Белые перья шпиона
Шрифт:
Павла давно позабыла, каково это общаться с детьми, и слегка терялась от запросов подопечной.
– -- Я хочу колыбельную!
– -- А я их не знаю, Саманта. Да, и мама твоя уже совсем скоро придет. Просто закрой глазки...
– -- Не хочу! Ну, ми-истер Моровски! Ну, вы же с мамой пели песенки и марши. Я сама слышала!
– -- Ни одна из тех песен не похожа на колыбельную, Сэм. Хочешь, я почитаю тебе стихи...
– -- Нет. Не хочу стихи! Хочу колыбельную! Иначе я не усну...
– -- Ох, горе ты мое. Но я не могу вспомнить, ни одной колыбельной. Я ведь простой солдат...
– --
– -- Придумать? Это вряд ли. Если только...
– -- А, я вам подыграю на фортепьяно!
– -- Вот еще! Этого еще не хватало! А ну, сейчас же в постель! Я кому...
– -- Ну, я только в самом начале, чтобы помочь вам петь. А дальше вы уж сами...
– -- Твоя настойчивость, несомненно, от мамы...
'Даже не знаю '.
Саманта сонно нажимала на клавиши. Павла глядела в окно на самолетную стоянку и ночные огни авиабазы Сан-Диего, и словно бы ниоткуда, рождались позабытые слова и мелодия лейтмотива советской кинокартины про крылатых женщин...
– -------------------------
' Мы стали небом стали облаками. И видя сверху ваш двадцатый век, К вам тихо прикасаемся руками. И думаете вы, что это снег. Мы дышим, согревая птичьи гнезда, Баюкаем детей в полночный час. Вам кажется, что с неба смотрят звезды. А это мы с небес глядим на вас.– --------------------------
Павла грустила о несбывшемся. О детях, которых у нее никогда не было и не будет. О не пережитых ею драматических 'бурях в стакане' и не испытанном семейном уюте. Печалилась о тех советских девчонках, которым уже совсем скоро выпадет сесть за штурвал 'Рус фанер' (ночных бомбардировщиков У-2). И о том, как ночной порою, они станут яростно громить с небес боевой дух немецких захватчиков. И о том, как будут гореть в своих кабинах от огня зениток, и от очередей ночной воздушной стражи Люфтваффе.
– ----------------
'Мы вовсе не тени безмолвные, Мы ветер и крик журавлей. Погибшие в небе за Родину, Становятся небом над ней... Становятся небом над ней...– ---------------------------
Зябко передернув плечами, Павла обернулась, чтобы загнать юную вымогательницу в кровать. Но внезапно стальные глаза недавнего сквадрон-лидера 'Амазонок' встретились с удивленными глазами его же бывшей подчиненной. Брови инструктора по строевой подготовке, а ныне сержанта Купер, и по совместительству мамы Саманты, взлетели над огромными глазами. Оказывается, уже с середины песни, мать неслышно сменила дочь за клавишами, а та, тихо, как мышка, перебралась в кроватку.
– -- Что это за песня, Адам? Это тоже ваша?!
– -- Нет, Вайолет. И вам не нужно знать, чья это песня. Доброй ночи, сержант, мэм.
– -- Доброй ночи, капитан, сэр.
9
Мелани Гляйн нервно перекрестилась, и постучалась в дверь номера.
– - Входите. Не заперто!
Неделю назад старший агент Айси инструктировала каждую из них перед заданием - 'Этого ковбоя нужно обслужить по полной, малышки. Любые его запросы! Помните, он нужен боссу, и нужен срочно!'. И Мелани вполне могла рассчитывать на успех в таком деле. Ведь, они с сестрой зарабатывали телом уже не первый год. И справлялись вполне успешно. И даже успели нажить себе постоянных клиентов. Правда, всегда был риск сдохнуть от мерзких утех какого-нибудь бешенного садиста. Зато, та работа, в отличие от нынешней, не нагружала ум. Впрочем, и платили им тогда куда меньше, чем сейчас в ФБР. Именно из-за денег они с сестренкой Сью и сбежали из 'Мехико', чтобы продолжить свою карьеру в качестве официанток в одном из недорогих ресторанов Феникса. Там-то их нашел и завербовал в ФБР добрый мистер Льюис. Работа в Бюро была интересной и денежной, к тому же они получили главный - приз поддержку закона. Правда и тут можно было словить пулю или перо, если совсем уж расслабиться. Но в этот раз задание оказалось нереально сложным. Объект разработки ни разу не дал им даже крошечного шанса, чтобы поймать себя на крючок. Время шло, и Айси все сильнее злилась на саму себя и на своих подчиненных. Сегодня полетов было мало, и Мелани была отправлена старшей, просто подслушать сплетни авиаторов. За дверью четыре женщины в военной форме томно сидели вокруг стола, и лениво перекидывались фразами. Две курили. На столе стояли бутылки с колой и бокалы.
– - Я протру здесь полы, мэм? Или мне зайти позже?
– - Запросто! Ты нам не мешаешь.
Горничная, не спеша, начала свою работу, незаметно прислушиваясь к продолжающейся беседе в номере офицерской гостиницы. Этот разговор нужно было хорошенько запомнить. Айси от них требовала дословных цитат, для включения его в доклад мистеру Льюису. Последнее время их группе слишком долго не везло с этим заданием, тем важнее был каждый штрих и каждый намек.
– - Колу налить?
– - Нет, спасибо... Наверное, она все-таки погибла там, в Польше, и он просто не может ее забыть.
– - Ну-ну! Он так не может ее забыть, что готов ежедневно орать вместе с нами на плацу 'девичьи строевые'! И постоянно торчит у нас на виду, чтобы помогать нашей сестре остаться в живых. Да, он от виски не просыхал бы, и избегал бы глядеть на нашу сестру, будь все это правдой!
– - Вовсе не обязательно бы спился. Мне кажется, он просто видит в нас, именно, сестер, причем, как это ни странно, гм... младших сестер.
– - Во-во, я тоже заметила! Только, что причесываться не учит, и галстук не поправляет. А в остальном весь такой заботливый. Прям, папуля с дочками!
– - Хи-хи! Лет двадцать назад мы могли бы этого 'папулю' в коляске покатать, и пеленки ему сменить!
– - Мадлен, ты не права. Это мы с тобой и другие наши подруги жили каждая в своей 'оранжерее'. Нас водили за ручку, пока мы не нашли себе занятие. А нашему сорванцу досталось от жизни наотмашь. Если считать каждый его прожитый год за два, то он старше любой из нас!
– - А мне думается, у нашего 'Сокола' есть любовь на стороне. Просто, его сердце захватила в плен какая-нибудь чопорная аристократка...
– - И он поклялся быть верным ей до гроба!
– - Ах-ах-ах!
– - А, что, вполне себе версия, подружки?!
– - Да. Вроде, похоже.
– - У поляков с этим строго, они там все ревностные католики. Если дали слово, то до могилы. Правда, сам-то Адам, не часто появляется в церкви. Или он молится прямо за штурвалом?