Белые и синие

— Да, сударь, это было бы нескромным.

— Ах! Вот как! Почему же?

— Я вам сейчас скажу. Как только я отвечу, что голодна, вы попросите разрешения заказать для меня ужин; как только я дам согласие заказать мою трапезу, вы попросите позволения, чтобы мой ужин подали на один стол с вашим, — иными словами, вы пригласите меня отужинать с вами, а это было бы бестактностью, как вы сами видите.

— Поистине, мадемуазель, — сказал г-н д'Аржантан, — у вас железная логика, и я должен заметить, что мало кто из женщин сравнится с вами в наше время.

— Дело в том, — отвечала Диана, нахмурившись, — что немногие женщины оказываются в положении, подобном моему. Вы видите, сударь, что я в трауре.

— Неужели вы носите траур по мужу, сударыня? В вашем паспорте было указано, что вы девица, а не вдова.

— Да, сударь, я девица, и еще молода, если только можно сохранить молодость после пяти лет одиночества и всяческих бед. Только что умер мой последний родственник, мой единственный друг, тот, кто был для меня всем. Успокойтесь же, сударь; не вы, покинув Париж, лишились своих способностей обольщать, а я, чье сердце охвачено печалью, виновата в том, что не в силах должным образом признать достоинства мужчины, соизволившего обратиться ко мне и заметить, что я еще молода, несмотря на мою скорбь, и достаточно привлекательна, несмотря на мой траур. А теперь отвечу на ваш вопрос: разве может быть голоден тот, кто пьет свои слезы и питается воспоминаниями, вместо того чтобы жить надеждами? Я поужинаю, как обычно, сударь, без претензий, в той же комнате, что и вы, и заверяю вас, что при любых других обстоятельствах я поужинала бы за одним столом с вами без всяких церемоний, хотя бы для того, чтобы отблагодарить вас за знаки внимания, которые вы оказывали мне на протяжении всего пути.

Молодой человек приблизился к быстро ехавшей коляске насколько это было возможно всаднику.

— Сударыня, — промолвил он, — после подобного признания мне остается сказать вам только одно: если во время вашего одиночества у вас возникнет потребность опереться на друга, считайте, что вы его уже нашли, и я ручаюсь, что он будет стоить многих других, хотя это всего лишь попутчик.

Пустив свою лошадь вскачь, он отправился заказывать два ужина, как и предлагал прекрасной путешественнице. Но, поскольку время приезда мадемуазель Ротру совпадало с часом, когда все садились за стол, г-н д'Аржантан, проявив деликатность, сказал в гостинице, хотя рисковал больше не увидеть своей попутчицы, что она будет ужинать в своей комнате.

За общим столом речь шла лишь о шести тысячах солдат, посланных Директорией, чтобы образумить Кадудаля.

В самом деле, вот уже в течение двух недель Кадудаль вместе с собранным им войском, состоявшим из пяти-шести тысяч человек, предпринимал более дерзкие вылазки, чем те, что самые отважные генералы совершали в Вандее и Бретани в наиболее жаркие периоды войны, которая велась в двух этих провинциях.

Сборщик налогов из Динана г-н д'Аржантан весьма настойчиво осведомился, по какой дороге движется воинский отряд.

Ему ответили, что все пребывают в полном неведении на этот счет, так как человек, видимо возглавлявший колонну, хотя и не имевший воинского чина, сказал в гостинице, что направление их движения будет зависеть от сведений, которые он получит в селении Шатобриан, и с учетом того, в какой местности будет располагаться противник, он углубится в Морбиан или проследует вдоль холмов Мена.

После ужина г-н д'Аржантан велел узнать у мадемуазель Ротру, не соблаговолит ли она оказать ему честь принять его, чтобы он мог сообщить ей нечто, по его мнению, значительное.

Она ответила, что сделает это с большим удовольствием.

Пять минут спустя г-н д'Аржантан вошел в комнату мадемуазель Ротру; она приняла его, сидя у открытого окна и жестом указала на кресло, предложив сесть.

Господин д'Аржантан кивнул в знак благодарности и ограничился тем, что прислонился к креслу.

— Вы могли бы подумать, мадемуазель, — сказал он, — что сожаление о нашем близком расставании заставляет меня искать повод поскорее встретиться с вами, и поэтому я сразу скажу, не злоупотребляя вашим временем, что привело меня к вам. Я не знаю, следует ли вам встречаться в сотне льё от Парижа с чрезвычайными уполномоченными правительства, которые становятся все более жестокими по мере удаления от средоточия власти. Я знаю лишь то, что нам придется столкнуться с целой колонной республиканских войск и во главе их стоит один из тех презренных мерзавцев, чья задача — добывать головы для правительства. Видимо, расстрел считают слишком благородной казнью для шуанов, и решено привить гильотину на бретонской почве. В Шатобриане, то есть в пяти-шести льё отсюда, колонна должна была сделать выбор: направиться прямо к морю или следовать дальше между Кот-дю-Нор и Морбианом. Нет ли у вас причины для опасений? В таком случае, какой бы дорогой вы ни следовали, даже если вам придется идти на виду у всей республиканской колонны, с первого до последнего ее ряда, я останусь с вами. Если же, напротив, вам нечего бояться и, как я надеюсь, вы не ошибаетесь в природе чувства, что подсказывает мне это решение, поскольку я питаю сомнительную симпатию — вы видите, что я говорю откровенно, — к трехцветным кокардам, чрезвычайным уполномоченным и гильотинам, я уклонюсь от встречи с колонной и отправлюсь в Динан по дороге, которую она изберет, вслед за ней.

— Прежде всего я благодарю вас от всей души, сударь, и заверяю вас в своей признательности, — отвечала мадемуазель Ротру, — но я направляюсь не в Динан, как вы, а в Витре. Если колонна пойдет по дороге в Рен, которая ведет в Динан, встреча с ней мне не грозит; если, напротив, она пойдет по дороге в Витре, это отнюдь не помешает мне поехать той же дорогой. Я питаю не намного больше симпатии, чем вы, к трехцветным кокардам, чрезвычайным уполномоченным и гильотинам, но у меня нет оснований их опасаться. Скажу больше: мне было известно о движении этого войска и о том, что оно везет с собой; поскольку оно проходит через ту часть Бретани, которая была захвачена Кадудалем, мне дозволено в случае необходимости искать защиты у военных. Таким образом, все будет зависеть от того, что решит в Шатобриане командир этой колонны. Если он продолжит путь в сторону Витре, я, к сожалению, распрощаюсь с вами на развилке двух дорог; если же он избрал дорогу в Рен и внушает вам такое отвращение, что вы не хотите с ним встречаться, я с удовольствием буду продолжать путь вместе с вами до места своего назначения.

Получив эти разъяснения, г-н д'Аржантан счел себя не вправе задерживаться, учитывая то, каким образом он объяснил причину своего визита. Он поклонился и вышел, не дав мадемуазель Ротру времени подняться со стула.

Наутро, в шесть часов, двое путешественников обменявшись традиционными приветствиями, покинули гостиницу.

На следующей почтовой станции, то есть в Шатобриане, были получены необходимые сведения. Колонна отбыла часом раньше и направилась по дороге в Витре.

Таким образом, путешественники должны были расстаться. Господин д'Аржантан в последний раз приблизился к мадемуазель Ротру, вновь предложил ей свои услуги и взволнованно простился с ней.

Мадемуазель Ротру подняла глаза на этого молодого щеголя и, как истинная светская женщина, которая не могла не испытывать к нему благодарности за то, как почтительно он себя вел, протянула ему руку для поцелуя.

Господин д'Аржантан вновь вскочил в седло и сказал почтарю, ехавшему впереди: «На ренскую дорогу!», в то время как экипаж мадемуазель Ротру, повинуясь ее приказу, отданному спокойным, ровным голосом, двинулся по дороге в Витре.

XXI. ГРАЖДАНИН ФРАНСУА ГУЛЕН

Покинув Шатобриан, мадемуазель Ротру — точнее, Диана де Фарга — глубоко задумалась. В том настроении, что овладело ею, ее сердце было или, как ей казалось, должно было оставаться невосприимчивым ко всяческим нежным чувствам, и особенно к любви. Однако красота, изящество и учтивость всегда оказывают на порядочную женщину достаточно сильное воздействие, заставляя ее если не полюбить, то начать мечтать.

Мадемуазель де Фарга думала о своем попутчике, и мысль о нем впервые вызвала у нее легкие сомнения. Она спрашивала себя, отчего человек, столь надежно защищенный тремя подписями: Барраса, Ребеля и Ларевельер-Лепо — может испытывать такое непреодолимое отвращение к уполномоченным правительства, удостоившего его особым доверием.

Диана забывала при этом, что она сама, отнюдь не испытывавшая горячей симпатии к революционному правительству, путешествовала при его непосредственной поддержке; если г-н д'Аржантан действительно был из «бывших», как она предположила по некоторым словам во время их последней беседы, то, возможно, он получил поддержку, на которую ему было неловко ссылаться, при таких же обстоятельствах, как она.

Кроме того, Диана заметила, что, сходя с лошади, г-н д'Аржантан неизменно забирал с собой чемодан, вес которого далеко не соответствовал его размерам.