Белые тени

«Никаких у тебя сведений нет, — подумал Чегодов, — очередной «мыльный пузырь»!»

2

Чегодов вызвал по телефону такси и поехал провожать Георгиевского. Профессор жил на другой стороне Дуная, в небольшом городке Земун, в собственном доме, на слабо освещенной улице Деспота Джурджа. Нужно было решить ряд организационных вопросов в связи с открытием съезда. Но, едва усевшись в машину, Георгиевский сказал:

— А вы знаете, я носом к носу столкнулся сегодня с Марией Демьяновной! Уж не готовит ли она что?

— Вряд ли! Приезжала, наверно, в Белград нелегально в театр. Здесь танцует Карсавина! Я смотрел ее вчера. Чудо какое-то! — Для Чегодова Мария Демьяновна Дическул, бывший член исполбюро, одна из основателей — идеологов организации, с позором изгнанная из союза, а потом при его, Чегодова, участии высланная из Белграда, была прошедшим этапом, неприятным, но, видимо, необходимым. Ему хотелось перевести разговор на другую тему.

Профессор озабоченно шмыгнул носом и, щурясь, зло заметил:

— Вы все-таки скажите о ее приезде Губареву, змея-Мария на все способна. Кстати, он не придет на съезд? Вы послали ему приглашение?

— Удобно ли ему? Шеф русского отдела белградской тайной полиции на съезде террористической организации! Неплохой заголовок для любой левой газетенки. Я удивляюсь, как начальник полиции разрешил этот съезд! Это только вы могли его уломать.

— Только я! — подтвердил профессор и задумчиво продолжал: — Сначала категорически отказывал. Но когда я рассказал, что мы собираемся печатать свою газету и подлисток в Германии, и о том, что мне обещали визу и я буду просить его санкции уехать в Берлин, где надеюсь получить аудиенцию у самого Гитлера... — Он посмотрел на отделявшее их от водителя толстое стекло. — Правда, я сказал ему не совсем так.

— Ну и что?

— Когда я намекнул насчет аудиенции с фюрером, он заколебался в своем первоначальном решении и сказал: «Я подумаю и завтра-послезавтра позвоню». Полагаю, он связан с немцами.

— Сейчас все стараются с ними связаться. Только как они всем угодят? Сербам и хорватам, нам и самостийным украинцам и казакам. Еще год назад мы пели другие песни. — Чегодов знал об альянсе с японцами и поляками, был склонен предполагать, что профессор связан и с Интеллидженс сервис, и намекал на его прежние, весьма негативные суждения о нацистской Германии и об их вождях.

— Знаете что? — По тому, как Георгиевский ощерился и закивал головой, Чегодов понял, что генсек сделал какой-то неожиданный для себя вывод. — Мне хотелось бы дать вам весьма сложное и деликатное поручение. Вы понимаете, что наш съезд привлекает внимание многих разведок, поскольку мы располагаем в какой-то мере обученными кадрами, готовыми к борьбе с коммунизмом любыми средствами. И разумеется, каждая разведка пошлет на наш съезд своего наблюдателя — поглядеть на наши кадры. Не так ли?

— Не обязательно, Михаил Александрович. Полагаю, их больше интересует не наша гостиная, а кабинет и спальня.

— Не только! Всякая осведомительная служба желает охватить все области жизни, ибо, — профессор поднял палец и кому-то погрозил, — ибо она сама не что иное, как элемент этой жизни.

— Инстинкт самосохранения!

— Я имею основания предполагать, что за нами будут наблюдать и немецкие и советские разведчики.

— Как за невестами на смотринах, — фыркнул Чегодов.

— Именно! И нам нужно знать своих женихов и кое-кому дать от ворот поворот. По списку. Он далеко не полный. Да и вряд ли туда попадут интересующие нас лица. — Он шмыгнул носом и полез в карман.

Машина катила по тихим безлюдным улицам Земуна. Вот и улица Деспота Джурджа, 11. Профессор выбрался из автомобиля, протянул шоферу стодинарку и сказал:

— Вы подождите немного, а потом отвезете моего друга обратно. Олег Николаевич, пройдемтесь и закончим наш разговор. Всего разослано девятьсот пятьдесят приглашений, — продолжал он, пройдя шагов двадцать и остановившись у фонаря, — четыреста пятьдесят розового цвета дано в распоряжение членов союза, вот список, — и он протянул Чегодову несколько сложенных вчетверо листов. — Триста зеленых дано русским организациям и двести голубых — наших хозяевам — сербам. Кроме того, мы по-своему пометили билеты для каждой организации. Вот, пожалуйста! Вам придется установить около двухсот лиц, из коих добрая половина югославов, что весьма усложняет вопрос. Байдалаков вас уже инструктировал?

— Проверку лиц думаю свести к следующему: гостя в зависимости от пригласительного билета подведем к соответствующему столику, установленному в вестибюле или в фойе, чтобы пронумеровать билет. Там его встретят три-четыре члена союза, представятся, спросят, где и с кем ему удобней будет сидеть, предложат познакомиться с литературой, проводят на место и сделают исподволь все, чтобы установить его личность. А за твердыми орешками будем наблюдать.

— Байдалаков предупреждал о возможных эксцессах. Поэтому нужно вдоль стен зала, справа и слева, поставить людей, часть из них вооружить, они, кстати, займутся наблюдением за интересующими нас лицами и за тем, как будет реагировать публика на каждое выступление.

— Меня смущает одно, — почесывая затылок, начал Чегодов, — где я наберу столько народу? Понадобится человек семьдесят.

— Обойдетесь полусотней!

— А если хлынет народ в последние минуты? И снаружи нужно кого-то иметь! Камень кто швырнет, из пугача выстрелит — вот и паника.

— Мобилизуйте наших дам. Пусть усаживают делегатов! — Георгиевский посмотрел на часы, — Завтра еще поговорим, время позднее. Спокойной ночи! — И протянул руку. — А насчет паники, пусть поднимается! Худая слава по свету бежит, а добрая за печкой сидит! Гитлер на скандалах, драчках да в пивных путчах создал себе популярность!

«Ты, кажется, трусишь, генсек, поэтому и много даешь наставлений. Хованский говорил сегодня, что наш союз хотят прибрать к рукам немцы. Вот за их разведчиками надо особенно наблюдать, — думал Чегодов, стоя на тротуаре в ожидании, пока не закроется за профессором калитка. — Цели у нас с немцами, извините, разные!»

Усаживаясь в машину, которая тут же покатила по безлюдной улице, Чегодов уже раздумывал о «деле Дическул».

3

«Дело Дическул» имело свою сложную предысторию. Как известно, активная русская эмиграция в главной своей массе состояла из расформированных частей белой армии. Не теряя надежды на скорое возвращение на родину и новый поход на большевиков, воинские чины, перешедшие на положение простых беженцев, сохранили связь между собой и своим командным составом. Так возникла самая многолюдная и авторитетная организация, именуемая РОВСом — Русским общевоинским союзом, с центром в Париже.

Понимая, что советская разведка непременно зашлет в формирующиеся организации своих людей, генерал Кутепов еще в Галлиполи, в 1921 году, носился с мыслью создать из проверенных и надежных офицеров своего Первого корпуса разветвленную разведывательную и контрразведывательную сеть под названием «Внутренняя линия», чтобы прибирать к своим рукам все белоэмигрантские организации, давать им направление, выявлять большевистских агентов.

Когда на Галлиполи стало известно, что воинские части будут переведены на Балканы и спаянный железной дисциплиной кутеповский корпус может быть расформирован, возникла мысль о создании «дружеского объединения». Душой этой идеи были подпоручик Давац, капитан Орехов, полковники Савченко и Рыбинский. Кутепов их идею одобрил. Было созвано совещание, на котором присутствовало около тридцати командиров частей, тогда и возникло «Общество галлиполийцев».