Белларион (др. изд.)
Шрифт:
Беллариона отвели в подземелье и оставили в крохотной камере, тускло освещавшейся через узкое зарешеченное отверстие около самого потолка. В камере было холодно и сыро и стоял неприятный запах плесени. Он провел там не менее двух часов, замерзая и страдая от голода — в тот день он ничего не ел с самого утра, — прежде чем герцог соизволил лично явиться к нему. Его высочество сопровождали мессер Лонате и четверо слуг в кожаных одеждах, одним из которых был Скуарча. На герцоге была длинная, доходящая до пола красно-белая мантия, перехваченная в талии прекрасной работы золотым кованым поясом, усеянным крупными рубинами. Одна нога герцога была затянута в белый чулок, другая —
— Ну, плут, ты будешь говорить? Какую магию ты применял?
— Ваше высочество, я не пользовался никакой магией.
Герцог улыбнулся.
— Друг мой, тебе надо немного попоститься, чтобы прийти в нужное расположение духа. Ты когда-нибудь слышал о наказании под названием «Великий Пост»? Это мое собственное изобретение. Оно длится сорок дней и лишь чуть более строгое, чем обычное лощение, но действует на упрямцев чрезвычайно благотворно и учит их такому презрению к жизни, что они, как правило, рады умереть. Готов поклясться, тебе придется пожалеть, что ты убил моих собак, а не они загрызли тебя.
Герцог повернулся к Скуарче.
— Взять его! — бросил он ему.
Беллариона потащили в соседнюю камеру, больших размеров, в центре которой стояло какое-то приспособление высотой со стол, состоящее из двух продолговатых деревянных рам, вставленных одна в другую и соединенных гигантскими деревянными винтами. С внутренней рамы к полу свисали крепкие ремни.
— Разденьте негодяя, — распорядился герцог.
Не тратя времени на расстегивание пуговиц, двое слуг разорвали тунику Беллариона и обнажили его до пояса. Стоявший чуть в стороне Скуарча замер, охваченный суеверным страхом, каждую секунду ожидая вмешательства извне.
И оно не заставило себя долго ждать. Тяжелая, окованная железом дверь в камеру тихонько отворилась за спиной герцога, и на пороге появился ладно скроенный мужчина, властный и уверенный в себе. Ему было под пятьдесят, но, глядя на его загорелое, чисто выбритое лицо, темные живые глаза и густые рыжеватые волосы ему было бы трудно дать более сорока лет. На нем была темно-красная, отороченная по краям мехом бархатная мантия, накинутая на богато расшитую золотом темно-фиолетовую тунику с рукавами бордового цвета и туфли с золотыми застежками.
Секунду он молча глядел на происходящее, а затем приятным звонким голосом, в котором, однако, чуткое ухо уловило бы оттенок сарказма, произнес:
— Какой вы гадостью заняты, ваше высочество?
Слуги испуганно замерли на своих местах, а герцог резко повернулся, словно его огрели кнутом.
— Кто звал вас сюда? — напустился он на вошедшего.
— Мой долг правителя привел меня, чтобы проверить…
— Вы управляете Миланом, но не мной, — не дал закончить ему герцог, и в его интонациях звучала плохо скрытая ярость. — И вы делаете это по моей воле. Я здесь хозяин. Я — герцог. Постарайтесь не забывать об этом.
— Вероятно, я забыл. Но, быть может, это к лучшему? — ровным, чуть насмешливым тоном ответил наместник. — И кроме того, меня позвало сюда чувство отцовского долга, не менее сильное, чем всякое другое. Я слышал, что пленник, над которым вы решили позабавиться, объявил меня своим отцом.
— Вы слышали это? Но от кого?! — с угрозой в голосе воскликнул герцог.
— Разве все упомнишь? Во дворце ведь полно сплетников. Впрочем, это не имеет значения. Мне хотелось
бы знать, было ли известно вам об этом или нет?Последние слова прозвучали неожиданно сурово и требовательно. Так разговаривать мог только хозяин, человек, держащий в руке плетку. После этого не могло остаться сомнений, что весь гнев и все угрозы молодого герцога являлись лишь отчаянной попыткой самообороны.
— Клянусь костями святого Амброджо! Разве вам не сказали, что он убил трех моих собак и околдовал остальных?
— Он, вероятно, околдовал и вас, синьор герцог. Трудно иначе объяснить ваше обхождение с ним после того, как вы узнали, чьим сыном он назвался.
— Разве это не мое право? Разве я не повелитель жизни и смерти в своих владениях!
Темные глаза Фачино Кане угрожающе сверкнули.
— Вы… — начал было он, но осекся и повелительно махнул рукой Скуарче. — Убирайся — и твои шакалы — тоже.
— Их ждет тут дело, — напомнил ему герцог.
— Считайте его уже законченным.
— О Боже! Да вы наглеете с каждым днем, Фачино.
— Ваше мнение может измениться, когда они уйдут, — Фачино сурово взглянул в блеклые, навыкате глаза герцога, и тот, не выдержав взгляда, опустил голову.
— Убирайтесь вон, вы слышали! — угрюмо бросил он слугам, признавая свое поражение.
Дождавшись, когда они ушли, Фачино обратился к герцогу со словами увещевания:
— Ваше высочество придает чересчур большое значение всему, что связано с его собаками. И развлечения, которые вы себе позволяете с ними, столь же отвратительны, сколь опасны. Я уже предупреждал ваше высочество и сделаю это еще раз: остерегайтесь, как бы вашу глотку не перегрызли в самом Милане.
— Мне? В Милане? — чуть не задохнулся от изумления герцог.
— Именно вам, возомнившему себя повелителем жизни и смерти. Не забывайте: герцог Миланский отнюдь не то же самое, что Господь Бог. — Затем он несколько сбавил тон: — Я слышал, вы охотились сегодня за Франческо да Пустерлой.
— А этот плут, назвавший себя вашим сыном, пытался спасти его и убил трех моих лучших псов.
— Он пытался оказать вам услугу, синьор герцог. Для вас было бы лучше, если бы Пустерла улизнул. Вы можете чувствовать себя в относительной безопасности, устраивая охоту на воров, убийц и насильников либо гоняясь за бедолагами, виновными только в своей нищете. Но, спуская собак на сына знаменитого синьора, вы ходите по краю пропасти.
— Да неужели? Мои гончие не знали отдыха, пока Пустерла был жив. Я никогда не забуду, что моя мать умерла в Монце, где кастеляном note 59 был Пустерла. Ходят слухи, что именно он отравил ее.
Фачино многозначительно посмотрел на герцога, и краска гнева сошла с лица последнего.
— Черт побери… — начал было он, но Фачино не дал ему закончить.
— Юноше, убившему ваших собак, ничего не было известно об этом. Я уверен, что он даже не предполагал, кто возглавляет эту жуткую охоту. Он видел только, как человека травили собаками. Клянусь вам, синьор герцог, на его месте я поступил бы точно так же, и дай Бог, чтобы у меня хватило мужества совершить столь благородный поступок. Кроме того, он сказал вам, что его имя — Кане, — тут в его голосе появились стальные нотки. — Раз уж вам так нравится, ваше высочество, рискните поохотиться за Пустерлой, но не смейте травить Кане, не предупредив сперва об этом меня.
Note59
Кастелян — здесь: управляющий замком