Белые искры снега

– Я очень хочу с вами встретиться, - твердо сказала я.

– Хорошо, когда у меня будет свободное время, я позвоню тебе. У тебя теперь есть номер моего мобильного телефона. Если что-то случится - звони. Со мной порой бывает сложно связаться, поэтому звони мне несколько раз или пиши смс.

– Хорошо. Мы точно встретимся?
– вдруг спросила я на всякий случай. На миг во мне появилось чувство, которое бывает у испуганных маленьких девочек и мальчиков, когда их мамы оставляют их и куда-то уходят, обещая вернуться. Я боялась, что мы больше не увидимся.

– Точно, - пообещала Матильда.

– И вы расскажите мне про маму?
– почти потребовала я, понимая, что наглею. Но наглость появлялась из-за страха.
– Они ненавидели Ирину, ничего никогда не говорили про нее. И даже фото не показывали.

– Ирину?
– переспросила крестная.

– Ну, маму, - пояснила я с непонятным учащенным дыханием. Почему она переспрашивает? Что-то не так?

– А, да. Ирина. Я так давно не слышала ее имя, - отозвалась Матильда и вздохнула.
– Ее нет с нами больше двадцати лет. А я привыкла называть ее просто Ирка... Ирина, кто бы мог подумать, что ее будут звать Ириной. Мы жили в соседних домах, общались с подросткового возврата, - пояснила она мне.
– И называли друг друга по фамилии.
– Она слабо улыбнулась.

– И какая у нее была фамилия? А фотографии с ней у вас сохранились? А что она любила, чем занималась, какая она вообще?
– не выдержала я, и вопросы из меня полетели, как очередь из пулемета.

– Сергеева. Ирина Сергеева, - ответила мне крестная, чуть подумав - нужно ли мне сообщать эту информацию или нет.
– Я расскажу тебе, какой она была, девочка, но позже. Я должна уходить.

– Хорошо, - даже как-то поникла я, проговаривая про себя фамилию матери. Сергеева. Простая и красивая фамилия.

– В следующий раз я покажу тебе ее фотографию. Двадцатилетней давности, разумеется.

Я внутренне встрепенулась, а на лице моем появилась широкая улыбка и снова откуда-то взялась эта щемящая сердце нежность. У меня никогда не было мамы, и я всегда хотела увидеть ее, увидеть хотя бы одним глазком. Поговорить с ней, послушать ее голос, почувствовать запах духов - а она ими наверняка пользуется, я ведь очень люблю духи! Мне хотелось знать, какая она и что любит, какие вещи ее раздражают, а какие - успокаивают. Любимая музыка, еда, вид спорта, кино - я все это хотела узнать. Я хотела ее обнять - раз в жизни. И об этом я мечтала в детстве. Но, как я уже говорила, чудес не бывает, и мама не воскреснет, но она всегда жива в моей памяти, хотя я ничего не знаю о ней, кроме имени. И уже фамилии.

– Ну, думаю, нам пора.

– Матильда, - сказала я вдруг, видя, что она уже собирается уходить, и почему-то запаниковала. Не знаю, зачем я задала следующий вопрос. Чтобы потянуть время?
– Я много про вас слышала и читала...

Ну, может быть, немного, но местной политикой я интересовалась и была более-менее в курсе дел, творящихся в правительстве. К тому же на третьем курсе я как раз стала подрабатывать в городской газете, где о всяких там чиновниках частенько писали.

Она улыбнулась краешком уголков тонких губ благородного бордового цвета - помада у Матильды была хорошая, не смотря на то, что она пила кофе, на чашечке не осталось и следа от косметики, а губы как были накрашенными, так такими же и остались.

– Можно задать вам еще один вопрос?

– Задай.

– Я знаю, что вы общаетесь с Инессой Дейберт, - назвала я по имени одного из самых известных журналистов, вернее, журналисток, только мне не нравится, как звучит это слово, как то уничижительно, что ли, по отношению к женщинам, занимающимся журналистикой.

– И что?
– вдруг откинулась на спинку стула Матильда. Она хотела даже руки скрестить, но не стала.
– Почему ты про нее спрашиваешь?

– Знаете, я очень часто ровняюсь на людей, которые чего-то достигли в жизни. Они для меня пример. Дейберт - тоже пример, - искренне отвечала я. Инесса Дейберт была известным в городе журналистом. Она и писала в газете убийственные и разгромные статьи, и вела собственную программу "Вечер с Инессой Дейберт", в которой проводила журналистские расследования, и вообще занимала позицию активного общественного деятеля и очень много помогала людям, попавшим в трудные жизненные ситуации. Я про нее даже сочинение в школе писала, после того, как посмотрела ее репортаж о совершенно диком случае - одна женщина, очень любящая алкоголь, родила ребенка и совершенно не следила за ним. Кормила и одевала его, как в таких неблагополучных семьях обычно и бывает, бабушка. А после ее смерти мальчик остался совсем один. Его мать, не желая слушать плачь голодного сына, додумалась посадить его на цепь, прикованную к батарее, чтобы он не мешал ей и ее дружкам-алкашам. Если бы не Инесса, с ребенком явно случилось бы что-то плохое. А так, после ее репортажа, этим жутким случаем, наконец-то заинтересовались правоохранительные органы, ребенка, слава Богу, забрали из этого ужасного места и отдали на воспитание хорошей семьи. Потом, через пару лет, тоже из ее же передачи, я узнала, что мальчик адаптировался и стал совершенно обыкновенным. У меня даже слезы на глазах появились, когда я увидела в его хорошеньком лице счастливое выражение.

– Я бы хотела быть похожей на нее, - продолжила я и почему-то покраснела. На тот момент мне вдруг подумалось, что крестная сможет когда-нибудь познакомить меня с человеком, который стал для меня примером для подражания в профессиональной деятельности. Наверняка они знакомы. А еще я хотела показать крестной, что я не просто глупая курица без идеалов и целей в голове - я целеустремленная.

Матильда чуть повернула голову на бок и как-то странно посмотрела на меня. Я, если честно, не слишком хороший знаток душ человеческих, и психолог из меня аховый, но мне показалось, что во внимательно-встревоженном взгляде моей новоприобретенной крестной появилось какое-то необычное выражение, которое я никак не могла разобрать.

– Вот как? Да, я знакома с Инессой, ты права. А кто для тебя еще является примером, девочка?
– спросила почему-то женщина, глядя мне в лицо. Мне казалось, что она вдруг заинтересовалась мной.

Мне не нравилось, что она называет меня девочкой, а не по имени, но в тот момент я этого не осознала - осознала только спустя пару лет, когда поняла, что Матильда всегда обращается ко мне именно так. Она никогда не называла меня Настей. Почему - я не знаю.

– Анна Политковская, - назвала я известное имя журналиста и правозащитника, убитой в 2006 году, а после еще несколько известных и громких имен людей, которые были, по-моему мнению, отличными профи в журналистике, не жалеющими своих сил.

– Ого, да ты выбираешь в свои примеры для подражания сильных людей. Высокого полета.
– Крестная почти усмехнулась, но мне показалось, она одобряет мой выбор.
– Да, лучше равняться на тех, кто добился много. Это помогает добиться своего. Окрыляет. Тебе так нравится журналистика?

Я молча кивнула. Все-таки дурочкой я тогда была, честное слово!

– Хорошо, - непонятно почему сказала Матильда.

Ее телефон, лежащий, видимо, в сумке, зазвонил - раздалась знакомая мне мелодия - ария Каравадоси из оперы Джакомо Пуччини "Тоска" в исполнении Андреа Бочелли. Интересно, крестная любит оперную музыку? Я тоже люблю. У меня на звонке стоит "Песня половецких девушек" из балетного фрагмента 2-го действия оперы "Князь Игорь", написанной великим композитором Бородины в исполнении известного хора в современной обработке.

– Иди первой, - решила она, вытаскивая из сумки телефон, - я пока отвечу на телефонный звонок.

Я торопливо кивнула.

– Спасибо, - сказала я искренне, встала и, заставив себя не оглядываться, ушла.

Пальцы болели от напряжения - так сильно я их сжимала.

Я не знала, что после моего ухода два года назад, у нее состоялся один очень интересный разговор, иначе бы, наверное, заподозрила Матильду в чем-то. Но я не слышала, а потому остась в священном неведении.