Беллмен и Блэк, или Незнакомец в черном
Шрифт:
Сделав набросок, Дора сразу переворачивала страницу, явно собой недовольная.
– Погоди-ка. – Он задержал ее руку. – Что это у тебя?
– Грач. Он часто прилетает к нам в сад, и я слежу за ним из окна.
Чарльз придвинул к себе альбом. Недочеты были налицо. Никто не учил девочку правильно держать карандаш, и она слишком сильно нажимала на бумагу. Ее попытки изобразить перья выглядели наивными. У птицы отсутствовали глаза. Но характерные признаки семейства врановых были видны отчетливо. Лапа, вцепившаяся в ветку, угол между ногами и телом, необходимый для баланса, – все это было подхвачено верно. При всей неопытности художницы, ее рисунок был достаточно убедителен.
– Вот здесь неправильно, и здесь тоже, – говорила она, указывая кончиком
Чарльз тоже сознавал собственные ошибки и слабости. Включая самую главную – ту, которая сделала его изгоем, но доставила ему столько наслаждения, что он был не в силах ее проклинать. Среди прочих, не столь пагубных, ошибок была его попытка стать большим художником. Кто-то однажды сказал ему, что страстное желание что-либо сотворить уже само по себе свидетельствует о наличии таланта. Применительно к Чарльзу это правило не сработало. Художником он оказался никчемным. Да, он любил живопись и хорошо разбирался в искусстве, но его собственные творческие потуги приводили к самым жалким результатам, сколь бы страстным ни было желание. Он умел видеть окружающий мир глазами художника; он мог замыслить картину, в точности передающую то, что он видит; но воплотить этот замысел на холсте было ему не под силу. В лучшем случае он мог бы стать неплохим учителем. Но где это видано, чтобы состоятельный джентльмен обучал рисованию маленьких девочек? Это было бы просто смешно. Посему единственное, что ему оставалось, – это коллекционирование. Приобретая картины художников, более одаренных, чем он сам, Чарльз тем самым оказывал им материальную поддержку и давал стимул к дальнейшему созиданию. Так он и жил в одном шаге от своей мечты, уже смирившись с тем, что она недостижима.
Возможно, у Доры было то, чего не хватало ему самому. Она рисовала по наитию, не получая подсказок и наставлений, зато имела верный глаз и точную руку, не пасуя в растерянности перед чистым листом бумаги.
– Смотри. – Чарльз взял карандаш, показывая, как следует его держать. – Тогда ты можешь делать так… и так…
Она вернула себе карандаш и попробовала повторить его действия.
– Вот так, да?
– Теперь правильно.
И в этот самый момент, как будто призванный из ниоткуда своим изображением на бумаге, объявился грач. Снижался он довольно неуклюже, но приземление на лужайку выполнил эффектно. Чарльза позабавила и умилила внезапная перемена, произошедшая с девочкой: ее лицо сразу сделалось серьезным и сосредоточенным. Она безотрывно смотрела на птицу, которая что-то клевала в траве, ничуть не боясь находящихся рядом людей.
Дора не пыталась делать зарисовки с натуры, а только наблюдала. Но вот грач покончил с поисками, захлопал крыльями и взмыл в воздух. Только после этого она взялась за карандаш.
На чистом листе штрих за штрихом появлялся очередной грач. Чарльз заметил, что Дора уже приспособилась держать карандаш так, как он ей показывал; движения ее руки стали более свободными, а линии – более четкими и выверенными. Сделав все, что было в ее силах, она склонила голову набок, оценивая результат.
– Получилось лучше, правда? – сказала она, передавая ему рисунок. – Я всегда так рисую птиц: сначала смотрю долго-долго, а потом, когда птица уже улетит, в памяти остается картинка.
– Это очень хороший метод, – согласился Чарльз.
– Ты завтра уедешь в Италию?
– Да.
Она повернулась к Чарльзу и с минуту очень серьезно и внимательно вглядывалась в его лицо.
– Сохраняешь меня в памяти?
– Да, покуда ты не улетел. – Она тряхнула головой. – Ну вот, готово. Теперь картинка останется.
20
На следующее утро, за несколько часов до отъезда, Чарльз повидался с адвокатом своего отца.
– Я не намерен задерживаться в Англии, – первым делом сообщил Чарльз. – У меня остались дела и обязательства за границей.
Что касается управления фабрикой, то я заключил соглашение с Уильямом Беллменом.И он вручил собеседнику экземпляр составленного накануне документа. Адвокат начал внимательно читать. Дойдя до пункта о вознаграждении управляющего, он поднял руку и задумчиво погладил свою бороду.
– На редкость щедрое вознаграждение. – Он взглянул на Чарльза. – Хотя человек он толковый и даровитый. Будет обидно, если такого управляющего переманят конкуренты.
У Чарльза испуганно екнуло сердце. Такая мысль ему в голову не приходила.
Адвокат продолжил чтение.
– Прибыль пятьдесят на пятьдесят…
Он нахмурился.
– Что-то не так? – спросил Чарльз.
– Это необычно.
Чарльзу было трудно судить о таких вещах.
– И далее: ваш кузен намеревается вкладывать личные средства в развитие предприятия, при этом забирая себе всю дополнительную прибыль. Неординарный вариант…
Чарльз попытался представить, чем для него обернется уход Уильяма на другую фабрику.
– Он мой родственник. Полагаю, семейные связи также следует принять в расчет.
Он невольно улыбнулся про себя, подумав, что именно такой ответ дал бы его отец.
Адвокат на минуту задумался.
– Ваш покойный родитель был очень высокого мнения об Уильяме Беллмене, о чем можно судить хотя бы по условиям контракта, подписанного им при назначении Уильяма секретарем. Конечно, если вы пожелаете изменить порядок распределения прибыли, будет несложно добиться пересмотра вашего договора с мистером Беллменом. Насколько я понимаю, он был заключен слишком поспешно: вы только что прибыли в город после утомительного путешествия и к тому же еще не оправились от потрясения в связи с кончиной вашего отца. И если вы, поразмыслив, сочтете этот пункт договора неприемлемым, на мистера Беллмена можно будет оказать давление, чтобы…
Оказать давление? На Уильяма? Чарльз тотчас отверг эту мысль. Вопрос закрыт, и уже к трем часам дня ему надо быть в Оксфорде, где он заранее нанял экипаж, чтобы успеть к завтрашнему рейсу на континент.
– Этот договор меня полностью устраивает.
Уловив в голосе Чарльза новую нотку, адвокат удивленно вскинул глаза.
– Ну что ж… – только и промолвил он.
Стало быть, подписав договор, Чарльз получил то, что ему было нужно. И что бы под этим ни подразумевалось, Чарльз от полученного не откажется. Пусть так и будет. Тем более что адвокат отнюдь не горел желанием ввязываться в тяжбу с Уильямом Беллменом.
Позднее, вспоминая этот разговор, адвокат постарался убедить себя в том, что его решение соответствовало интересам клиента. «Дополнительные прибыли? Да много ли их наберется?» Он с сомнением покачал головой. Фабрика и так работала на пределе своих возможностей. Что еще можно было из нее выжать?
Когда выяснилось, что все готово к отъезду даже раньше намеченного срока, Чарльз решил отправляться немедленно. Коляска у крыльца – зачем тянуть время? Уезжая, он не испытывал никаких сожалений. Теперь его домом была Италия. Там сейчас находился человек, которого он любил. А здесь его ничто не держало – ни фабрика, ни старый семейный дом. Он был только рад от них отделаться. Хотя было как-то странно сознавать, что ему больше незачем сюда возвращаться.
Покидая Уиттингфорд, Чарльз проехал мимо коттеджа кузена. Он толком так и не пообщался с Уильямом. Зато убедился, что фабрика под надежным присмотром. А сам Уильям был под надежным присмотром Розы. В жизни Уильяма многое было достойно восхищения, однако Чарльз не смог бы жить такой жизнью – ни единого дня. За все время пребывания здесь у него выдался лишь один нежданно счастливый час – когда он в саду помогал своей двоюродной племяннице рисовать птиц. Внезапно он подумал – и эта мысль, как сочетание желаемого и абсолютно невозможного, явилась для него полнейшим откровением, – что он, Чарльз, мог бы быть отцом такой же девочки, как Дора, и так же учить ее рисованию, сидя в саду летним солнечным днем.