Белый царь – Иван Грозный. Книга 2
Шрифт:
Тот явился быстро.
– Звал, князь?
– Да, проходи, Егор, присаживайся.
– Постою, насиделся у ворот во дворе.
– Как хочешь. Сейчас пройди к причалу, глянь на нашу ладью. С утра гребцов туда отправь, будь наготове княгиню с дочкой по реке доставить в Благое.
Ратник, как и супруга Ургина, удивился.
– Конечно, это не мое дело, но могу я узнать, почему такая спешность?
– Может случиться так, что придется увозить семью из Москвы. Это все, что я могу сказать.
– Тебе грозит опасность? –
– Нет, Егор! Но то, что сказал, сделай. Ладья к утру должна быть готова к плаванию.
– Сделаю, князь! Вот только что-то не нравится мне твое решение. Ты чего-то скрываешь, а надо ли? Мы же тебе до гроба верны!
– Повторяю, мне, Егор, как и семье, ничего не грозит. Закончим на этом.
– Ты князь, твое слово – приказ. Позволь исполнять?
– После ужина.
– Добро. Все сделаю, не сомневайся. Вопрос задать можно?
– Давай.
– Григорий в Кремле остался?
– Нет. Поехал в свой старый дом.
– Значит, не ждать его?
– Нет. Хотя, может, и появится ночью. Ты ж его характер знаешь.
– Знаю. Так я пойду?
– Ступай, Егор.
Рано утром явился Григорий.
Дмитрий завидел родственника, подошел к нему.
– Здравствуй, Гриша!
– И тебе здравствовать, князь! – ответил брат Ульяны и невесело вздохнул.
Ургин спросил:
– Как спалось в родительском доме? Что-то вид у тебя не свежий.
– Плохо спалось, Дмитрий. Страшные видения замучили. Никогда такого не было, обычно сплю как убитый, а тут промаялся всю ночь.
– Что же тебе такого страшного снилось?
– Змей, князь, трехглавый, громадный. В горницу чрез окно влез и навис над лавкой, изрыгая пламя. Я хотел схватить бердыш да рубануть его, только все тело онемело, пальцем не пошевелить. А огонь все ближе. Очнулся я в поту, гляжу на оконце, а слюда разорвана. На полу лежит черный ворон. Видать, бился в оконце, пока не издох. Плохая это примета, Дмитрий, к покойнику. Наверное, скоро мне помирать.
– Гришка, перестань! Ты воин, чрез огонь и воды прошел, старухе костлявой не раз в глаза смотрел, а в какие-то бабьи приметы веришь.
– А как не верить, Дмитрий? Помню, мальцом был, так к матери соседка как-то поутру прибежала да сказала, что птица в окно клювом стучала. Отец тогда цыкнул на нее, не мели, мол, ерунды, а днем соседского мужика лесом на сплаве до смерти придавило. Вот и не верь. Да таких примет сотню привести можно. Нет, что ни говори, а коли птица стучится в окно, то это значит, что смерть в хату просится.
– Помолись! – посоветовал свояку Ургин.
– Молился уже, как прочухался. Ладно, а чего Лихой у ладьи делает?
– Готовит ее к походу.
– Далече?
– В Благое.
– Ты решил в удел поехать?
– Нет. Это для Ульяны и Агафьи.
– Их-то чего решил в село отправить?
– Так родителю Глафиры,
тестю моему, вчера пятьдесят лет исполнилось.– А почему водным путем? Короче на возке, по суше.
– По реке веселей.
– Да, веселья хоть отбавляй, но это ваше с Ульяной дело. Мы сейчас в Кремль?
– Как обычно. Позавтракаем да поедем.
– Вы завтракайте, я не хочу. Кусок хлеба в горло не лезет.
– Чего это?
– А я знаю?
– Уж не приболел ли ты?
– Может, и захворал, но не так, чтобы на лавку валиться и отлеживаться.
– Так и будешь во дворе сидеть или, может, в дом пройдешь?
– Здесь посижу. Утро-то, глянь, какое! Тихое, ни ветерка, только вот птиц чего-то не слышно. В это время они на все лады переливаются, а теперь молчат.
Ургин прислушался.
– Действительно странно. И тишина, как перед бурей.
– Так ей и быть. Я как ехал сюда, смотрел на небо. Понизу на восходе оно багровое и дымное. По реке стелется легкий туман, а теперь ему не время.
– Буря так буря, не впервой.
– А ты ладью по реке пустить хочешь!
– Но не в бурю же. Пройдет ураган, посмотрим. Может статься, Ульяна и не поплывет.
Тимофей взглянул на Дмитрия.
– Что-то ты недоговариваешь, князь. Путаешь себя и других. То поплывет Уля с дитем, то нет.
– Позже видно будет.
– Тебя не понять. Ладно, я тут буду. Кирьяну сказать, чтоб Коршуна подготовил?
– Он знает, что делать.
– Дмитрий, у тебя на опасность всегда чутье было. Сейчас не тревожишься?
Ургин признался:
– Сердце покалывает, а вот что за опасность и где она затаилась, понять не могу.
– Вот и у меня плохое предчувствие. Еще ворон этот!..
– Успокойся.
– А сам нервничаешь, собрался Ульяну с Агафьей из Москвы убрать.
– Береженого, Гриша, как говорится, Бог бережет.
– Теперь все понятно.
– Значит, во дворе останешься?
– Да. На улице душно, а в доме тем боле. Здесь посижу.
– Ну сиди. – Князь Ургин поднялся в дом.
От реки вернулся Егор Лихой и доложил, что ладья к плаванию готова. Двое гребцов на месте. Дмитрий кивнул, Лихой ушел к Григорию. Вскоре из дома вышли Ургин, его жена и дочка.
Ульяна неожиданно, чего прежде никогда не было, всем телом прижалась к Дмитрию, крепко обняла его, посмотрела прямо в глаза и сказала:
– Не уезжал бы ты из дома, Митя. Боязно и нехорошо мне отчего-то.
– Как же я, родная моя, останусь, когда в Кремле государь ждет?
– В Кремле день-другой и без тебя обойдутся, а у меня сердце ноет и говорит, что если ты уедешь, то мы не свидимся больше на этом свете. Останься, Дмитрий!
– Что ты такое говоришь, Ульяна? Я же не в поход ухожу, рядом, в Кремле буду. Коли что, тут же приеду. Коршун вмиг донесет.
– Это не я, Митя, а сердце вещает. Уйдешь, и не быть нам вместе.