Белые ночи с Херувимом

– Тогда, пожалуй, я остановлюсь на этом коктейле.

Буквально через минуту передо мной появился бокал с горячим и ароматным напитком. Я пригубила его и почувствовала аромат цветущего вишневого сада.

Коктейль был горячим и сладким, как поцелуй, и терпким, как южная ночь. Я выпила его и испытала необыкновенный прилив сил, что было весьма кстати – мне предстоял еще один визит, на этот раз в Мраморный дворец. Именно там Татьяна Капустина делала свой последний репортаж, и если окажется, что во дворце тоже каким-то образом засветился великий Мераб Мерабович, мы можем с уверенностью утверждать: именно он был последней целью Татьяны.

Перед входом во дворец меня перехватила запыхавшаяся женщина с растрепанной прической и неровно накрашенным ртом. Вся ее фигура выражала спешку и волнение.

– Ну где же вы застряли?! – воскликнула она, схватив меня за локоть. – Все уже здесь, Антон Степанович нервничает…

Я слегка растерялась от такого напора и выдала единственный подвернувшийся ответ, подходящий почти на все случаи жизни:

– Пробки…

– Понятно! – Женщина поволокла меня по длинной анфиладе комнат и залов.

Мы так спешили, что я едва замечала потрясающие интерьеры дворца – статуи и картины, роспись потолков и резные панели стен, мраморные камины и пышную лепнину.

Наконец мы влетели в зал, где сгрудилась толпа нарядно одетых молодых людей. Перед ними стояли две строгие дамы и пожилой господин в длинном черном пиджаке с огненно-красным цветком в петлице.

Именно по этому цветку я узнала директора Мраморного дворца профессора Белугина. Он часто появлялся на экране телевизора и на страницах газет, и непременно в его петлице был красный цветок, своего рода визитная карточка.

Моя спутница подскочила к господину Белугину и что-то зашептала ему на ухо. Он взглянул на меня с некоторым неодобрением, однако благосклонно кивнул и проговорил в микрофон:

– Итак, теперь, когда наконец прибыли представители средств массовой информации, мы можем открыть завершающую церемонию седьмого международного конкурса квиллинга, посвященного великому князю Константину Романову…

Итак, меня снова приняли за представительницу СМИ. Причем по непонятной причине обо мне говорили во множественном числе. В принципе такое положение меня вполне устраивало, я уже привыкла выступать в роли корреспондента газеты «Утреннее какао». Единственное, что меня несколько смущало, – это слово «квиллинг». Я его слышала первый раз и понятия не имела, что оно значит.

Впрочем, я прекрасно знала: журналисты во все времена отличались поразительным невежеством и ничуть этого не стеснялись. Например, все знают историю, которая произошла лет пятнадцать назад с известной актрисой, вдовой выдающегося художника, многолетнего главного режиссера и художественного руководителя Театра комедии Николая Акимова. Моя бабушка очень любила Театр комедии, но говорила, что его звездный час прошел со смертью его главного режиссера. От нее я и узнала эту историю.

Акимов был крупным художником, учился живописи у Добужинского и Шухаева, но впоследствии прославился как театральный художник и режиссер.

В очередную годовщину Николая Павловича (кажется, тогда исполнилось девяносто лет со дня его рождения) к его вдове пришла журналистка из крупной газеты, чтобы взять интервью для своего издания. Она долго расспрашивала старую актрису о ее знаменитом муже, о его творчестве, о том, каким он был человеком, а потом обратила внимание на висящие по стенам картины. Желая поддержать интеллигентный разговор, она поинтересовалась, чьи это работы.

– Николая Павловича, – вежливо ответила вдова.

– Как, он был еще и художником? – удивилась журналистка.

Вдова Акимова встала и сухо проговорила:

– Всего хорошего. Двери там. Провожать вас, уж извините, не буду.

С тех пор журналисты не стали более образованными, и я вполголоса спросила у стоявшей поблизости дамы:

– А что такое квиллинг?

Дама взглянула на меня с изумлением и даже, пожалуй, с сочувствием, как на тяжелобольного человека:

– Как, вы не знаете, что такое квиллинг? Это высокое искусство бумажной филиграни!

– Попросту – бумагокручение! – добавила вполголоса ее соседка, сухопарая особа с торчащими вперед крупными зубами. – Видите цветок в петлице у Антона Степановича? Вы думаете, что это такое?

– Ну, что тут думать? Это роза, сорт, по-моему, то ли «огненный танец», то ли «пылающее сердце»…

– А вот и нет! Это как раз хороший образец квиллинга, цветок скручен из бумаги. Гораздо удобнее, чем живой, – не завянет, хоть целый год из петлицы не вынимай…

Я поблагодарила словоохотливых дам за консультацию. Впрочем, почти тут же выяснилось: я поторопилась со своим вопросом. Профессор Белугин, желая в очередной раз сверкнуть эрудицией, кратко изложил историю квиллинга.

– Все присутствующие знают, что в отличие от японского оригами квиллинг – это традиционно европейское искусство. Квиллинг возник в средневековой Европе в четырнадцатом веке. Первоначально им занимались монахини, которые создавали изящные медальоны, закручивая на кончике птичьего пера бумажные полоски с позолоченными краями. Создавалась полная иллюзия того, будто эти маленькие шедевры сотканы из золотых нитей. К сожалению, бумага – непрочный, недолговечный материал, поэтому сохранилось мало от средневековых образцов квиллинга. В наши дни бумагокручение широко известно в странах Европы, особенно в Англии и Германии. Очень увлекалась искусством квиллинга королева Елизавета в бытность принцессой, и многие ее творения хранятся в музее Виктории и Альберта в Лондоне. Но для нас особенно важно то, что квиллингом интересовался владелец этого дворца великий князь Константин Романов. Он собрал большую коллекцию бумажной филиграни, которая хранится в одной из комнат левого крыла. И я рад, что древнее искусство квиллинга стало популярно в наши дни и сегодня мы подводим итоги седьмого международного конкурса…

Искусство бумагокручения меня не слишком заинтересовало, и, решив, что ничего полезного я здесь не узнаю, я тихонько выскользнула в соседний зал.

Это было просторное помещение с огромным камином. В центре зала находилась позолоченная статуя кудрявого амура с натянутым луком в руках. Стрела амура была нацелена на высокого сутулого мужчину с редкими бесцветными волосами, который вполголоса разговаривал с удивительно красивой женщиной в алом платье.

Чуть в сторонке стояла скромно одетая женщина с печальным и озабоченным лицом.

– Но, Липочка, – говорил сутулый, сжимая руки у груди и жалобно глядя на красотку, – ты же слышала – в этом зале пятнадцатого будет концерт ансамбля старинных инструментов! Ну чем тебя не устраивает малахитовая гостиная?

– Не устраивает! – Красотка топнула ногой. – Пусть они этот дурацкий концерт проводят в малахитовой гостиной! Пусть где хотят его проводят, хоть в гардеробе, хоть на улице!

– Но, Липочка, объявления об этом концерте уже даны в газетах и в Интернете!

– А мне наплевать! Мы что, зря платим им такие деньги? В конце концов у меня день рождения бывает только раз в году, и я хочу его отметить прилично!