здесь.

— А Зоэ?

— Она будет ходить во французскую школу.

— У нее есть мальчик.

— Я ей куплю проездной на «Евростар», будет ездить к нему когда захочет. Он тоже может к нам приезжать.

— А Дю Геклен?

— Дю Геклена будем выгуливать здесь в парке. Знаешь, какие в Лондоне красивые парки!

— А университет? Не могу же я вот так все бросить…

— Жозефина, от Лондона до Парижа два часа на поезде! Тоже мне! Прекрати на все говорить нет. Скажи да.

Она запрокинула голову и поцеловала его. Он сжал ее крепче.

— Много у тебя еще контраргументов?

— Нет, ну просто…

— Хочешь остаться на склоне лет в гордом одиночестве?

— Нет.

— Что ты будешь делать одна? Ты же говорила, что жизнь как вальс и надо танцевать, когда приглашают. — Филипп уткнулся лицом ей в волосы. — А вальс танцуют в паре.

— Верно.

— Так давай танцевать вместе, Жозефина. Мы и так уже слишком долго тянули.

Раз вечером, в начале августа, Гортензия вернулась с работы домой. Джулиан приглашал ее поужинать, он хотел прочесть ей свой новый рассказ. Но Гортензию не занимала история о девушке, которая так настрадалась в детстве, что теперь убивала всех своих любовников столовым ножом. И она вежливо отказалась.

Было очень жарко, 88° по Фаренгейту, и девяносто девять процентов влажности. Гортензия решила было дойти пешком, но не прошла и трех улиц, как сдалась и подозвала такси. Дома она приняла душ и улеглась на белом диване со стаканом лимонного сока с медом и со льдом. Она раскрыла альбом Матисса и собиралась поизучать цветовую гамму. На следующее лето она подумывала нарисовать коллекцию «Фруктовый салат».