Белый царь – Иван Грозный. Книга 1

– Оговора ты не допускаешь?

– Допускал, до тех пор пока под Тулой сторожевой отряд не перехватил гонца Репнина к князю Курбскому.

Государь невольно воскликнул:

– Что? Гонца? От Репнина к Курбскому?

– Да! Тот оказался неглупым малым. Не захотел в пыточной избе страдать по вине вельмож и выдал все, что боярин Репнин велел ему передать князю Курбскому.

– Ну!.. – В голосе царя прозвучали стальные нотки. – Что же Репнин велел передать Курбскому?

– Совсем немногое. Хоткевич узнал, что встреча наших дружин должна произойти у Орши, утром двадцать седьмого января. Все.

– Где этот гонец?

– Где ж ему быть, государь? В темнице.

– Я желаю его видеть!

– Сюда доставить или?..

Иван прервал Скуратова:

– Сюда! И немедля!

– Слушаюсь.

Малюта вышел из палат. Вернулся быстро. Мрачный.

– Что такое? – спросил царь. – Где гонец?

Скуратов выдохнул.

– Нету больше гонца. Удавился он. Хотя, скорее всего, придушили его в подвале.

– Кто?

– Кабы знать! Эх, хотел же я у себя его держать, но подумал, ты прогневаешься, обвинишь в самовольстве. А теперь что? Концы в воду. Как быстро враги следы заметают! У них повсюду есть свои людишки, даже в тюрьме. Что-то с этим делать надо, государь. Тебя сгубили бы, если бы не предусмотрительность матери твоей, великой княгини Елены.

– Так, значит! Творят, что и где хотят? – угрожающе проговорил царь. – Жизни свои сберечь желают, сгубив предательством тысячи доблестных ратников, дети которых остались сиротами! Псы шелудивые. Страх потеряли, в безнаказанность уверовали.

– По-моему, они больше рассчитывают на то, что суд оправдает их и преступление сойдет с рук. Думные бояре не дадут наказать предателей, потому как это удар по ним самим.

– Суд, говоришь, Малюта? А не будет никакого суда!

– Как это?

– Коли суд решает не по закону, а по выгоде, то это уже не суд. Карать теперь буду я. Всякому терпенью приходит конец. Приказываю завтра поутру схватить боярина Репнина, родича его Кашина и казнить их немедля, прилюдно!

– Слушаюсь, государь! Только как бы Боярская дума, членом которой является боярин Репнин, бучу не подняла?

– Поднимет, успокою! Всякому терпенью приходит конец. Я не желаю более выносить своевольство бояр. Да, тем самым я первым нарушаю закон, но готов держать ответ пред Господом Богом по всей строгости. По совести, по справедливости, предатели не должны уйти от заслуженной кары. Я не ищу тех, кто хотел отравить меня. Но пойти на поводу у бояр, которые встанут на защиту продажных тварей, не имею права. Потому как тогда я предам народ свой, детей, оставшихся без отцов, баб, лишившихся мужей из-за предательства бояр, не наказанных мной, все то, что по Божьему благословению обязан защищать, оберегать. Тому не бывать. Исполняй приказ, Малюта!

– Слушаюсь, государь!

Проводив Скуратова, царь долго и слезно молился. Никто не слышал его слов, обращенных к Богу, не знал, что творилось в душе первого царя великой Руси, вынужденного пойти на крайние меры во благо Отчизны и на погибель ее врагов.

Отстояв всенощную, боярин Михайло Репнин вышел из храма на улицу и тут же был схвачен стражниками Ивана Грозного. Он пытался сопротивляться, но силы были неравны. Вокруг собралась толпа.

Малюта пробрался к боярину чрез ряды стражи и крикнул тому в лицо:

– За сколько, пес, родину продал? – Скуратов вопил так, чтобы его слышали люди, столпившиеся у церкви. – Или думал, что тебе и твоим дружкам все обойдется? Никто не узнает, как вы, псы, передали литвинам план похода Шуйского и Серебряных? Золото очи затмило? Из-за него, проклятого, вы обрекли на смерть тысячи русских людей, оставили детей без отцов, жен без мужей. Да как у вас, собак, мысли о предательстве могли зародиться? За подлость надо платить. Ты сейчас получишь расчет за все, сотворенное тобой.

– Я ни в чем не виноват! – воскликнул князь Репнин, но его голос утонул в возмущенном крике толпы.

Блеснула сталь клинка, и окровавленный труп боярина упал на снег.

Малюта отдал приказ двум стражникам:

– Оставаться здесь! Пусть люди смотрят. Подойдут родственники, разрешите им забрать труп. Остальные за мной!

Отряд направился к подворью Юрия Ивановича Кашина, который тоже был казнен. Люди Малюты схватили и бросили в темницу и других вельмож, подозреваемых в государственной измене.

К обеду Малюта Скуратов явился к царю.

– Твой приказ исполнен, государь, собаки Михайло Репнин и Юрий Кашин казнены. Репнина зарубили сразу после всенощной.

– Надеюсь, Малюта, у тебя хватило ума не обагрять кровью изменников святой храм?

– Хватило, государь. Репнина казнили на улице, возле храма.

– Люди при том были?

– Те, кто приходил молиться. Немало народа видело гибель Репнина. Потом мы казнили и Кашина. Кого требовалось, определили в темницу для расследования.

Иван прошелся по палате.

– Я не должен был так поступать! Но разве предатели и бунтовщики оставили мне выбор? – Он повернулся к Скуратову: – Передай княжичу Ургину, чтобы за отцом послал. Пусть тот по пути посмотрит, что на Москве после казней делается. Ты же отправь людей во все концы города, чтобы поглядели да послушали, о чем говорит народ на улицах, а особо на боярских подворьях. Понял, Григорий? – Иван Грозный называл Скуратова то по имени, то по прозвищу.

Малюта склонился в поклоне.

– Да, государь, все понял.

– Ступай! Накажи не пускать ко мне никого, кроме Ургина, да, пожалуй, владыки.

– А супружницу?

– И ее не пускать! Ступай, сказал!

Ургин не заставил себя ждать.

Не прошло и часа, как он вошел, поклонился и сказал:

– Многих лет тебе, государь! Ты звал меня, я пришел.

– Здравствуй, Дмитрий, проходи, присаживайся.

Князь сел на лавку.

Иван спросил:

– Ты уже слышал о казни Репнина и Кашина?

– Об этом, государь, вся Москва говорит. Как ты наказывал, я послушал по пути разных людей.

– И о чем они говорят? Осуждают меня? Мол, судебник ввел, велел по закону преступников карать, а потом взял да самовольно расправился с неугодными?

– Люди чаще говорят, что так боярам и надо. Они творят, что хотят. Царь накажет их опалой, а потом прощает. Простой народ поддерживает тебя. Кое-где я слышал и чуть ли не призывы давить всех бояр. Без них, мол, на Руси лучше будет. Такие дела пресекать надо, государь. До добра они не доведут. А что сам-то такой мрачный? Не хворь ли опять душит тебя?