Белое пальто в клетку
Шрифт:
– А как с деньгами?
– Похоже, наше предположение, что они в камере хранения, подтверждается.
– Ловкая особа,- констатировал Герсон.- Номера записал, это я быстро проверю, а не стоит ли заняться поисками Кароля? До тринадцати часов я, пожалуй, успею.
Выдма что-то обдумывал про себя.
– Согласен. Будешь проходить мимо канцелярии, скажи, чтобы прислали этого вахтера из заводской охраны, и попроси Бурого вести протокол.
– Давайте еще раз повторим все сначала,- попросил Выдма, продолжая допрос.- Расскажите, как было с Белецким? Он вошел точно в двадцать два часа десять минут… И потом?
– Панове…-
– Возможно, и больше, пан Лабусь, пока не вспомните все детали. Один раз вы сказали, что Белецкий задержался на несколько секунд, а потом не секунд, а минут,
а Герман вначале разговаривал с вами стоя, а потом на минуту присел… А на самом деле как было?
– Неужто так это важно?! Вы все время ловите меня на слове. Не может же человек все сразу точно припомнить, как бы вам хотелось.
– Ну, вот видите. Поскольку любая мелочь очень для нас важна, и приходится все начинать сначала. Я тоже сыт вашими объяснениями по горло, но мы не сможем закончить, пока вы не перестанете выкручиваться.
– Да не выкручиваюсь я, провалиться мне на этом месте!
– вахтер стукнул себя в грудь.
– Тем лучше, я ведь все равно вытяну из вас всю правду, так что будем сидеть здесь до рассвета. Кое-что я уже начал понимать, в случае .чего смогу вам помочь! Итак, прошу вас, все сначала. Белецкий проходит через проходную ровно в двадцать два десять, так?
– Да, точно в это время.
– И дальше? Рассказывайте.
Вахтер покрутил головой и принялся повторять свои показания:
– Белецкий сказал мне: «Пан Лабусь, я уже закончил свои дела, а вы, значит, будете сидеть здесь до утра». Он приостановился и посмотрел на стенные часы. Тогда и я посмотрел, потому и помню точно, сколько было времени.
– В каком месте стоял Белецкий?
– Остановился возле стола, который стоит в проходной как раз под часами.
– Что вы делали в это время? Стояли, ходили по комнате? Продолжайте…
– Сидел за столом и ужинал, еду принес с собой, жена всегда готовит и дает мне в котелке, когда заступаю в ночную смену, я привык поздно ужинать.
– Ну, и что же вам жена приготовила па ужин?
– Я уже вам говорил, гороховый суп и хлеб. Когда Белецкий вошел, я как раз сидел за столом и ел.
– А котелок, какой? Солдатский?
– Солдатский, двойной. Когда надо - на два блюда. В тот раз во второе отделение жена положила хлеб.
– Давайте вернемся к Белецкому. Что потом?
– Остановился, видит, что я ем, сказал: «Приятного аппетита, пан Лабусь, я уже закончил своп дела, а вам сидеть здесь до утра…» Посмотрел на часы, тогда и я поднял голову и посмотрел, сколько времени. Потом Белецкий спрашивает: «Вкусный суп? Жена, наверное, на корейке сварила?» Я ответил, что вроде ничего себе, вкусный… Тогда он говорит: «Вы на ночь не наедайтесь, а то спать захочется!» Я не успел ему на это ничего сказать, потому что он рассмеялся, этим своим смехом, будто ворота заскрипели, и ушел.
– Кто-нибудь еще был в проходной, кроме вас?
– Нет, я и Белецкий…
Вахтер умолк и настороженно посмотрел на Выдму.
– Что вы замолчали, продолжайте. Значит, Белецкий ушел, а дальше…
– А дальше ничего не происходило. Я заканчивал, есть, и тут в проходную вошел Герман. Он заместитель начальника охраны и должен проверять посты. Я убирал
котелок, когда он вошел, осмотрелся и спросил: «Как у тебя? Спокойно?» Я сказал, что спокойно, да и что могло быть?Тогда он предупредил, чтобы я был начеку, потому что в сейфе остались деньги. Но об этом я знал и без него, вот и ответил, что понимаю, как надо нести службу.
– Как вы разговаривали? Стоя?
– Нет, Герман присел, и мы закурили.
– И долго он сидел? Когда ушел?
– Как кончили курить. Повторил еще раз, чтобы не заснул, и ушел.
– Кто кого угощал сигаретами? Он вас или вы его?
– Точно не помню,- задумался вахтер,- кажется, он…
– Что вы делали, когда Герман ушел?
– Как обычно, что на посту можно делать? Прошелся по помещению, выглянул на улицу, потом в другую дверь вышел во двор. Все было тихо, спокойно, сел, немного почитал газету. Я человек, привыкший к такой работе, не замечаю, как тянется время, когда дел никаких нет. Так просидел до самого утра, и тут утром началась вся эта кутерьма.
Выдма не отводил глаз от лица вахтера:
– И это все?
– Л что еще может быть? Рассказал все как на исповеди.
– Неплохо вы исповедуетесь, пан Лабусь. О грехах, значит, умалчиваете?
– Я? Умалчиваю? Надо же такое сказать,- искренне возмутился вахтер.
– Да. Никак не хотите признаваться, что после ухода Германа вы вздремнули. Прихватили несколько часиков.
Вахтер открыл рот, пытаясь что-то сказать, но молчал, испуганно всматриваясь в лицо Выдмы. Его реакция была так понятна и ясна, хотя он все отрицал, бормоча что-то невнятное под нос:
– Я… никогда в жизни, пан майор… Богом клянусь! Не спал я…
Майор резко оборвал его, чтобы сломить остатки упорства:
– Только не лгать! Я веду следствие об убийстве, а вы все время пытаетесь меня обмануть. Если не спали, значит, были в сговоре с убийцами, которые не могли спуститься в здание с неба. Если я не добьюсь от вас правды, отправлю в тюрьму, будете сидеть, пока не вспомните. Кроме того, вас предупредили об ответственности за ложные показания.
Вахтер опустил голову, уставившись в пол.
– Так как?.. Или вы говорите, как было… или…- Выдма оборвал фразу.
– Значит, так… Пусть будет, как будет… Узнает дирекция, да и Герман не простит мне этого… Не знаю, как уж случилось, но заснул… Первый раз в жизни с тех пор, как здесь работаю, хотите верьте, хотите нет.
– И долго спали?
– Часа три, пожалуй…
– Неплохо. Проснувшись, глянули на часы?
– Глянул. К двум подходило.
– Каково было самочувствие? Наверное, почувствовали себя бодрым, отдохнувшим?
– Нет, совсем наоборот. Кости ныли, потому как спал, положив голову на стол, башка трещала, никак с мыслями собраться не мог. Когда выпил воды, немного полегчало.
– Почему вы сказали, что вам Герман пе простит этого?
– На следующий день он расспрашивал меня, не заснул ли я ненароком. Я поклялся, что ни па секунду глаз не сомкнул, а он терпеть не может, когда его кто надувает…
– Может - не может, надо было сразу говорить правду.
Отпустив Лабуся, Выдма соединился с дежурным.
– Какие новости?
– спросил он его.
– Ничего нового, товарищ майор, никаких изменений. С дома не спускают глаз.
– Передайте, чтобы немедленно докладывали о малейших, даже самых незначительных переменах.