Белые яблоки
Шрифт:
Они познакомились в больничном лифте. Там царила кромешная тьма: лифт остановился между этажами, свет в нем погас. Этрих разговорился с крысой, думая, что беседует с самим собой, только мертвым. Отчасти так оно и было, только он не представлял себе, что умершие порой возвращаются в невероятных обличьях — в частности, в виде гигантской крысы, именующей себя Аланом Уэллсом.
И вот теперь животное возникло в такси и спросило:
— Что ты собираешься делать?
Этрих опасливо взглянул на круглую макушку таксиста.
— Ты уверен, что этот парень нас не слышит?
Алан Уэллс
— Да, уверен. Поскольку я — это ты, наш с тобой разговор происходит вроде как в твоем сознании, а не на публике.
Крыса повернулась лицом к Этриху, спиной к ветровому стеклу и ухватилась лапами за спинку сиденья. Глаза у нее были черные, размером со спелую вишню, а серебристые усы походили на велосипедные спицы.
Этрих назвал шоферу адрес кафе, возле которого оставил накануне свою машину. И обратился к крысе:
— Почему ты называешь себя Аланом Уэллсом?
— Не задавай глупых вопросов, — отрезала та. — Ты сам прекрасно знаешь почему.
И она была права. Этрих вписывал это имя — Алан Уэллс — в книгу регистрации, когда ему случалось останавливаться в гостиницах в компании посторонней дамы. Мистер и миссис Алан Уэллс. Он давным-давно придумал себе этот псевдоним. Имя звучало так по-британски, так изысканно лаконично, словно принадлежало не ему, а какому-нибудь актеру сороковых годов с тонкими усиками, игравшему роли исключительно авантюристов и мерзавцев.
Там, в лифте, первыми словами крысы были:
— Тебе не понравится то, что ты увидишь, когда зажжется свет. Так что будь готов к потрясению.
Вспомнив, как чьи-то пальцы ощупывали его тело, Этрих постарался ничем не выдать своего страха и с деланной невозмутимостью ответил:
— Я увижу самого себя, да? Ведь ты сам сказал, что ты — это я, только умерший.
— Ты увидишь самого себя, — злорадно произнес собеседник. — Таким, каким сам себя в последнее время воображаешь.
Этрих собрался было потребовать дальнейших объяснений, но тут свет, мигнув, загорелся, и он увидел в противоположном углу кабины огромную крысу с буро-коричневой шерстью. Она внимательно смотрела на него. Зрение его не обмануло. Это точно была крыса.
Не успел Этрих опомниться, как она снова заговорила его собственным голосом:
— Если душе суждено вернуться сюда, она принимает облик существа, каким умерший себя воображал.
Возмущение вытеснило из души Этриха его страх и растерянность.
— Разве я себя считаю крысой?! С каких это пор?!
— А разве нет? В таком случае жаль, что я не появился здесь прежде, когда ты в душе называл себя кучей дерьма. Это для тебя лучше, скажи? Я ведь могу переменить свой облик.
Теперь, сидя на заднем сиденье такси, Этрих сказал:
— Я сейчас еду за своей машиной. Бросил ее возле кафе, когда удирал от тебя прошлым вечером. Помнишь?
Алан Уэллс молча уставился на него, и Этрих принужден был отвести глаза. Ему стало не по себе. Он не мог бы сказать, что сильнее раздражало его — молчание зловещей крысы или звуки его собственного голоса.
— Ты меня принял за Смерть, Винсент? Совершенно напрасно. Я — это ты, только умерший.
Этрих
махнул рукой. Мол, какая разница!— Зачем ты здесь?
— Я ведь тебе уже объяснил. Чтобы убедить тебя вернуться вместе со мной. Ты больше не причастен к этой жизни.
Несколько минут прошло в молчании. Крыса отвернулась от него и стала смотреть вперед. Этрих заметил, как шевельнулись ее длинные усы. Он без труда догадался, что именно она беззвучно произнесла. В мире, где он нынче обитал, не существовало никаких правил. А если они и были, он их не знал. Но самым гротескным в этой ситуации являлось то, что большую часть времени все шло и выглядело как всегда, жизнь казалась вполне обыденной, пока какое-либо безумное происшествие не врезалось в эту обыденность, как нож маньяка, и не рассекало ее на куски.
— Тебе уже кто-нибудь говорил о мозаике? — Животное по-прежнему сидело к нему спиной, и Этрих не расслышал вопроса. Он наклонился вперед:
— О чем?
Крыса слегка повернула голову:
— Ты что-нибудь знаешь о Мозаике?
— О какой еще мозаике?
И пока такси мчалось в уличном потоке, Алан Уэллс рассказал Этриху многое из того, о чем немного ранее Коко поведала Изабелле Нойкор.
Этрих все еще находился под впечатлением событий нынешнего утра и потому без конца переспрашивал: «Что?» или «Да ну?». Порой он вставлял в рассказ крысы замечания: «Это сложно для меня. Говоришь, мы все — кусочки смальты? Ну-ну!»
Более того, у Коко в кармане имелось наглядное пособие, с помощью которого она продемонстрировала Изабелле, что такое Мозаика. Что же до Алана Уэллса, то у него кроме его красноречия имелись еще лишь две когтистые лапы, которыми он жестикулировал, рисуя в воздухе нечто совершенно невразумительное. Всякого постигло бы фиаско, вздумай он изобразить лапкой в воздухе образ Бога.
Вдобавок к этому таксист-пакистанец начал вдруг донимать Этриха разговорами, так что тому приходилось слушать одновременно его и говорящую крысу.
Но пятью минутами позже, когда такси остановилось у светофора, дверца, у которой сидел Этрих, внезапно распахнулась и кто-то цепко ухватил его за руку:
— Выходи. Заплати этому парню и двигаем отсюда. Он узнал голос Коко и через мгновение увидел ее, стоявшую у машины.
Крыса встопорщила усы:
— Закрой дверь!
Шофер недоуменно взглянул в зеркальце:
— Что происходит?
Этрих глазам своим не верил.
— Какого черта ты здесь делаешь?!
Позади раздались гудки автомобильных клаксонов: на светофоре загорелся зеленый свет. Прежде чем Этрих успел собраться с мыслями, Коко выдернула его из машины, повторяя:
— Расплатись и пойдем отсюда.
Этрих полез в карман за деньгами, не сводя глаз с Коко, которая наклонилась к окну у переднего сиденья. Она пристально посмотрела на крысу, а потом оглянулась через плечо на Этриха:
— Дай мне деньги.
Выхватив у него из рук десятидолларовую бумажку, она протянула ее шоферу через голову Алана Уэллса. Сзади снова послышались гудки. Коко схватила крысу за узкую морду, наклонилась к ней и произнесла несколько слов на непонятном языке, после чего брезгливо оттолкнула от себя крысу и вновь приказала Этриху: