Белые перья шпиона
Шрифт:
– - С этой малоуважаемой мной леди я был знаком, но не собираюсь продолжать это знакомство. Передайте вашей агентессе - пусть она вербует себе подручных в других местах!
– - Да почему вы решили, что она работает на нас, и что ей зачем-то нужно вас вербовать?! Кстати фрау Гальван отзывалась о вас, как о довольно выдержанном и терпеливом человеке, что идет вразрез с вашим сегодняшним поведением. Вот в Польше вы ей очень понравились... поначалу.
– - Можете передать ей, что затащить меня в свою постель у нее не выйдет! Знание английского для потаскух это лишнее. И я всегда сам выбираю с кем мне спать, так что пусть остынет...
– - Да подождите вы! Это вам, Пешке, сейчас лучше остыть, и дослушать меня. Все-таки вы в гостях, поэтому не забывайтесь! Не знаю, чего вы там себе напридумывали, но
– - Я все представляю, но ответ будет тот же...
– - Да подождите же вы! Сходство между вами, действительно, фантастическое, есть небольшая разница в возрасте и следы мелких ранений, но это все ерунда...
– - Все ясно, значит, я не ошибся. И хватит уже играть, герр Лемке! Я свое слово сказал, и повторю лишь для того, чтобы вы лучше запомнили. Читайте по губам. Ни за какие деньги, ни в какую Россию, я ни ради вашего начальства, ни даже ради Рейха не поеду! И в другие страны, кстати, тоже!
– - О, мой бог!!! Опять вы за свое!!! Да, причем тут вообще какая-то поездка в Россию?! Ну, кто вас туда приглашал?!!! С чего вы это взяли?!
– - Перестаньте, прикидываться шлангом! Не поеду, и это мое последнее слово!
– - Бред!!! Вы можете сейчас хоть на минуту успокоиться и объяснить мне всю цепь ваших 'глубоких умозаключений', чтобы это глупейшее недоразумение, наконец, рассеялось?
Через несколько минут в комнате установилось некое подобие спокойствия. Обстановка, наконец, разрядилась, и гость позволил налить себе чаю. Вильгельм испытал легкое сожаление, что этот парень не прислан далекими московскими кураторами. Про себя он отметил ошибочность своего первоначального мнения о собеседнике, и заодно восхитился качествами данного человеческого материала... Даже если не читать о его многочисленных талантах, ощущение незаурядности складывалось с первых минут. Этот Пешке почти мгновенно сопоставил свое внешнее сходство с человеком на фотографии. Не менее быстро определил, что статья принадлежит советской газете, и сразу же сделал логичный, но неправильный вывод, что ему предлагают сыграть роль его русского двойника в шпионских играх германской разведки. Несмотря на всю бредовость такого предположения, демонстрируемая этим фольксдойче скорость анализа неполных данных и построения далеких выводов, удивляла. А вот показанный им уровень выдержки, наоборот, пока не выдерживал никакой критики. Впрочем, излишние эмоции гостя можно было легко списать на вполне понятное волнение. Но сам Адам Пешке все больше и больше интересовал Вильгельма. И в душе он порадовался, что та проверка с газетой, не дала результата. Без серьезного риска для собственной жизни, прикрыть 'русского' в самом центре секретного проекта, гаупт-штурмфюрер СС Вильгельм Леман (он же советский агент А-201 "Брайтенбах") просто не смог бы ...
За предыдущую неделю Сергею повезло плотно пообщаться с группой возвратившихся из Польши добровольцев. Старшим из них оказался майор Шестаков, имевший еще испанский боевой опыт. В этот раз помимо устных рассказов все инструктора училища получили в длительное владение учебный кинофильм, в котором различные боевые ситуации сопровождались закадровыми комментариями непосредственных участников тех событий.
Вот между мелких клякс изъянов кинопленки по экрану мечутся кривые струи пулеметных трасс. Подожженый снопом пуль 'Хейнкель-111' вываливается из строя и устремляется к земле, а истребитель проскакивает между вражескими машинами. И тут же голос комбрига Еременко разъясняет, что бой проходил над пригородом Люблина. В тот раз, прикрытая от атак 'мессершмиттов' восьмеркой 'Харикейнов' с польскими пилотами и десяткой старых 'Девуатинов' французских добровольцев, эскадрилья 'Ястребов' под командованием Шестакова
приняла на себя рвущиеся к городу девятки бомбардировщиков. Итоги боя оказались не в пользу немцев. Пять 'Хейнкелей' сбито, еще четыре ушли, дымя поврежденными моторами. За это защитники Люблина заплатили потерей двух британских и двух французских истребителей. Трое пилотов спаслись на парашютах. Из бойцов Шестакова трое были ранены, но на базу вернулись все. Беседу с Шестаковым вел Грицевец. Вскоре им обоим предстояло принять под командование учебные авиаполки здешней авибригады, и в этот раз командиры активно делились опытом.– - Если бы мы перед той командировкой в Житомире не насобачились тех 'Хейнкелей' гонять. Хрен бы мы в тот раз без потерь ушли!
– - И долго вы там в Житомире свои 'клинки точили'?
– - А! Неделю из кабин почти не вылезали. С языком на плече против таких же вот 'немцев' крутились, пока всех ребят до среднего уровня не дотянули. Вот потому и результат налицо - из полутора сотен наших летунов лишь полтора десятка в польской земле остались. За то сами мы с неба сотню немецких коршунов на вечный покой определили. Да и на земле хорошо отметились. Так что крепко мы их там высекли, и за Испанию чуток гадам добавили!
После кинопоказа начались тренировочные 'бои' инструкторов на учебных мото-реактивных 'Зябликах' против двух звеньев 'польских варягов' на 'Мессерах' и 'Хариккейнах'. Столько напряженных вылетов, сколько ему удалось сделать за эту неделю, Симаго не смог вспомнить даже по монгольским боям. Вымотался он сильно, но узнал много нового о тактике птенцов Геринга. Впереди у него были полеты с мальчишками-курсантами, но до них еще было много другой работы. На 'Зябликах' ребят возили пока только пассажирами. И сейчас впереди маячили полеты на двухместных планерах с пороховыми ускорителями и тренажеры.
Сергей вошел в учебный корпус, отдав честь знамени училища, рядом с которым понуро замер с пустым карабином несовершеннолетний часовой. Судя по утреннему докладу курсового старшины, сегодняшний день обещал быть насыщенным различными дисциплинарными перипетиями. Сам бывший детдомовец, и частый залетчик в Харьковском училище погранвойск, Сергей отлично понимал этих мальчишек. Энергия из них так и перла, и порой не находила достойного применения. Он и сам был таким, как они. Но сейчас чувствовал себя старым и даже немного равнодушным. Иногда лейтенанту снились сны о Монголии, и тянуло обратно в действующую. Тогда ему снова до оскомины хотелось увидеть монгольские сопки, в которых навсегда остался друг Валька. Бывало, так накатывало, что выть хотелось. Но чаще он понимал, что главное то его дело именно тут. И еще в этих, свежепокрашенных стенах первого в стране Ефимовского реактивного летного училища лейтенант незаметно для себя стал ощущать настоящий уют. Здесь его ждали, побаивались, но и по-своему любили его. Здесь он был дома...
Повернув за угол, Сергей улыбнулся. Некоторые наивные мальчишеские традиции уже начали прорастать в молодой авиашколе. И поэтому следующий вопль незастал лейтенанта врасплох...
– - Пацаны, ШУХЕР!!! Симаг идет!
Топот форменных ботинок барабанной дробью раскатился до посадочных мест. Дверь беззвучно распахнулась, и в помещении появился молодой командир ставший причиной молодежной паники. На его нарочито строгом и хмуром лице, чуть светился легкий интерес. А в глазах лейтенанта неожиданно мелькнуло лукавое выражение, тут же, сменившееся олимпийским спокойствием.
– - КЛАСС, СМИРНО! Товарищ лейтенант, третий учебный взвод, для занятий построен. Дежурный по роте старший воспитанник Гандыба.
– - Здравствуйте товарищи воспитанники!
– - ЗДРА!!!
– - Ну что ж, кричать вы, товарищи воспитанники, уже научились... А вот убирать за собой срач, и отвечать за свои поступки, я вас еще научу. Старший воспитанник Гандыба.
– - Я!
– - Объясните мне и своим товарищам, почему за время вашего дежурства остались открытыми окна второго этажа, с одного из которых свисает самодельная лестница, связанная из простыней?