Белогвардеец

Мотька Цыпка тихо сидел за партой рядом со своим сламщиком Косаревым, и пока тот кукарекал и швырял жеваной бумагой, Цыпка решал задачи за себя и за сламщика. Цыпка был старостой. Он назначал дежурного и следил за уборкой.

На третий день после поступления в детдом, новенького Коренева переселили из старшего отделения во второе. Старшие решали уже уравнения с одним неизвестным, а Коренев только-только таблицу умножения зазубрил. Вот его и перевели.

Первый день Коренев вел себя тихо. Приглядывался к ребята. Потом успокоился. Народ здесь был все мелкий, не похожий на старшеклассников.

— Плашкеты! — пренебрежительно сказал он своему соседу по парте. Сосед его Шамала, толстый, розовый, губастый, прозванный так за свою прожорливость, ничего не ответил, лишь отодвинулся на всякий случай от новенького.

На другой день Цыпка, просматривая список дежурных, увидел, что список кончился. Цыпка хотел начинать сначала, но тут вспомнил о новеньком.

— Сегодня, — сказал Цыпка, — дежурный по классу — Коренев, новенький.

Услышав свою фамилию, Коренев поднял голову.

— Что? — спросил он. — Почему я?.. Я только что пришел и сразу дежурить?

— Список кончился, — сказал Цыпка.

— А начинай сначала.

— Я уже тебя записал, — сказал Цыпка.

— Я тебя запишу! — заорал Коренев.

Но тут весь класс вступился за Цыпку. Коренев испугался и подчинился. Весь день он злобно косился на Цыпку и шипел в ухо Шамале:

— Выбрали старосту! Без жида не могли? Я вот ему…

Вечером Коренев и Цыпка столкнулись в пустынном коридоре второго этажа. Коренев, усмехаясь, загородил дорогу. Цыпка остановился.

— Жид! — сказал Коренев. Цыпка промолчал.

— Зачем меня дежурить назначил?

— Надо было — и назначил, — спокойно ответил Цыпка.

— Ах надо?.. А это видел? — крикнул Коренев, показывая Цыпке кулак. — Вот как дам сейчас…

— А ну, попробуй! — сказал кто-то сзади. Оглянулся Коренев — стоит около него Косарев, ноги расставил, руки в карманы.

— Попробуй, — говорит, — дай.

— А сам наступает на Коренева. Косарев парнишка крепкий — попробуй стыкнись с ним. Отодвинулся Коренев в сторону, пропустил Цыпку с Косаревым и, только когда они уже вниз спустились, крикнул вслед:

— За жидов заступаться? Погоди, узнаешь!..

В четвертом отделении заседала редколлегия. Готовили очередной номер стенгазеты. Японец, примостившись у печки, писал передовицу. Воробей переписывал печатными буквами заметку. Янкель развел желтую краску и, по привычке обсасывая кисточку, выводил большие буквы заголовка. Рядом стоял Джапаридзе и советовал:

— Внизу красненьким, а ободочки синеньким пусти…

Когда Янкель следовал его совету, Джапаридзе удовлетворенно мотал головой и чмокал от удовольствия.

Японец с треском бросил карандаш.

— Готово! Статья есть… Весь номер посвящаем обороне Петрограда. Материалу хватит, и в крайнем случае пустим объявленьице, извещеньице… Жаль — стишком нет.

В этот момент скрипнула дверь, и в класс вошел Коренев.

— Что надо? — зарычал на него Купец. Коренев остановился.

— Мне редактора газеты, — сказал он. Редколлегия насторожилась, Янкель задумчиво пососал кисточку, потом, оглядев всех, ткнул пальцем на Японца.

— Вон редактор…

Тогда Коренев вынул из кармана сложенный несколько раз тетрадочный лист и подал Японцу.

— Это что? — удивленно спросил Японец, беря лист.

— Стихотворение сочинил, напечатайте, — сказал Коренев, и прежде, чем Японец успел развернуть лист, Коренев выскочил из класса. Редколлегия окружила Японца.

— Ну-ка, зачти, — хихикнул Воробей.

Японец скользнул глазами по листу, и мордочка его вытянулась. Сперва фыркнул, потом выругался и наконец громко прочел:

Есть у нас в ШкидеЕврейчик молодой,Цыпкой прозывается,Сволочь он такой!

Больше на листке ничего не было.

— Ай гадюка! — сказал Джапаридзе, качая головой. — Морду ему набить…

— Таких паразитов называют антисемитами, — подумав, сказал Янкель.

— Но мы все-таки напечатаем эти стишки, — вдруг сказал Японец. — Как есть, так и пустим, только добавим комментариев, чтобы навсегда отбить охоту писать…

Крепкая была слама у Косарева с Цыпкой. Честно делились сламщики всем, что доставали. Цыпка подсказывал Косареву на уроках, а Косарев заступался за Цыпку, и уж никто из ребят не задевал Мотьку, да и нужды не было. Цыпка со всяким готов был поделиться последней осьмушкой хлеба. Но с приходом Коренева плохо стало Цыпке. Как ни заступался Косарев, все ж успевал Коренев обидеть Мотьку. То толкнет, то щипнет, морду скривит, отплевывается:

— Пархатый — нос горбатый!..

А Кузе и Шамале, с которыми Коренев подружился, стал жаловаться:

— Заступается Косарев-то! Жид-то ему хлеб дает, чтоб заступался… Но ничего, доберусь! — грозился он.

И вдруг слама расстроилась. Рухнула дружба, рассыпалась как карточный домик. У Косарева пропал ножик. Хороший, с перламутровой ручкой. Долго Косарев искал, всю парту перерыл — нет ножа. Стал у ребят спрашивать:

— Кто ножик захапал? Отдайте… Найду — хуже будет…

Но ребята молчали. Ясно — украли ножик.

— Кто же, кроме сламщика, у тебя в парте шнырит? — сказал вдруг Коренев. — С него и спрашивай.

Косарев поглядел на Цыпку.

— Он врет, — сказал Цыпка спокойно. — Не брал я!

— Вру? — крикнул Коренев. — А кто сегодня у него утром в ящике шманал? Кто?

— Ты лазил? — хмурясь спросил Косарев. Цыпка вспыхнул:

— Ну, лазил!

— Зачем?

— Тетрадь искал…

— А заодно и ножичек, — хихикнул Коренев.

— Чего там, — сказал Кузя. — Обыскать и все…

— Правильно, обыскивай, — подхватили ребята.

Косарев минуту колебался, потом решительно оттолкнул сламщика в сторону и полез в его парту. Он быстро выкидывал книги и тетради, зачем-то перелистывая их, после засунул в ящик руку и долго шарил там. Ящик был пуст. Косарев покраснел и, боясь взглянуть на Цыпку, все еще копался в ящике. Как вдруг его рука что-то нащупала. Быстро вынул предмет, взглянул на него и тотчас зажал в ладони.

— Циркуль мой брал?

— Нет, — сказал Цыпка.

— А что это? — крикнул Косарев, выбрасывая вперед руку. На раскрытой ладони лежал циркуль.