Беллмен и Блэк, или Незнакомец в черном

Он покинул холл и, направляясь по коридору вглубь здания, поздравил себя с успехом. Если Беллмен как следует развернется со своим проектом, можно будет считать сегодняшний день самым продуктивным в его, Энсона, карьере – и все это заняло от силы три четверти часа.

6

Сырым февральским днем Беллмен озирал свой земельный участок, над которым висели тяжелые низкие тучи. Находившиеся здесь прежде ветхие домишки были давно снесены, и сотни лопат уже выгрызли в лондонской земле огромный котлован. Сегодня рабочие не копали – из-за погоды. Дождевая вода дюйм за дюймом собиралась на дне котлована, и это озерцо было сплошь покрыто всплесками от новых капель, без устали сыпавших с небес. Мокрые волосы прилипли к черепу Беллмена, а его пальто потемнело, утратив свой изначальный цвет. Вода из луж просачивалась через швы его ботинок. Все люди и звери попрятались в укрытиях, так что Беллмен был здесь один – не считая грача на крыше соседнего дома, которому дождь был нипочем, и он с любопытством поглядывал на одинокого человека посреди строительной площадки.

Подобные дни, как правило, навевают уныние, но к Беллмену это не относилось. Кто-нибудь более склонный к поэтическим метафорам и фантазерству мог бы сравнить этот котлован с глубокой раной на теле земли, с могилой великана, с местом массового захоронения; однако Беллмен воспринимал мир иначе. Он видел здесь будущее – не огромную яму, а прекрасный дворец. Торговый центр нового типа, крупнейший в Лондоне магазин ритуальных товаров.

Он лучше кого бы то ни было представлял себе это строение, ибо оно являлось его детищем. И сейчас из насыщенного влагой воздуха перед его взором легко материализовался массивный пятиэтажный корпус, длиной вдвое больше своей высоты. Ряды симметричных окон заимствовали мерцание у потоков дождя, а туманная дымка волею Беллмена уплотнялась, образуя пилястры, увенчанные коринфскими капителями. Взгляд его формировал из воздуха карнизы, арки, импосты и архитравы с таким вниманием к каждой детали, словно это было не воображаемое, а самое настоящее здание. Этот взгляд измерил высоту окон первого этажа, протянувшихся от самого пола до потолка, скользнул по серебристо-черным фасциям и задержался на парадном крыльце. Несколько ступеней, двустворчатая дубовая дверь с обитым медью порогом, фигурный дверной молоток. Проем двери будет высотой в два человеческих роста. Широкий навес над крыльцом позволит посетителям в плохую погоду остановиться и стряхнуть капли с зонта, а колеблющимся или слишком взволнованным даст возможность постоять перед дверью, успокаиваясь и собираясь с духом.

Беллмен поднял взгляд к навесу и прищурился. Там, по верхнему краю, разместится надпись большими серебристыми буквами. Это будет название магазина. Он напряг зрение, но это место в двадцати футах над землей, строго по центру фасада, упорно отказывалось принимать четкие очертания, оставаясь размытым пятном в сыром воздухе.

Как же будет называться его фирма?

Этого Беллмен не знал.

Он не упустил из виду этот вопрос, отнюдь. На самом деле он обсуждал его с Кричлоу и другими компаньонами еще в первые встречи, но никто из галантерейщиков не пожелал внести свое имя в название. Выдав дочерей за обедневших провинциальных дворян, они рассчитывали увидеть внучек уже в среде титулованной аристократии, а для успеха этих планов им следовало скрыть происхождение своего богатства. Как известно, чистота золота возрастает по мере его удаления от всяческой трудовой деятельности. Желательно, чтобы состояние человека выглядело проистекающим из его благородных корней столь же естественно и спонтанно, как родниковая вода из недр земли.

– Нет, – заявили торговцы. – Пусть лучше фирма носит имя Беллмена.

Тогда почему он колебался? Его ничуть не смущала перспектива узреть на вывеске собственное имя. Мысль о завидной аристократической партии для Доры даже не приходила ему в голову. Скромность также не являлась сдерживающим фактором. Но было такое чувство, словно он что-то недодумал; и этот день – с туманной дымкой и проливным дождем, прервавшим работы на стройке, – не хуже любого другого дня подходил для окончательного решения вопроса.

И вот, созерцая мираж будущего магазина, Беллмен обратился мыслями к человеку в черном.

Стоит ли удивляться тому, что он так долго не касался этой темы? Уже более года он неустанно трудился над новым проектом. Его усилиями эта идея обрела финансовую поддержку, а потом и юридическое оформление. Последнее требовало долгих и сложных переговоров, растянувшихся на несколько месяцев, да и приобретение участка земли в Лондоне оказалось делом весьма хлопотным, а тут еще архитекторы упорно не желали следовать его указаниям – кончилось тем, что он собственноручно сделал эскизный проект; потом начались поиски подрядчиков, и снова переговоры, снова контракты… А сколько бессонных ночей он провел в раздумьях, находя выход из ситуаций, которые другим казались безвыходными! В этот период он нечасто, да и то лишь мельком, вспоминал о Блэке – и это вполне естественно. Беллмен был до предела загружен работой. Каждый его час с рассвета до заката был расписан на дни и недели вперед. Без передышек и пауз он перемещался от одной деловой встречи к другой, от вопроса к вопросу. Даже пищу он принимал либо в обществе нужных людей, либо с документами и блокнотом на обеденном столе. Второстепенные детали он обдумывал во время чистки зубов или утреннего одевания. Прием ванны был возможностью уединиться с более сложной задачей, чтобы решить ее в клубах пара и под плеск воды.

Когда он сталкивался с проблемой, которую не удавалось разложить по пунктам и четко классифицировать, Беллмен переводил ее в категорию «пустая трата времени». Одним из ключей к успеху он считал понимание разницы между в принципе решаемыми и безнадежно тупиковыми проблемами. Он заметил, что многие люди тратят значительную часть своего времени на беспокойство о таких вещах, которые они в любом случае не смогут изменить. А если бы они направили всю эту энергию на достижимые цели, насколько лучше стала бы их жизнь! Лично он старался концентрировать усилия там, где от них могла быть реальная отдача. Каждая его минута была занята активным преследованием той или иной выгоды, а поскольку по прошествии месяцев оставалось неясным, можно ли извлечь какую-то пользу из размышлений о Блэке, тот перекочевал в категорию «бесполезных» и надолго там застрял.

Но сейчас идея, подсказанная ему Блэком, была уже близка к осуществлению. Как только погода улучшится, здание пойдет в рост. В этой ситуации проблема Блэка начала выдвигаться на передний план. Беллмена особенно тревожило то, что он не мог отчетливо вспомнить обстоятельства их встречи на кладбище, при том что четкость и конкретность являлись необходимыми элементами деловых отношений. Чего ожидал от него этот Блэк? И чего Беллмен мог ожидать от Блэка? Он чувствовал себя обязанным, и это смущало его покой. Как ни крути, а ведь именно Блэк разглядел блестящую перспективу и поделился идеей с Беллменом, а посему имел полное право на вознаграждение. Так о чем же они договорились той ночью?

Беллмен закрыл глаза и постарался вспомнить.

– Процентная доля… – бормотал он. – Совместное владение… Дивиденды…

В этих словах он надеялся уловить отклик из прошлого, какой-то намек на содержание их беседы, на сделку, которую они, возможно, заключили. Однако отклика не было.

Тогда оставалось только одно. Он имел возможность показать Блэку, что о нем не забыли. Одновременно это станет для Блэка приглашением объявиться (не суть важно откуда) и востребовать свою долю. Таким способом Беллмен засвидетельствует – разумеется, не перед судом, в чем не было нужды, – что он не посягает на ту часть бизнеса, которая по праву принадлежит Блэку.

Он назовет фирму «Беллмен и Блэк».

Открыв глаза перед туманным миражом здания, он отыскал то место, где навес выступал над парадным крыльцом, и его воображение поместило туда сдвоенную букву «Б».

То, что надо!

– Эй!

Громкий крик ворвался в размышления Беллмена. Он успел уже основательно удалиться от реальности, и момент возврата порядком затянулся. Когда пять этажей из камня и стекла наконец растаяли в проливном дожде, он с изумлением обнаружил себя стоящим на краю огромного провала в земле. А когда из провала выползло существо, скользкое от воды и грязи, Беллмен попятился и чуть было не вскрикнул от неожиданности.

– Взгляните на это! – громко объявило существо, тем самым продемонстрировав свою принадлежность к человеческому племени.

Человек выпрямился и протянул Беллмену нечто похожее на облепленный грязью булыжник. Произношение его было правильным, как у выпускника частной школы или университета, однако внешность и манеры казались более чем странными. В первую минуту Беллмен принял его за помешанного, но потом усомнился: человек стоял на месте спокойно, а огонек в его глазах был порожден скорее энтузиазмом, нежели безумием. Беллмен взглянул на то, что он держал в руке.

– Камень как камень.

– Тут вы ошибаетесь!

Человек удалил часть грязи со своей находки.

– Видите следы резца? Над ним кто-то потрудился.

Приглядевшись, Уильям действительно заметил на камне следы, которые вряд ли имели естественное происхождение.

– И что с того?

– Он не был высечен из бесформенного куска. Камень изначально имел определенную форму, подсказавшую ваятелю замысел, и он лишь дополнил сходство. Видите эту выбоину, подразумевающую глаз?

И человек пустился в рассуждения. Как выяснилось, он побывал в Египте и называл себя археологом («Я раскапываю прошлое», – пояснил он). Домой, в Лондон, он вернулся несколько месяцев назад, а теперь уже снова собирался в Египет.