Белые звери
Шрифт:
Я уже писал, что они питаются не только мясом. Они уничтожили запасы пищи, опустошили поля, леса. Люди гибнут не только от их клыков, но и от голода и болезней. Эпидемии, о которых уже стали забывать, теперь пожинают обильный урожай. Остановились предприятия. Люди постепенно возвращаются к первобытному образу жизни, становятся игрушками стихий…
После возвращения нашей экспедиции собрание жрецов лишило меня звания ученого. Но какое значение имеет это теперь?
Одно желание гложет меня. Чтобы удовлетворить его, я с радостью трачу остатки опостылевшей жизни. Я пытаюсь добраться до озера Лани, где охотники впервые
По дороге я выяснил: там, где растет кустарник лыху, белые звери не водятся. И как только они поедают на каком-то участке растительность, он густо зарастает этим кустарником…»
— Удивительный человек! — воскликнул Тим, когда они закончили чтение записок. — Каждому бы ученому быть таким одержимым…
— Жаль, что он все-таки не дошел до озера Лани, — сказал Семен.
Душная угарная тьма окружала пещеру. У входа колебалось сизое марево, окаймленное серебристыми блестками, — это работал «сторож». Аппарат, создававший энергетический барьер.
— Нужно дойти до озера, — проговорил Семен, рассматривая карту, приложенную к запискам.
— Завершить его путь? — полувопросительно произнес Тим, опершись локтем на каменный выступ.
— Почему «его», а не наш? — в тон ему ответил Семен, достаточно изучивший «оруженосца».
— Ну, это ведь он хотел выяснить…
— А ты не хочешь?
— Да я же согласен идти, старик, чего ты нервничаешь? — с оттенком досады произнес Тим.
— И думаешь при этом: ради чего? Чтобы спасти его народ, его цивилизацию? Но ведь уже некого спасать…
— Некого… — растерянно сказал Тим, в который раз удивляясь, как это Семену удается читать его мысли. Тим стремился подражать ему во всем — в бесстрашии, в добросовестности, в невозмутимости, — и это частенько удавалось. Но как подражать в отгадывании мыслей? Впрочем, он изучил и слабинки своего товарища.
Он исподлобья взглянул на Семена и сказал, как бы думая вслух:
— Это будет ему лучшим памятником.
Он знал, что эта реплика подольет масла в огонь, и не ошибся. Темные глаза Семена вспыхнули, лицо оживилось.
— Памятником? — переспросил он. — Ты полагаешь, мы идем, чтобы поставить памятник?
— А зачем же?
Семен испытующе посмотрел на Тима.
— Помнишь, он пишет: «Бесполезных знаний не бывает»…
Уснули они быстро. Семен беспокойно ворочался во сне, стонал. Ему снилось, будто их окружили белые звери. Самый большой из них, вожак, разинул пасть, усеянную острыми клыками, и зарычал:
— Знаешь, кто я? Я — Бедняга! Ты думал, мы исчезли вместе с людьми. А мы остались! Но ты пока не бойся. Мы не будем сейчас есть вас. Мы ждем вас у озера…
— Нет! — закричал Семен и проснулся.
На него встревоженно смотрел Тим.
— В чем дело? — спросил Семен ворчливо. — Чего ты на меня уставился? Спать не даешь…
— Ты кричал во сне, — сказал Тим.
— Подумаешь, большое дело. Голосовые связки тренировал… — Стараясь, чтобы голос звучал сонно, сказал: — Если уж мы все равно проснулись, будем собираться в путь.
Включив ранцевые гравитры, они летели невысоко над дорогой. Через каждые десять километров выходили на связь. Но командиру корабля эта мера безопасности казалась недостаточной. Запросы следовали один за другим, и Семен уже начинал ворчать
на слишком заботливое опекунство…Справа от них громоздились скалы, уходя зазубренными пиками в пустое бледно-сиреневое небо. Слева дорога по краю круто обрывалась, иногда попадались полусгнившие деревянные столбики, оставшиеся от былого ограждения. И всюду — в расщелинах скал, по краям дороги — щетинились, будто проволочные «ежи», кусты лыху.
Разведчики спустились в долину, густо поросшую все тем же кустарником. Изредка, как оазисы, попадались рощицы молодых деревьев. Кора на них была нетронутой.
— Похоже, здесь нет белых зверей, — с подчеркнутой беззаботностью сказал Тим. — А хотелось бы наконец встретить хоть одного из них… Неужели нам не повезет?
— Может, еще встретим, — «утешил» Семен. — Правда, неизвестно, для кого это будет везением.
— Скорее всего, они повымерли от голода, — бодро сказал Тим. В его голосе отчетливо сквозила надежда.
— Пожалуй, это было бы неплохо, — улыбнулся Семен.
Они миновали гряду холмов, и за излучиной реки открылся город. Блестели разноцветные крыши домов, отливала сталью гладь водоема в центре круглой площади. Прямые улицы тянулись от нее, как лучи звезды.
Разведчики долго рассматривали город в бинокли. Казалось, что хоть кто-нибудь должен появиться на этих улицах, выглянуть в окно, отворить дверь дома. Но город был безнадежно пустынен, и дома походили на соты, из которых выкачали мед и выкурили пчел.
Осмотр города ничего не добавил к тому, что уже было известно им из записок… Они сидели, отдыхая, в одном из домов, в комнате, которая, по-видимому, служила гостиной. Овальный стол, шкафы в нишах, кресла с высокими спинками. Ничто не было перевернуто, разбито, — никаких следов борьбы. Пыль толстым слоем покрывала мебель, лежала на полу.
Память опять увела Семена в прошлое.
«…И тогда я сказал Евгению:
— По крайней мере, нам нужен еще год.
Я знал, что представитель Президиума Академии прислушивается к моим словам, что от него зависит финансирование наших опытов. Но и Евгений помнил об этом.
— Наши опыты уже стоили достаточно! Мы не можем без конца тратить государственные деньги!
— Но это может кому-то обойтись еще дороже, — возразил я.
Валя с сожалением, почти с презрением, посмотрела на меня и демонстративно отвернулась.
— Кому же? — засмеялся Евгений. — Марсианам?..»
Семен мотнул головой, отгоняя навязчивые воспоминания, и неловко поднялся. Потянулся, разминаясь после долгого сидения, достал карту, сверился с ней и сказал:
— Можем лететь к озеру Лани. Отсюда недалеко.
«Он так привык ко мне, что забывает о необходимости объяснять свои решения, — подумал Тим. — Но кто из нас больше виноват в этом?»
Выйдя на улицу, они включили гравитры и поплыли в прозрачном воздухе, не загрязненном деятельностью цивилизации. Под ними тянулись долины, сплошь заросшие кустарником лыху.
— Белые звери съедали деревья и людей, а их съел кустарник, — невесело пошутил Тим.
Семен резко повернул к нему голову, будто только что вспомнил об «оруженосце».