Белла чао (1943)

И лежали мы в бинтах и катетерах после хирургии, а над нами чуть не плакали Альбина с Живкой, которым досталось ухаживать за малоподвижными. А это ведь не только с ложечки кормить, это и утку подставлять, и протирать горячей водой и полотенцем все тело, и переворачивать каждые два часа… Я об одном мечтал — побыстрее вылечится, чтобы делать все самому.

Как отошел наркоз, снова насел на Ромео — учи итальянскому! Учи, или мы скиснем! Началась долбежка, мало-помалу оживились и остальные, дело пошло если не быстро, то как минимум верно.

— Я бы не рекомендовал, друже, разговаривать сейчас, лучше завтра, — голос Папо за дверью звучал ровно и привычно.

— Боюсь, это необходимо.

Кто тут Ромео, Милован распознал не сразу — рожи у нас и побиты, и перевязаны, и схуднули и вообще в гроб краше кладут. У Небоша, вон, только шнобель из бинтов торчит, обжег все лицо, до последнего лежал в засаде, когда вокруг уже полыхала трава и горела накидка.

Оглядел нас Джилас, вычислил Ромео, поправил свой белый халат и присел рядом его койкой. Потом вдруг обернулся и уставился на меня, и зуб даю, брови у него дернулись вверх. Но ничего, справился, и пошло-поехало:

— Коминтерн распущен, ты переходишь в распоряжение ЦК компартии Югославии.

— С чего вдруг? — слабо запротестовал Ромео. — Я член итальянской партии.

— Распоряжение Димитрова.

— Распущен, значит, — Ромео слегка повернул голову, чтобы увидеть меня. — А еще что делается?

— Города освобождаем, авиабазу строим, — взъерошил шевелюру Милован.

— Ух ты, — поднялся я на локте, — а где?

— Рядом с Ливно.

Ну да, логично, там же Ливаньское поле, им еще в мою первую Боснию местные хвастались. Горы, горы, горы и вдруг — фигакс! крупнейшая в мире карстовая равнина, шестьдесят километров в длину, шесть в ширину.

— А зенитные орудия есть?

— Пока нету, — посмурнел Джилас.

— Хреновенько, цель большая, Люфтваффе не промахнется.

— Не каркай!

Да я бы и рад, для мирного аэродрома место идеальное, летчикам не надо среди скал на посадку заходить, но у нас тут война, на минуточку. А там ни лесов, ни других естественных укрытий! И помнится мне, партизан несколько раз подлавливали: грузят в самолеты союзников раненых или делегацию на переговоры, а тут налет и бомбы ровным слоем.

— Ну хоть пулеметы крупнокалиберные поставьте.

— Так их сперва добыть надо. Ты лучше скажи, как состояние, как настроение? — переменил тему Милован.

— Да все как обычно. Поиск, засада — в госпиталь! Поиск, налет — в госпиталь! Романтика!

Хотел я выспросить у Джиласа поподробнее про обстановку, но Альбина выгнала посетителя и даже халат не помог. Процедуры и перевязки, переворачивание с боку на бок. Но про события в мире нам комиссар госпиталя на политинформации рассказал — русские сдерживают летнее наступление немцев, Иран объявил войну Германии, хорваты сдают позиции, а партизаны, наоборот, расширяют свободные территории.

Дня через два, когда мы старательно долбили итальянские числительные, в коридоре возникло некое движение и перед нами возник Арсо с одним из своих замов. Поздоровался, откашлялся, взял поданный листок и командным голосом зачитал приказ Верховного штаба о награждениях.

Первым в списке шел Бранко и награда ему досталась самая высокая, звание Народного героя. Будут теперь у него и свои школы, и свои улицы и, может, свой завод или артиллерийская часть. Только самого Бранко не будет.

Всем остальным досталась «Партизанская звезда» — мне, Ромео и Небошу первой степени, Марко, Глише и отсутствующему Демоне второй, а остальным третьей. И нет бы радоваться, но ворочалась в голове противная мыслишка, что от нас откупаются, уж больно щедро ордена насыпали, всем досталось.

Ладно, это я пообещал себе выяснить, а пока ухватил Арсо и нажаловался ему на провал с ПВО на «авиабазе». Он хоть и сухопутчик, но военную академию кончал и сразу просек, что без прикрытия от налетов может выйти хуже, чем без авиабазы. Дернул помощника, почесали они затылки и постановили изъять из бригад-дивизий итальянские тяжелые пулеметы «Бреда-31», где они почти не использовались из-за проблем с нестандартным калибром. Если же их собрать в кучу, поставить на зенитные станки, то и снабжать легче, и хоть какое прикрытие с воздуха получится.

А вот Ранкович вообще делал вид, что нас нету, словно тоже не ждал увидеть живыми. Как только я смог ходить, поперся к нему, типа узнать, как там обмен Лёра, эту почетную задачу повесили на него и Велебита, неоднократного участника переговоров.

— Сколько? — от такого нахальства даже я глаза выпучил.

— Пятьсот человек, — скромно потупил глаза Лека.

— Не многовато?

— Именно, пусть уговорят нас на триста.

То есть за одного генерал-полковника, пусть и командующего на всех Балканах, Верховный штаб потребовал освободить полтысячи пленных и сидельцев Ясеноваца.

— Плохо, что с усташами никогда не ясно, жив человек или нет, темнят, — посетовал Ранкович. — Да и вернуть могут в таком состоянии, что душа в теле на одном честном слове держится.

Ну да, а формально все честно — выдали по списку, получите и распишитесь, а что запытан до полусмерти, так это не оговаривалось

— Ладно, ты мне вот что скажи, Лёр ведь с самого начала под твоим крылом?

— Угу, — хмуро буркнул Лека. — Тот еще головняк, все время жду, что его попытаются отбить.

— Ну, это целую войсковую операцию затевать надо, — потер я ноющую рану. — А не знаешь, куда его пистолет делся?

— Тебе зачем? — подозрительно прищурил глаза Рануович.

— Как это? Лёр его мне отдал, а что с бою взято, то свято!

И как Лека не ерзал, я выудил из него, что понтовый люгер достался орлу нашему Иосипу Францевичу. Я бы и сам, скорее всего, подарил этот ствол кому из Верховного штаба, но вот что таким трофеем распорядились без меня… В общем, завиноватил Ранковича и дожал: играли нас в темную, и немецкая спецгруппа оказалась в том районе совсем не случайно, вот только они не знали еще, на кого охотятся. Британцы требовали от НОАЮ срочно-срочно провести акцию против Лёра и против командующего 2-й итальянской армией Марио Роботти (его без затей грохнули словенские партизаны), и почти одновременно греки из ЭЛАС, тоже с подачи англичан, ликвидировали генерала Карло Веккьярелли, стоявшего во главе 11-й армии.

И на следующий день в Риме заговорщики отстранили Муссолини от власти. Так что Ранкович удивлялся даже не точности моего «прогноза», а действиям союзничков, наверняка знавших в деталях о подготовке путча и о точной дате.

И потому Лека твердо поверил в грядущее перемирие Италии с англо-американцами и готовился вместе с Арсо изо всех сил. Готовились и греки с албанцами, которым довели эту информацию, ЭЛАС даже начала предварительные переговоры с мелкими гарнизонами о сдаче. Но джентльмены из Каира вышли на части 11-й армии напрямую и потребовали сдачи не коммунистам ЭЛАС, а впятеро меньшим силам монархистов из ЭДЕС, своего рода греческим четникам.