Белояннис
Шрифт:
Военные власти впоследствии пытались утверждать, что трупы сразу же были перевезены на кладбище, но это была очередная ложь.
Только в 6 часов 50 минут к месту казни пришел грузовик афинского муниципалитета номер Д.А.III, вроде тех, которые вывозят мусор. Тела расстрелянных быстро положили в кузов, и офицер полиции дал шоферу приказ ехать возможно быстрей. Нужно было отделаться от журналистов, появившихся в Гуди, и попасть на кладбище до того, как они прибудут туда.
И вот грузовик мчится по скверной дороге, его бросает из стороны в сторону, а в его кузове подпрыгивают и бьются о стенки тела четырех убитых.
Одному журналисту
«Грузовик быстро въехал на кладбище. Какие-то люди принесли носилки и стянули из машины за ноги первый труп. Это было тело Бациса. Грубо рванув, они уронили покойника с высоты больше метра. Голова Бациса стукнулась о землю и из пулевой раны брызнула кровь. Затем Бациса поволокли к вырытым неподалеку четырем могилам. Там, схватив труп за руки и за ноги, его в буквальном смысле слова швырнули в могилу. Расстрелянных похоронили в одежде, в какой они были в тюрьме, без гроба, без савана…
В тот момент, когда тело Белоянниса, последним вытащенное из грузовика, было сброшено в могилу, на кладбище, запыхавшись, прибежал какой-то человек и, взглянув на то, что происходит, разразился площадной бранью. Это был один из директоров кладбища. Могильщики просто-напросто ошиблись и захоронили расстрелянных не в тех могилах. Все трупы были вырыты из могил и заново зарыты в других местах. К восьми часам утра все было кончено».
МАТЬ
Утром в воскресенье прохожие видели на улицах Афин грузовик муниципалитета, быстро мчавшийся из предместья Гуди к району Коккинья, где находится Третье кладбище. Из машины тонкой струей текла кровь. Со страхом останавливались люди перед этим кровавым следом. Мужчины снимали головные уборы, женщины крестились, шепча молитву. Следы крови говорили о недавно совершенном преступлении.
Белояннис был убит по-воровски, по-гангстеров-ски. Но убийцам мало было отнять жизнь у своих жертв, они к тому же надругались над чувствами родственников убитых. Семьям не разрешили проводить казненных на кладбище, присутствовать на похоронах. Еще до того, как в утренней радиопередаче было объявлено: «Сегодня утром, незадолго до восхода солнца в обычном месте казней, предместье Гуди, были расстреляны…», жители греческой столицы уже знали, что убит Никос Белояннис. Страшная весть передавалась из уст в уста, из дома в дом, из квартала в квартал.
— Ночью убили Никоса Белоянниса.
— Никоса больше нет. Его убили.
— Какое зверство! Будьте прокляты, убийцы! Это печальное известие вызвало гнев и возмущение, на головы убийц сыпались проклятья.
Возмущение было всеобщим. Даже правительственная печать не могла скрыть вероломства властей и народного возмущения.
Василики Белоянни уже больше полугода жила в Афинах у своих родственников.
Она часто встречалась с адвокатами Никоса, узнавала новости о сыне. А сколько усилий она, измученная и больная, прилагала, чтобы спасти Никоса, спасти других осужденных на смерть! Сколько было послано писем, обращений к королю Павлу, к главам великих держав, к председателю Генеральной Ассамблеи ООН, ко всем, кто хоть чем-то мог помочь остановить руку палача, занесенную над головой Никоса!
В воскресенье, в полдень, потрясенная горем Василики упала на колени у могилы сына и положила на нее несколько полевых цветков.
Могила Никоса на Третьем кладбище находится рядом с могилой
его сестры Елени. Никос и Елени шли тернистым путем революционеров, вместе боролись за свободу своей страны, и вот сейчас они опять вместе и навсегда.Василики Белоянни одевалась во все черное. Черное с головы до ног. Это глубокий траур. В такой одежде ходят женщины-крестьянки, потерявшие своих родных, Черную одежду Василики носила уже давно. Одного за другим теряла она своих близких.
В годы немецкой оккупации совсем еще юной умерла младшая дочь Аргентина.
Прошло несколько лет. Годы гитлеровской оккупации сменились годами новых страданий. В стране бесчинствовали банды фашистских преступников. Они истязали и зверски убивали участников Сопротивления и их семьи.
Из мести за революционную деятельность сына в 1948 году арестовали и посадили в тюрьму Георгиса Белоянниса. В тюрьме Георгиса пытали, требовали, чтобы он подписал декларацию об отречении, чтобы он отказался от своего сына Никоса и осудил его деятельность. Георгис Белояннис отверг все домогательства палачей. Фашисты убили его.
Но и после этого испытания Василики не кончились.
Во время гражданской войны арестовали и посадили в тюрьму ее старшую дочь Елени. Власти преследовали ее за то, что она боролась за свободу своей, страны, требовали от нее отречения от политических убеждений, добивались, чтобы она осудила действия своего брата Никоса.
— Нет, — твердо заявляла Елени. Отречения она не подпишет.
Следовали новые, еще более зверские пытки, которым Елени противопоставляла свою волю.
Палачи долго держали Елени в тюрьме. После продолжительных пыток здоровье ее было подорвано. Ее перевели в тюремную больницу «Сотириас» в Афинах, где она и скончалась. Из всей когда-то большой семьи у Василики оставался только Никос. И сейчас палачи убили его.
….. Но. Василики не осталась одна. У нее есть сын Никоса, маленький Никос Белояннис. Она еще не видела его. Ведь он вместе с матерью в тюрьме.
Она не одна еще и потому, что у нее есть тысячи сыновей и дочерей, патриотов, борющихся за свободу, за идеалы мира и счастья, патриотов, считающих ее своей матерью.
На другой день журналист афинской газеты «Аллаги» пришел к Василики, чтобы выразить сочувствие ее горю. В беседе с журналистом Василики сказала:
— Бывают минуты, когда я впадаю в отчаяние, и тогда я не знаю, что со мной делается, что я говорю. Я проклинаю тогда тех, кто убил моего сына, и желаю, чтобы их детей постигла такая же трагическая смерть для того, чтобы они сами поняли мои страдания. Но тотчас же я чувствую рядом с собой моего Никоса с его улыбающимся, полным привета лицом. И он говорит мне: «Нет, мама. Пусть я буду последним». Тогда я прихожу в себя и успокаиваюсь. Я желаю, чтобы зло исчезло и чтобы никакая другая мать не испытала моих страданий. Мой Никос ушел от меня. Никоса послали к его сестре. Могила, которую ему вырыли, находится рядом с ее могилой.
Василики высказала свою благодарность всем тем, кто встал на защиту Никоса и других демократов, осужденных вместе с ним на смерть. Она с негодованием говорила о том, что греческая церковь осталась совершенно безразличной к судьбе приговоренных к смерти, что она не выступила в их защиту.
— Как же можно, — сказала Василики, — от имени бога провозглашать принципы всепрощения и любви и не выразить ни единым словом осуждение кровавым процессам, которые проводятся в нашей стране?