Белое станет черным
Шрифт:
– Ах да, я ведь обещал не читать стихов, – вспомнил Маяковский. – Хорошо. Тогда давайте еще по стакану.
– Да… вайте, – икнув, согласился Арманд.
Маяковский окликнул буфетчика, показал ему пальцами «два» и снова повернулся к Арманду.
– Нравитесь вы мне, Андрей. Вы хороший парень, но в голове у вас копошится слишком много тараканов.
– Это вы про мои мысли?
– Угу.
– Но ведь от них невозможно избавиться. Особенно, когда ты долго жил за границей, а потом приехал в Москву. Здешний образ жизни не может не удивлять. Тут все странно и все… ну, как будто не как у людей.
– Вы
– Не споткнулся бы, – заметил Арманд.
Маяковский грозно сдвинул брови.
– Простите, я не так выразился, – поспешно добавил Арманд. – Просто… – он замешкался, не зная, как сказать.
– Просто вы привыкли к относительному комфорту европейской жизни. Я вас понимаю. Мне вот тоже за границей жилось неплохо, но на родину каждый день тянуло. Потерпите еще лет десять, Андрей, мы вдоль Москвы-реки таких Эйфелевых башен понастроим, что французы удавятся от зависти! Эге, кого я вижу!
К столику, улыбаясь, подошел Родченко. В руке он нес черный, массивный фотоаппарат. Маяковский встал ему навстречу, и они крепко пожали друг другу руки.
– Вот, Андрей, знакомьтесь, – сказал Маяковский, поворачиваясь к Арманду, – это мой друг Родченко. Родченко – художник. На фотоаппарат не смотрите, это сиюминутное увлечение.
Пожав молодому человеку руку, Родченко уселся за столик.
– Ты чего так рано поднялся? – спросил Маяковский.
– Хочу поэкспериментировать с утренним светом, – слегка смущаясь, ответил Родченко.
– Заказать тебе кофе?
– Спасибо, Володь, мне уже несут.
Подошедший официант поставил перед художником чашку с кофе, а перед поэтом и его молодым другом по стакану портвейна.
– Не крепковато для такого часа? – с улыбкой осведомился Родченко.
– В самый раз, – ответил поэт, сгребая стакан могучей пятерней. – Ну, давайте, Андрюша, выпьем за вас. За ваше, так сказать, будущее!
Они чокнулись и выпили.
– Господа… То есть товарищи, я отлучусь на минуту в уборную.
– Смотрите не усните там, – насмешливо сказал Маяковский.
Парень поднялся из-за стола и пошатывающейся походкой направился к уборной. Родченко посмотрел ему вслед и спросил:
– Пьян?
– Не очень, – ответил Маяковский. – Просто устал. У него была тяжелая ночь.
– У тебя, я вижу, тоже, – сказал Родченко. – Ты очень бледен.
– Знаю.
– Хочешь я тебя развеселю?
– Попробуй.
– Слышал новость про того мага? Как бишь его… герр Риттер?
– А что такое? – насторожился Маяковский.
– Вчера его гастролям в Москве пришел конец. Представь себе, во время выступления в кабаре «Красная лира» он предложил публике попытаться разгадать секрет фокуса. Мне Каменский рассказывал, он там был. Так вот, из зала поднялась цыганка…
– Цыганка? – воскликнул Маяковский и весь подался вперед.
– Ну да, цыганка. А почему это тебя удивляет, разве цыгане не люди? А эта была даже не из уличных, а вполне приличная
и даже благородная, навроде княгини Морозовой-Витгенштейн. Она взошла на сцену и с легкостью повторила все фокусы немца. А потом еще заставила хрустальный шар говорить, и этот шар наговорил про Риттера кучу гадостей. Представь себе! Немец готов был под землю провалиться от стыда. Публика, ясное дело, подняла его на смех. А цыганка…– Как она выглядела?
– Цыганка-то? Каменский сказал, что ее лицо скрывала темная вуаль. А что, ты заинтересовался?
– Да нет. Так что цыганка?
– Она взяла Риттера под руку и увела его со сцены. Как мать расшалившегося ребенка. Каменский говорит, на немце лица не было. В сущности, можно понять – выдержать такое разоблачение фокуснику непросто. Теперь пойдет слава!
– Значит, она добралась до Риттера, – пробормотал Маяковский, задумчиво хмуря брови и подергивая себя за нижнюю губу.
– Кто?
– Никто, – очнулся Маяковский. – Это я про себя.
Вернулся Арманд. Вид у него был мрачный. Он сел на стул, положил на столешницу кулак и медленно его разжал. В ладони у него лежал перстень с черным камнем.
– Выброшу, – угрюмо произнес он. – Какой от него прок?
– Опять двадцать пять! – усмехнулся Маяковский. – Кольцо пригодится. Когда-нибудь еще невесте его подарите.
– Невеста… – Арманд усмехнулся. – Я больше никогда и никого не полюблю.
– Для брака это не обязательно, – сказал Маяковский. – Иногда судьба просто сводит людей, и все. И никуда им друг от друга не деться.
– Правда? – недоверчиво спросил Арманд. Повернулся к Родченко и повторил: – Правда?
– Случается и такое, – ответил художник. – Даже довольно часто. Никогда не знаешь, какой фокус выкинет с тобой судьба.
В глазах молодого человека зажегся безумный огонек. Он оглядел зал кафе и вдруг поднялся с места.
Маяковский и Родченко удивленно за ним наблюдали. Арманд подошел к соседнему столику, за которым сидела одинокая и совсем еще юная девушка в серой шляпке. Он вдруг опустился перед ней на колени и сказал звонким, прерывающимся от волнения голосом:
– Девушка, вы пошли бы за меня замуж?
– За вас? – Некоторое время девушка удивленно рассматривала лицо Андрея, потом оглядела зал, снова посмотрела на юношу и тихо проговорила: – За вас пошла бы.
– Ну дела, – с удивлением произнес Маяковский. – Арманд, это судьба. Будьте последовательны и берите ее скорее в жены, пока не отказалась. Вот и кольцо ваше кстати придется!
– Позвольте вашу руку, – тихо проговорил Андрей.
Девушка протянула ему руку. Андрей надел ей на палец кольцо, потом поднес ее руку к своим губам и поцеловал в ладонь.
– Вот мы и обручены, – сказал он.
Маяковский толкнул художника плечом:
– Саша, не сиди как истукан. Сфотографируй пару для истории.
Родченко, ни слова не говоря, встал и принялся налаживать аппарат. На лице его было написано осуждение. Вскоре аппарат был готов к работе.
Андрей сел рядом с девушкой.
– Только выставите руку так, чтобы кольцо было хорошо видно, – попросил он. – Это ведь наша свадебная фотография. Отсюда мы с вами поедем прямо в загс.
– Молодые, минутку внимания, – насмешливо окликнул их Родченко. – Готовы? Покажите, как вы умеете улыбаться!