БЕЛЫЕ И ЧЕРНЫЕ

–  Разрешите обратиться, господин оберштурмбаннфюрер, - решил после долгой паузы Шехтель.
– Есть одно дело… я не знаю, как лучше его решить.
– И рассказал о сеансе, о своих сомнениях.
– Ума не приложу, что лучше: играть или отменить сеанс?

К его удивлению, Шпак спокойно выслушал сообщение.

–  Сколько вызвали людей?
– спросил он.

–  Тридцать человек из всех частей.

–  Опять он побьет всех? Опять будет разгром, - не то спросил, не то высказал свое мнение Шпак.

–  Ну, уж нет! На этот раз наши постарались, - разъяснил Шехтель.
– Собрали все лучшие силы, привлекли местных чемпионов. Потом мне рассказали еще об одном обстоятельстве. Алехин только что вышел из госпиталя в Праге. Чудно - в пятьдесят лет заболел скарлатиной! Еле живой выбрался, газеты уже сообщали о неизбежной смерти. Понятно, сейчас он в плохом состоянии и играть хорошо не сможет.

Шпак задумался, затем сказал:

–  Хорошо, проводите сеанс. В последний раз! Но только учтите: вы отвечаете за все! А визу Алехину все-таки дайте. Вообще-то, будет даже неплохо, если перед отъездом наши парни как следует его поколотят.

Обрадованный Шехтель быстро собрал документы и поспешил уйти из кабинета. А вдруг начальство передумает! Но у самой двери он обернулся.

–  Как давать визу Алехину, господин оберштурмбаннфюрер, одному или вместе с женой?
– спросил он Шпака.

Тот всего несколько секунд оставался в раздумье.

–  Одному, - приказал он.
– Пусть жена побудет у нас, - так спокойнее. Да она и сама не очень хочет уезжать отсюда, - добавил Шпак.
– Мне докладывали: ее больше беспокоит дом в Дьепе.

Алехин, прищурившись, рассматривал своих противников в сеансе. Кого только не было в зале - все рода войск, все чины. Даже один генерал сидел за шахматной доской. А позади играющих - зрители, тоже военные, но низших чинов. Пришли посмотреть, как будет сражаться начальство с чемпионом мира. Ни одного штатского - им запрещено присутствовать на армейских праздниках.

Царила напряженная тишина. Военные о чем-то тихо переговаривались друг с другом, бросали любопытные взгляды на Алехина. Чемпион мира был сегодня в отличном настроении. Только что Шехтель сообщил ему о том, что получен приказ выдать ему визу в Испанию. Наконец-то! Можно уехать отсюда, поехать в Аргентину. Жаль, конечно, что не разрешили поехать Грейс, по она что-то молчит, не отвечает на письма. Может, что-нибудь плохо с домом в Дьепе? Ничего, устроюсь сам, потом можно будет вызвать и Грейс».

Близилось начало сеанса. К Алехину подошел чех Каличка, привезший из шахматного клуба комплекты фигур и помогавший в организации сеанса. Он отвел Алехина в сторону.

–  Случайно я слышал сейчас разговор Шехтеля по телефону, - сообщил он чемпиону мира.
– Видимо, с каким-то начальником. Против вас, оказывается, подобрали очень сильный состав. Шехтель хвалился: собирается напоследок устроить вам разгром.

–  Вот как! Самый сильный состав. А вы знаете кого-либо из сидящих?

Каличка осмотрел ряды участников сеанса.

–  Нет. Мне никто из них не известен, - уверенно сказал чех.

–  Отлично!
– обрадовался Алехин.
– Значит, хотят учинить разгром? Ну что ж, посмотрим. Пусть попробуют, - улыбнулся Алехин.

–  Может быть, лучше попросить уменьшить количество досок, - предложил Каличка.
– Вы ведь так слабы после болезни.

–  Ничего, дорогой Каличка!
– вздохнул русский чемпион.
– Мне в жизни приходилось выдерживать и не такое. Давайте начинать.

Алехин вошел внутрь прямоугольника столов. Его встретили напряженным молчанием. Он подошел к первой доске, за которой сидел генерал, и хотел уже сделать первый ход. Затем он вдруг хлопнул рукой по левой стороне груди и полез в боковой карман пиджака. Пошарив там и не найдя, что нужно, Алехин обыскал затем остальные карманы. Вид его был растерянный, он в удивлении пожимал плечами. Затем он подозвал к себе Каличку и о чем-то долго совещался с чехом. Каличка явно не соглашался с предложением чемпиона. В конце концов Алехин, видимо, уговорил чеха, и тот обратился к немцам со следующими словами:

–  Уважаемые господа офицеры! Чемпион мира приносит глубочайшие извинения. Он где-то потерял свои очки и не может играть сеанса. Но, чтобы не срывать намеченного выступления, господин Алехин решил давать сеанс вслепую.

–  Это как так?
– крикнул кто-то из зрителей.

–  Чемпион мира будет находиться в соседней комнате и по памяти играть все тридцать досок. Я буду передавать его ходы по шахматной нотации, а также относить ему ваши ответы.

В зале несколько минут царило небывалое возбуждение. Участники сеанса, вместе с ними и стоявшие сзади зрители, оживленно обсуждали неожиданное и необычное решение чемпиона. Появился Шехтель. Он подошел к доске, за которой сидел генерал, туда же устремились два организатора сеанса. До Алехина и Калички донеслись их возбужденные голоса.

–  Это унизительно для нас!
– горячился генерал.
– Я лично не собираюсь участвовать в такой игре.

–  А что делать?
– вмешался один из организаторов.
– Он действительно всегда играет в шахматы в очках.

–  Пошлите куда-нибудь за очками, - предложил генерал.

–  Куда? Сегодня воскресенье. Потом подобрать очки не такое быстрое дело, генерал.

–  Но как же он будет играть?!
– удивленно воскликнул другой организатор.
– Вслепую на тридцати досках! Этого не могли делать ни Ласкер, ни Капабланка.

–  Его разобьют наши ребята, - поддержал первый организатор.

Эти слова оживили Шехтеля.

–  Как вы сказали: разобьют?
– переспросил Шехтель.
– Вот и хорошо. Это будет замечательно! Вы полагаете, что играть вслепую труднее, чем обычным способом?
– спросил Шехтель.

–  В несколько раз!
– охотно сообщил организатор.
– Да еще против такого состава.

–  Тогда решаем играть!
– твердо заявил Шехтель.
– Вы оказали: оскорбительно, - обратился Шехтель к генералу.
– Что ж, смеется тот, кто смеется последним. Начинайте игру!
– приказал Шехтель Каличке.

В зале постепенно вновь воцарилась тишина. Поднявшиеся было со стульев опять вернулись на места. Позже всех подсел к шахматам генерал: он долго о чем-то возмущенно говорил с Шехтелем, важно взмахивал рукой; Шехтель что-то примирительно ему отвечал, обнимал его рукой за спину, как бы подталкивая к доске. Потом они оба засмеялись какому-то удачному замечанию, и генерал сел за доску. Но и тогда вид его был оскорбленно-величествен, первые свои ходы на доске он делал с явным пренебрежением.

Алехин прошел в соседнюю комнату, сел в удобное кресло спиной к двери и попросил у Калички кофе. Предстоящий сеанс на тридцати досках вслепую немного пугал Алехина, и он на мгновение пожалел, что придумал под влиянием минуты этот трюк с очками. Нет, его не пугало ни количество досок, ни состав. Сколько раз ранее он давал подобные сеансы. Алехин боялся, что в том физическом состоянии, в каком он был после проклятой скарлатины, не выдержит огромной нагрузки. Но делать было нечего, и он стал вырабатывать план предстоящего сражения.

Сеанс одновременной игры вслепую - самый трудный из всех шахматных аттракционов. Он требует от мастера гигантского напряжения умственных сил, нервов, памяти. Организм сеансера подвергается такому чрезмерному напряжению, что давно уже определена вредность подобных выступлений. Алехин читал, что в Советском Союзе сеансы вслепую запрещены государственным уложением как вредно отражающиеся на здоровье шахматистов. Это в Советском Союзе, по па Западе любят рекламу, трюки; только на них несут свои доллары и франки любопытные. Сколько раз Алехину приходилось именно с помощью такой игры привлекать к себе внимание мира или поддерживать свое пошатнувшееся материальное положение.