Белокурый циклон

Как все получилось, Баннистер и сам не смог бы сказать. Его словно подтолкнул кто-то. Он догнал девушку и уже перед самой дверью схватил ее за руку.

– Подождите! – тяжело дыша проговорил он. – Я не хочу… Меня не интересует, что вы там натворили. Я не хочу, чтобы вы шли туда… Спрячьте конверт!

Девушка испуганно повиновалась.

– Слушайте, – продолжал профессор. – Сейчас мы полетим в Марокко, и там можете бежать, скрываться, делать все, что хотите! Я не хочу услышать о том, что вас арестовали, вам это понятно? Не хочу.

– Но… но почему?

– Ерунда! Просто не хочу, вот и все!..

…Когда самолет вновь поднялся в воздух, они сидели рядом, молчаливые и угрюмые.

Лорд Баннистер был очень бледен.

– Вы оба настолько достойны любви, что, право же, я и сама не знаю, кого бы я выбрала, начни вы спорить из-за моей руки, – с пятнадцатисантиметровой улыбкой проговорила Грета. Артур Рансинг в эту минуту проникся глубоким уважением к своему племяннику, готовому за какой-то жалкий миллион жениться на этом чучеле.

Чуть позже Рансинг-старший беседовал с господином Вол-лисгофом. Разговор протекал в нормальной обстановке, поскольку Рансинг привез из Цюриха в подарок хозяину слуховой аппарат.

– Наследница Воллисгофов принесет в дом мужа достаточно, чтобы обставить его, как положено в благородных семействах, – сказал отец невесты.

– Я ничего другого не ожидал от вас! – ответил Рансинг-старший. – Слова, достойные истинного дворянина!

– Взамен я хочу только одно: пусть мистер Рансинг любит мою дочь.

– Эдди обожает ее. Он проводит бессонные ночи…

– Знаю… Доктор говорил мне об этом. Пройдет, надо только принимать желудочные капли…

– А на когда мы назначим свадьбу? Воллисгоф задумался.

– Я полагаю… если троица вас устраивает… До троицы оставалось всего три недели.

– Почему бы и нет? Троица – день цветов и любящих сердец, – задумчиво проговорил Рансинг-старший. – Вполне устраивает.

– Я так и думал. Стало быть, свадьба состоится через два года, на троицу.

Рансинг – старший застыл с разинутым ртом.

– Раньше ни в коем случае не получится, – продолжал советник. – Может, придется и еще на пару месяцев отложить, но, я думаю, это уже не так существенно.

– Как вы это себе представляете?! Это же невозможно!

– Почему невозможно? Я же сказал вам, что моя дочь должна достойным образом войти в дом мужа. К сожалению, в прошлом году у нас было допущено несколько ошибок в связи с канализацией, а этот вопрос поручен был как раз мне…

– Но ведь здесь нет никакой канализации!

– В том-то и беда. Она была мне поручена, а ее нет. А ведь с канализацией связаны определенные расходы. Не понимаете? Канализации нет, а расходы есть… Я и сам не знаю, как это получилось. Мой дядя – человек влиятельный, так что они удовлетворились тем, что наложили арест на мое имущество, пока я не выплачу все. А сумма это немалая, можете мне поверить. Дай бог хотя бы в два года уложиться… Впрочем, я буду не первым и не последним, кто жертвует всем ради блага своих соотечественников.

– Но не хотите же вы, чтобы ваша дочь ждала…

– А что тут такого?… Первого жениха она ждала пять лет. Молодой человек пошел добровольцем на войну и попал в плен.

– Да, я слыхал, что некоторые швейцарцы сражались на стороне французов…

– На стороне японцев. Это было в русско-японскую войну. Впрочем, на стороне французов он тоже сражался.

– Достойная подражания традиция, однако, два года…

– Не стоит тратить зря слов. Дочь Воллисгофа не может выйти замуж, пока над ее отцом висит угроза судебного процесса.

Никакие аргументы не помогли. Воллисгоф был человеком упрямым.

Старший и младший Рансинги в отчаянии расхаживали по комнате.

– Черт возьми! – выругался мистер Артур. – Почти перед носом алмаз ценой в миллион, а мы ничего не можем поделать!

– Сколько, собственно говоря, растратил этот старый глухарь?

– Я наскоро просмотрел документы. По-моему, что-то около двух тысяч.

– Смешно! Осталось только руку протянуть за миллионом, а мы переживаем из-за такой незначительной, по существу, суммы. Просто возьми и заплати за него!

Артур Рансинг удивленно воззрился на племянника.

– Чего ты терзаешься? – с жаром продолжал Эдди. – На твою долю придется пятьсот тысяч, хотя до сих пор один я что-то делал, а ты сидел и ждал, когда они свалятся тебе в руки. Тряхни хотя бы мошной! А не хочешь – и не надо. Пока!

Эдди схватил шляпу, всерьез намереваясь уйти. События последних дней основательно вымотали его. Он похудел, побледнел и стал нервным, а после сцены на балконе его начал мучить ревматизм. Вообще, здесь, в Мюглиам-Зее, жизнь основательно помяла его.

– Погоди! – крикнул вдогонку дядя. – Твоя идея, пожалуй, не так уж глупа.

Через три дня, к великому изумлению всех замешанных в дело лиц, Воллисгоф до последнего гроша вернул все вложенное якобы в канализацию, включая зарплату своего никогда не существовавшего помощника.

День троицы выдался в Мюглиам-Зее прохладным, но ясным. На улице полно было людей в воскресных костюмах. Воллисгоф выдавал свою дочь замуж. Ограда виллы была разукрашена цветными ленточками, площадь перед ратушей подмели, а здание гостиницы украсилось национальным флагом.

Так обстояли дела в десять часов утра.

Как раз в это время Эдди Рансинг взял лежавшую рядом с чашкой утреннего кофе газету. Через секунду кусочек булочки вывалился у него изо рта. На первой странице аршинными буквами стояло:

СТО ТЫСЯЧ ФРАНКОВ НАГРАДЫ ТОМУ,

КТО ЖИВОЙ ИЛИ МЕРТВОЙ ПЕРЕДАСТ В РУКИ ВЛАСТЕЙ

ЭВЕЛИН ВЕСТОН!

Эдди быстро просмотрел газету. Что это все может значить? Эвелин – шпионка? И что ей понадобилось во Франции? Эдди любил Эвелин и с самого начала намеревался, если ему удастся заполучить алмаз, жениться на девушке, а если уж она все-таки откажет ему, поделиться с ней деньгами.