Белые птицы детства

— Садитесь, — говорит худой с белыми бровями.

«Нет, видит», — решает Карысь.

Они садятся на высокий деревянный диванчик, и отец с дядькой начинают говорить. Вначале Карысь не слушает, потихоньку привыкая к множеству шкафов, но дядька с белыми бровями говорит всё громче, и Карысь переводит взгляд на него.

— Так чем же вы объясните падёж молодняка? — сердито спрашивает дядька и шевелит бровями.

— Объяснений много, от этого не легче,— устало говорит отец.

— Например? — не отстаёт дядька.

— Корма.

— Ещё?

— Да вы же знаете, Фёдор Лукич.

— Я хочу от вас услышать.

— Хорошо (Карысю показалось, что отец рассердился), можно и ещё. Когда выдали вакцину на ящур? А на бруцеллёз? Вы видели, в каком помещении содержатся новотёлки? А сгоревший в ямах силос? А комбикорм?..

— Минуточку,—Фёдор Лукич сильно машет белыми бровями.

— Нет уж, вы хотели ещё, так слушайте. (Карысь не много пугается голоса отца и начинает ненавидеть Фёдора Лукича.) Какой упитанности молодняк мы сдали на комбинат и какой оставили? Какая упитанность в племенном стаде?

— Эти вопросы вы должны были решать с дирекцией совхоза.

— Дирекции совхоза нужен план, и они его сделали за счёт молодняка.

— Гм... Виктор Фёдорович, давайте будем говорить так...

Но тут отец вспоминает о Карысе, поворачивается к нему и просит:

— Серёжа, сходи-ка посмотри, что там Серко делает?

Карысь сползает с дивана, недовольно смотрит на дядьку с бровями и выходит из комнаты. Теперь уже ничто не нравится ему в лечебнице, и он торопливо пробегает коридор, распахивает дверь на улицу и оказывается на высоком крыльце. Серко спокойно стоит у коновязи, но когда Карысь появляется на крыльце, поворачивает к нему голову и легонько, одними губами, ржёт. И Карысю необычайно радостно становится при виде Серка, и уже поскорее хочется домой, и он бежит к лошади, и Серко опять тихонько ржёт ему навстречу. Карысь осторожно отдирает с его нижней губы намёрзшую сосульку, а потом прижимается к этой губе щекой и сладко закрывает глаза.

3

Совсем тепло. Даже ноги в тулуп они теперь не закутывают. Серко охотно бежит домой, и отец, бросив вожжи в передок кошёвки, о чём-то долго думает. Ветви елей проплывают низко над головой, какая-то серая птица торопится улететь подальше, тонко скрипят полозья, и аппетитно отфыркивается Серко.

Карысь сосредоточенно смотрит в тайгу. Его удивляет и завораживает белое с зелёным и ещё синее — над ними. Негромко рябит в глазах, и Карысю хочется пешком пройти но тайге, встать на тот вон пенёк и посмотреть за вон те деревья. Но кошёвка катится и катится, скрипят полозья, и молчит отец.

Вдоль дороги, а то и прямо на дороге, растёт много пеньков, и Карысь с тревогой думает о том, где они будут ездить, когда пеньки вырастут в большие деревья. Наконец Карысь устаёт молчать и вкрадчиво спрашивает:

— Па, ты ещё сердитый?

— Сердитый,— кивает отец головой.

— Хватит, а, пап,—просит Карысь,—мне скучно одному.

— Ну, раз ты об этом просишь, я уже не сердитый.— Отец смотрит на Карыся и улыбается.

— Дяденька плохой,—категорично заявляет Карысь.

— Ты это о ком? — не сразу догадывается отец и, устраиваясь поудобнее в кошёвке, немного прижимает Карыся.

— Дяденька с бровями,—поясняет Карысь и тоже начинает возиться в кошёвке, отвоёвывая своё законное пространство.

— Да? — Отец задумывается.—А как ты об этом узнал?

— Узнал.

— Как же?

— Он на тебя кричал.

— Разве? — Отец удивляется и внимательно смотрит на Карыся.— А я вот что-то этого не заметил. Странно. А как он кричал, ты не помнишь?

Карысь улавливает в голосе отца иронию и, немного смутившись, поправляется:

— Громко говорил.

— А ты никогда громко не говоришь?

— Говорю,— вздыхает Карысь.

— Ты тоже плохой?

Карысь растерялся и спросил:

— Па, кто это летит?

— Голубь. Тебе, Серёжа, пока ещё рано судить взрослых людей по разговорам.

— А разве голуби так далеко улетают? — Карысь краснеет и трёт рукавицей нос.

— Это дикий голубь. И вообще, Серёжа, надо как можно реже называть людей плохими. Пусть это будут взрослые или твои товарищи, всё равно. Договорились?

— Договорились,— тихо отвечает Карысь.

4

Теперь дома все. Мать, отец, Вера и он, Карысь. Верка говорит:

— Папа, зря ты Карыся брал с собой. Он опять сказку не хочет слушать.

— А ты...— начинает Карысь, но мать строго перебивает его:

— Вера, у него есть имя. И чтобы я этого больше не слышала.

Вопрос о сказках снимается, и Карысь торжествующе смотрит на сестру.

— Серёжа! — Голос у матери теплеет, она откладывает вилку и гладит Карыся по голове.— Когда ты завтра проснёшься, тебе будет уже семь лет.

— Да? — удивлённо поднимает голову отец, и мать укоризненно смотрит на него.

Карысь не сразу понимает всю важность предстоящего события, а поняв, начинает так много и беспорядочно суетиться за столом, так часто задавать вопросы, что мать вынуждена сделать ему замечание.

В постель Карысь ложится с твёрдо определившейся целью — не спать. Ни в коем случае не спать! Он слышит, как напоследок зубрит урок Верка, а потом прячет книгу под подушку и засыпает. Он слышит, как укладываются спать отец и мать, потом — как они уже спят. Всё это он слышит и — не спит. Ему даже и не хочется спать.

Когда в доме стихает, приходят звуки с улицы. Легонько поскрипывает ставня, упала и со звоном разбилась сосулька, тихо подвывает в трубе, хрустит и ломается снег под чьими-то шагами.

«Теперь уже скоро»,—думает Карысь, нетерпеливо ворочаясь в постели. Но вот, по подсчётам Карыся, и «скоро» уже прошло, а он ничего не чувствует. Он настороженно щупает руки, ноги, но, кажется, всё остаётся прежним. «Рано ещё»,—предполагает Карысь и опять терпеливо ждёт того момента, когда ему станет семь лет. Наконец он не выдерживает, тихонько выскальзывает из-под одеяла, берёт с комода зеркало и пробирается на кухню. Там Карысь включает свет и с любопытством начинает изучать себя в зеркале. Он ждал, что увидит мужественное, взрослое лицо, широкие плечи, но, увы, на него смотрел из зеркала прежний Карысь.

Обиженный Карысь вновь ложится в постель и вновь начинает ждать. Но ждать становится всё труднее, глаза слипаются, тело словно бы приподнимается над постелью и плывёт, плывёт куда-то по воздуху. Карысь напрягается, открывает глаза, но он уже спит, спит тем сладостным, мальчишеским сном, когда во сне летают и во сне растут. Он спит, так и не застав тот неуловимый момент, когда ему стало семь лет.

НА ЛЬДИНЕ