Белорусский набат

Сейчас я еду в машине по тихим ростовским улицам и слушаю Радио Монте-Карло. Идет деловая передача, эксперты делятся мыслями о том, как блокировка корсчетов крупнейших российских банков повлияет на простых россиян. Вроде никак не должна повлиять. Хотя черт его знает…

Лицо чешется, но я знаю, что чесать нельзя. Сдвинутся импланты, которые пока не установились на месте. Лицо я себе выбирал сам – и вместо такого «округлого» выбрал типично мужское, с квадратным подбородком. Теперь я чем-то похожу на некогда знаменитого гонщика Михаэля Шумахера.

Черт его знает, зачем такое выбрал? Но выбрал.

А вот и место моего назначения.

Высоченный корпус областной клинической больницы. Охрана на входе, причем не милицейская, – бронированный «Тигр» внутренних войск. Бандеровцы уже пытались напасть на эту больницу.

Меня тут уже знают. Забираю букет из машины – тридцать три розы, не знаю почему, но люблю это число. Иду к больнице…

Не так как-то все. А как правильно – ни хрена не знаю. Так что пусть все будет так, как есть…

– Красивые…

Я ничего не отвечаю, потому что не знаю, что отвечать. Она пристально смотрит на меня.

– Знаешь, я не могу привыкнуть к твоему новому лицу.

– Я тоже, – невесело усмехаюсь я.

– Я серьезно.

– Тебе нравилось мое прежнее лицо? Мне – нет.

– А мне нравилось.

– Почему?

Она молчит перед тем, как ответить.

– Ты думаешь, что главное – квадратная челюсть и минимум интеллекта в глазах? Твое лицо я увидела, когда ты первым вошел в фургон. Ты сказал, что надо выбираться, – и я поняла, что все будет.

…

– Они хотели утопить меня. Сказали: мы утопим тебя, как раньше топили ведьм. Ты – ведьма.

Что тут сказать? Как-то раньше я не воспринимал НИ ОДНОГО украинца как врага. В моем понимании украинцы – неудачливые, метушливые люди, которым не повезло с властями. Но всегда украинцы были для меня… да чего для меня – для всех нас – братьями. В части служили люди с украинскими фамилиями, и хоть бы кто, хоть бы раз им предъявил за это. Даже шествия с криками «Москаляку на гиляку!» воспринимались как часть того сумасшествия, в котором жила эта несчастная страна. Но не воспринимались как угроза.

А теперь украинцы – враги, и уже приходится объяснять, что этот украинец – хороший украинец, он за нас. Укрофашист – очень распространенное с недавних пор выражение. Русский народ памятливый, долго копит. Одесса, Мариуполь, Донецк, Луганск, Славянск – все откладывается в памяти. И я не завидую украинцам, когда они получат счет.

– Не вспоминай это.

– Но я хочу.

Я только качаю головой.

– Зачем ты принес цветы?

– Ты знаешь…

– Я тебе не верю.

– Как хочешь…

Так мы и сидим. Потом она придвигается ко мне и начинает гладить по голове.

– Ты совсем поседел…

– Ерунда. Краску купил, покрашу. Как новенький буду.

– Зачем я тебе? Такая…

– Какая – такая?

Теперь – не отвечает она.

– Мне плевать на это. Понимаешь, плевать.

– Мне не плевать.

…

– Скажи, ты когда-нибудь любил? По-настоящему?

Вопрос, конечно, интересный. Я вспоминаю… первую девчонку со своего двора. Любил ли я ее? Да нет, наверное. Ну, кто любит в шестнадцать-семнадцать лет? Думают лишь о том, как затащить в постель. Гормоны играют.

А потом – было все, как и обычно в Системе. Во внутренних войсках было проще: увольнительная, пошел, подцепил кого-то. Как перебросили на Кавказ – уже сложнее. Там, кстати, проституток полно. Большинство – вдовы. Вдова по кавказским меркам – по меркам гордящегося своей ублюдочной честью бандподполья и радикалов – не человек вообще. С ней можно делать что угодно – вот почему многие становятся черными вдовами, а кому везет – те просто уезжают с Кавказа, оседают в каком-то захудалом русском городишке и стараются пережить кошмар. Такая проститутка может завлечь тебя в ловушку, где тебе отрежут голову. С удовольствием возьмет оплату патронами. Потом ты попадешь на крючок, а конец – всегда один. Я знал двоих, которые попались на крючок: их не судили, их застрелили на поисковой операции свои. Тот, кто продает оружие и боеприпасы врагу, – вне закона.

Потом… да как-то не до этого было потом. Если вы спросите, когда у меня последний раз была женщина, я не смогу точно ответить. Если вы спросите, как ее звали, я тоже не отвечу – просто не помню…

– Не знаю.

– Бедный…

Терпеть не могу, когда меня жалеют. Я встал.

– Не вешай нос. Я еще загляну к тебе…

У главврача в кабинете тихо, играет музыка, пахнет дорогим кофе. В приемной практикантка в белом халатике – настолько томная, что это наводит на нехорошие мысли. Но мне на нее плевать. Мне на все плевать…

Мы с главным врачом, полноватым армянином по имени Ашот Ашотович, сидим в углу, за журнальным столиком. Пьем кофе.

– …Протезы есть совсем хорошие… – говорит он. – Вы видели на олимпиадах. Люди без двух ног даже не просто бегут – а кросс бегут. Ва-а-а…

– Я слышал, есть кое-что посложнее. Натовские биопротезы.

– Э… дорогой. Биопротезы… да. Их даже в Израиле пока не ставят. Только в Германии, в США. Это экспериментальная технология.

– И сколько она стоит?

– Нисколько.

– То есть?

Ашот Ашотович пожимает плечами:

– Санкции, дорогой. Санкции. Будь они все неладны. Совсем обезумели. Мой средний в свадебном путешествии был, в Париже, заказал по-русски, тут на него какие-то накинулись… эти… не знаю какие. Чуть до драки не дошло. Это во Франции! Там миллион армян живет, когда так к людям там относились.

– И даже за хорошие деньги?

Ашот Ашотович смотрит на меня своими глазами-маслинами. Он, кстати, хороший человек. По-настоящему.

– Э… дорогой, знаешь. Тут не в деньгах дело. Там операции в военных клиниках делают. Это ж… двадцать первый век, настоящий. Человек не просто протез получает – человек, считай, новую ногу получает. Такое дело…

– Дело всегда в деньгах.

Армянин вздыхает:

– Не всегда, дорогой, не всегда…

В том-то и дело, что всегда. Я достаю конверт, кладу на стол.

– Допустим, Россия под санкциями. А та же Армения? А?

Врач долго молчит.

– Умный ты человек, Витя-джан.

– Посмотрите… поговорите, что там и как. В США – тоже приличная диаспора армян, может, у них есть связи. Я заплачу.

Врач берет конверт.

– Ничего не обещаю, Витя-джан. Но постараюсь.

– Обещаниями сыт не будешь. Берегите себя, Ашот-джан.