Бельский: Опричник

— Не нам решать, — вроде бы стоял на своем Богдан. — Как Иван Васильевич определит, так мы, холопы его, и поступим.

Слуга постучал в дверь и, приоткрыв ее, доложил:

— Стол накрыт. Боярыня самолично готова потчевать гостя кубком фряжского вина.

— Что же, пойдем, — пригласил гостя хозяин. — За трапезой продолжим разговор.

Он не случайно сказал эту фразу: кравчий, звавший их к столу, как раз и был соглядатаем тайного дьяка, вот и нужно было сбить его с толку.

За столом они беседовали только о предстоящей свадьбе. Борис фантазировал, Богдан всякий раз отвечал смиренно:

— Как определит государь наш. Все пойдет по его слову.

Никто не остался доволен этой вечерней встречей. Соглядатай тайного дьяка досадовал, что не мог уловить хотя бы кончик главного разговора хозяина с гостем (а он был уверен, что не ради свадьбы они встретились) и теперь не получит от дьяка ни гроша; Годунов болезненно переживал, что не удалось поставить себя выше Богдана, а наоборот, пришлось уступить первенство ему; Бельский же, оценивая поведение Борисово, обдумывал, как и впредь держать властолюбца в узде, не дозволяя ему уросить, а тем более закусывать удила.

«Не должен я пропускать его вперед себя. Не пропущу!»

Самонадеянность. Уже через три дня, во время венчания Федора с Ириной, он станет всего лишь посаженым отцом, а Борис, на правах брата царевны, сядет за стол по правую руку царевича, а царевич Федор, было видно, с любовью взирал на шурина, как не только на нового родственника, но как на близкого друга.

«Сумел влезть в душу слабоумного. Скорее всего, совместными молитвами».

А через несколько дней после свадьбы сбылось пророчество тайного дьяка: царь позвал Богдана Бельского в комнату для личных бесед. И — сразу:

— Собирайся в Архангельск. Встречать Горсея. Знаешь ли, о чем я его просил?

— Да, — решил не лукавить оружничий. — О припасах для рушниц и огненного снаряда. И еще одно, не менее важное, посватать за тебя английскую королеву.

— Ишь ты, не зря, выходит, очинил я тебя оружничим. За малый срок проник в самые тайны.

— Обязанность моя такая. Не дело с повязкой на глазах. Не могу.

— И не моги. Для тебя не должно быть никаких тайн.

Помолчал немного, затем заговорил повелительно:

— Встретив Горсея, не говори с ним о сватовстве. Об этом у меня с ним отдельный разговор. Твой урок — проводить груз до Вологды. Посуху ли, водой ли, решать тебе. В Вологде примет груз подьячий Разрядного приказа. Он знает, что с ним дальше делать. Тебе же везти Горсея в Москву. Но прежде непременно покажи корабли, которые я строю. Их уже, должно быть, сорок. Да так сделай, чтобы не ударить в грязь лицом.

— Понятно. Все исполню, как надо.

— Поспешай. Тебе еще насады [24] и учаны [25] ладить предстоит. Лучше всего в Холмогорах. Оттуда плевое дело скатиться в Архангельский порт. Рукой подать.

24

Насады— речные суда.

25

Учаны— речные суда.

— А если англичан принять в Холмогорах?

— На парусах вверх? Не на галерах же груз прибудет.

И в самом деле ляпнул не подумавши. На парусах вверх по течению можно плыть только при сильном попутном ветре, да и то медленнее черепахи. Ладно, урок на будущее: не раскрывай рта, не знаючи нужного слова.

Грозный смотрит с ухмылкой и советует:

— Ты не тычься в соски слепцом, не кажись пустомелей-всезнайкой, больше слушай поморов и на ус мотай. Тогда все ладом пойдет.

Какой раз ему дают дельные советы, но проходит время, и он забывает о них. Не гоже такое. Особенно когда столкнешься с новым делом.

Определил Богдан для себя такой порядок: в Вологде остановиться на пару дней, побывать у судостроительных мастеров, все самому оглядеть, обо всем порасспросить, что не совсем понятно, дабы с Горсеем речи вести знающие; а в Холмогорах не указывать, какие суда ладить, лишь про груз рассказать и что тем судам с грузом путь в Вологду.

Так и сделал. О многом сам узнал, но, главное, выбрал тех, кто станет знакомить английского гостя с построенными кораблями. Чтобы, значит, с гордостью за свою работу, а не с заискиванием перед иноземцами, которые любят хвалить только себя, а русское оплевывать, относясь к Руси с пренебрежением.

В Холмогорах задержался дольше. Послал слуг своих, дабы своевременно они известили, когда причалят в Архангельском порту английские суда, сам же гостевал у воеводы городовой стражи. Но не в безделии время проводил: то встречался с вожами, знающими речной путь до Вологды, отбирал из них самых уверенных в себе, гордых своей работой, своим авторитетом у поморов, к тому же не лазающих в карман за словом; то проводил весь день в артелях судостроителей, которых определили ладить учаны: груза они берут много, а осадку имеют малую. А чтобы ненароком не подмочить груз, вода для которого губительна, решили послы делать повыше, но даже на низ все же грузить вначале свинец и медь, а уж поверх них все, что боится воды.

— Если осмолим основательно днище, груз не попортится. Голову наотрез даем, — утверждали мастера. — Не опасайся, боярин. Мы же понимаем, сколь важен груз из Англии.

Богдан верил мастерам, но каждый опущенный на воду корабль проверял не единожды, сухо ли в трюмах, не потеют ли борта. Артельные обижались на дотошность оружничего, но он, сходя на берег, всякий раз жаловал им добавку к договорной цене, и обида исчезала.

И все же, несмотря ни на что, выкроил Богдан денек для охоты на уток, гусей и лебедей. Молодняк уже встал на крыло, можно без зазрения совести пострелять.

Воевода расстарался. Не только подготовил уйму каленых стрел для самострелов, но и запасся на всякий случай рушницами. Вдруг гость захочет по сидячим жахнуть дробью. А на место охоты загодя выслал пару ловких в охоте ратников, чтобы выставили бы они чучела да подновили скрадки.

Выехали затемно. Миновали ворота, рысью прошли выпасы и сенокосные луга, еще пару верст до Даниловки и за этой деревней — в лес. Вековой. С густым подлеском. Темно, хоть глаз коли, хотя заря уже высветила восток, когда они сворачивали к лесу. В два счета можно заблудиться даже хорошо знающему его, но проводник вел охотников уверенно, иной раз даже пуская коня рысью, и к лесному озеру они выехали как раз к тому времени, когда оно начало просыпаться.

Светлело быстро, и озеро раскрывало свою изумительную красоту. Вода нежной голубизны еще бездвижна. Лишь прибрежный тростник нарушает предутреннюю тишину всплесками, хотя еще полусонными. Спросонок и незлобливая перебранка крякух, приглушенный говорок гусей, да все чаще и чаще всплески вышедших на тропу охоты щук и окуней — тростник жил своей предутренней жизнью по извечному природному укладу.

Вот первая пара лебедей скользит по воде из тростниковой прогалины, величаво изогнуты их шеи и, будто не глядя друг на друга, ведут о чем-то своем утреннюю беседу, едва задевая мягкими боками сонные лилии, пока еще не распустившие нежно-восковые цветы.