Беломорье

К организационной работе по созыву съезда Александр Иванович задумал привлечь политического ссыльного, Александра Александровича Двинского, четыре года назад сосланного в Беломорье за участие в студенческой демонстрации.

Еще осенью 1911 года Александр Иванович, прибыв в Сумский Посад на своем судне, обменялся с Двинским мыслями об организации съезда промышленников Беломорья. С января 1912 года Александр Иванович начал собирать подписи промышленников под ходатайством о созыве съезда. Но самому проводить собрания со скупщиками в каждом селении Александру Ивановичу не хотелось. Было выгоднее привлечь к этому делу Двинского. Вот почему Александр Иванович и направился сейчас к ссыльному.

Когда скупщик вошел в сени большого дома, навстречу ему выбежала Верунька, дочь Двинского, и повисла на шее «дяди Сашеньки». Александр Иванович торжественно вручил девочке плитку «Миньона». Шоколад с орехами был самым любимым ее лакомством.

Приветливо улыбаясь, жена Двинского, по облику типичная поморка, сообщила, что «хозеин» в музее.

Неслышно ступая меховыми подошвами щегольских пим, Александр Иванович вошел в комнату, где спиной к дверям сидел Двинской, исполнявший обязанности заведующего музеем.

Рассеянно теребя густые волосы, он медленно писал очередную заметку в «Русское слово» о нуждах Беломорья. Умные глаза Двинского часто щурились — приходилось писать очень осторожно, обдумывая каждое слово, чтобы не разозлить местную администрацию и не навлечь запрета цензора. За каждую напечатанную строчку редакция этой богатой газеты платила 15 копеек. Для семьи Двинского это были большие и крайне нужные деньги.

Александр Иванович оглядел свой дар музею — рогатые головы лося и оленя, тюленье чучело — и стал внимательно рассматривать новое приобретение — модель шхуны, над которой немало повозился и сам Двинской, и местный псаломщик, большой мастер токарного дела.

«Надо будет заказать модели рыбацкой ёлы и моторного бота и продемонстрировать их на съезде», — подумал скупщик.

— Вовремя, вовремя, почтенный меценат, жалуете, — поворачиваясь к гостю и разгибая спину, произнес Александр Александрович.

— Чего пишете?

— Трех зайцев бью: общественную мысль бужу, сумчанам авось помогу, да себе трешку или пятерку в карман положу. Смотришь, неделю прокормлюсь… Ну, а как дела съезда?

Начался деловой разговор. Двинской понимал, что хлопоты скупщика прежде всего направлены к его личной выгоде — норвежские скупщики уже не первый год стали появляться среди поморов, промышлявших на Баренцевом море. Хозяева снастей могли сбывать им свой улов, минуя русских скупщиков.

В министерстве торговли и промышленности дополнили программу съезда рядом мероприятий, действительно содействующих расширению рыболовства, и часть их казалась Двинскому пригодной для осуществления его широких замыслов.

В задачу съезда входило улучшение техники рыбного промысла и упорядочение перевозки рыбных грузов путем организации новой линии рейсов Архангельско-Мурманского пароходства и понижением фрахта. Установление регулярных пароходных рейсов и понижение стоимости перевозки развязывали руки поморам, не имевшим своих судов. Двинской надеялся путем организации промысловой кооперации объединить часть рыбацкой бедноты в артели. Но кооперацию, в особенности промысловую, разрешалось создавать только земству. Реализуя через земство постановление съезда, Двинской мечтал осуществить тайно от Александра Ивановича свой замысел создания промысловой кооперации.

— В Кеми я успешно договорился с двумя тузами — Ремягиным и Антоновым, — продолжал Александр Иванович. — Ремягин взялся сговориться с шуерецкими богачами. Я, не будь дурак, повез его в Шуерецкое. А вот севернее Кеми не был, чтоб не всполошился Антонов. Придется, тезка, вам, как Чичикову за мертвыми душами, прокатиться по Карельскому берегу и заглянуть на Кольский.

— Ссыльные, как нам известно, прикованы к определенному селению, Александр Иванович.

— Ну, это я через вице-губернатора устрою. Ему явно импонирует быть покровителем прогресса на севере.

— А не забудете?

— Разве точность не одно из моих свойств? А кстати, кто-нибудь здесь мешает вам?

— По-прежнему — урядник и становой.

Александр Иванович вынул из кармана сигарную коробку со стеклянной крышкой.

— Можно уладить и это, — проговорил он, отрезая перочинным ножичком кончик «манилы». — На урядника подействует окрик, а станового надо вначале взять тоже на испуг, а потом посулить через моего приятеля, вице-губернатора, награду… Пошлите хозяйку за урядником. А когда он придет, сделайте любезность, не поленитесь постоять. Будьте на пять минут чиновником перед грозным начальством. Это будет внушительнее для идиота.

Быстро явился урядник. Даже в зимней мешковатой шинели он выглядел тощим. Пугливо мигая глазами, он вытянулся у дверей.

— Господин Двинской доложил, что ты только тем и занят, что ему помехи делаешь! А? — Александр Иванович топнул ногой. — Да как ты смеешь?

Урядник молчал и только усиленно моргал глазами.

— Я вот расскажу губернатору, что ты бунтуешь! Его распоряжения отменяешь… Царской власти не повинуешься?.. Ты что? — Александр Иванович грозно двинулся на прижавшегося к двери урядника. — В Сибирь захотелось? На каторгу? Ты звание урядника носишь, а сам смуту сеешь?

Костлявое лицо урядника то багровело, то бледнело, покрываясь бисеринками пота. Помучив служаку страхами и напомнив о своем недавнем приезде с вице-губернатором, Александр Иванович зыкнул:

— Если господин Двинской пожалуется мне еще раз — испепелю! Мое слово знаешь… Ну, а теперь — вон!

Урядник юркнул за дверь, и когда за окнами захрустел снег под его торопливыми шагами, скупщик рассмеялся:

— Хороша была сцена?

— Хоть в театре ставь…

— Такую-то цензура не пропустит, и автору комедии попадет… А в жизни это крепко получается. Со становым будет другой разговор, а тактика все та же… Ну, займемся денежными делами.

Расходы по подготовке съезда Александр Иванович брал на себя.

— Здесь лишние тридцать рублей, — подсчитывая деньги, удивился Двинской.

— Почему лишние? Вот уж никогда в деньгах не просчитываюсь. Тут подотчетная сумма и тридцать рублей — месячное жалованье секретарю комиссии по организации съезда. Невелик, конечно, оклад, да, как говорится, по нашим убогим прибылям…

Двинской пристально посмотрел на коммерсанта:

— Покупаете меня?

— Бросьте, Александр Александрович, вы же не институтка. Вы меня знаете, и я вас знаю. Мы оба понимаем жизнь… Есть ли что почитать? А вам, кстати, подарочек от меня — номерок вашей любимой газеты. И ваши начали поговаривать о предстоящих выборах в Четвертую думу.

Двинской жадно схватил сложенную в трубочку газету и, мельком прочитав заголовки, спросил:

— Ну, а вы как реагируете, господин капиталист, на подъем?

— А я не испугался! Сами же говорите, что царский строй — это пережиток феодализма. Франция из феодализма более ста лет назад в капитализм перешла — и ничего? Живут неплохо… Авось и мы, русские, столько-то лет проживем в капиталистической республике! А когда помрем, голубчик, честное слово, ну хоть потоп залей всю мать сыру землю, — надевая шубу, говорил Александр Иванович. — Спокойной ночи.