Белый Харбин: Середина 20-х

Доктор Кауфман возглавил местный отдел Сионистской организации; основал Национальный комитет евреев Дальнего Востока (Китай, Маньчжурия, Япония). В 1918 г. в качестве врача был призван в Белую армию.

Демобилизовавшись в 1921-м, пешком через пустыню Гоби вернулся в Харбин. В 1921–1923 гг. А. И. Кауфман в рамках широко развернутой эмиграцией кампании помощи голодающим советской России, в качестве председателя Харбинского общественного комитета помощи голодающим, осуществил огромную работу, организовав и отправив в Россию 14 эшелонов с продовольствием (подробнее о помощи белой эмиграции голодающим соотечественникам в "красной" России см. Главу VII).

Судьба доктора после 1945 г. тоже не оставила меня безучастным. Я знал, что он был незаконно арестован советскими оккупационными властями и депортирован в СССР. Более ничего долгое время о его дальнейшей судьбе я не знал. А. И. Кауфман прошел сталинские лагеря, не сломившие этого человека; по многочисленным настойчивым демаршам советскому правительству тогдашнего посла государства Израиль в СССР г-жи Голды Меир — был освобожден (1956), получил возможность выехать в Израиль к семье (1961), написал объективную и спокойную книгу "Лагерный врач: 16 лет в Советском Союзе — воспоминания сиониста" (Тель-Авив, 1973).

Еще одна судьба в Харбинской эпопее.

В тех благоприятных условиях, которые сложились для деятельности еврейских предпринимателей в Маньчжурии, они, вместе с русскими, сумели сделать очень многое и внесли большой вклад в развитие торговли и производительных сил как края, так и Китая в целом.

О влиянии еврейской общины на культуру Харбина.

Было это влияние значительным. В городе в 1918–1924 гг. (и, конечно, позднее) широко шли еврейские пьесы, ставившиеся как коллективами русских артистов, так и Еврейским музыкально-литературно-драматическим обществом ИМАЛДАГ, тоже имевшим свой клуб и сценическую площадку.

Прославленный К. А. Зубов с успехом осуществил в апреле 1922 г. грандиозную постановку еврейской исторической трагедии "Бар-Кохба (Сын Звезды), или Последние дни Иерусалима", впервые переведенной для этого на русский язык (автор — А. Гольдфаден). В постановке приняли участие синагогальный хор, а также русский балет и оркестр.

Очень многих харбинцев привлекало искусство артиста Ф. П. Пружанова, которому "Заря" посвятила следующие строки: "Искусство будней пленяет нас не меньше Большого искусства. Маленькая фигурка на небольшой сцене. Но весь зал катается от хохота. На сцене человек так, как он есть… С его скорбями и весельем.

И невидимые нити связывают с ним весь зал.

Великолепный физиономист и танцор, король жеста и движения, блеск и огонь маленькой сцены…

Пойдите, посмотрите Пружанова, и вы увидите то маленькое искусство, в котором можно быть великим!" (статья Доктора Финка [Вс. Н. Иванов] "Короли малых сцен").

Перед отъездом в Америку, чета русских еврейских артистов, как они себя называли — Б. Юнеско и Ф. Пружанов — поставила оперетту в 3 актах "Мадмуазель Ейцер Горэ" на еврейском языке (не знаю уж, на идиш или на иврите), прошедшую с огромным успехом. Пружанов выступал исключительно в Саде-Театре "Палермо" (Коммерческая, 30), отметившем в 1922 г. свое 15-летие.

Исполнение некоторых еврейских песен включила в один из своих больших концертов любимица харбинской публики А. И. Загорская. Вслушаемся в названия этих песенок: "Шлоф майн кинд", "Дер пароль", "Ейли-Ейли", "Де мезинке", "Ломлир зих Ибер бейтн". Исполнила она и новые в то время русские песни: "Весною", "Завет женщинам", "Незабудки", "Хочу цветов", "Угол", "Пикадилли", "Сломанные лошадки".

Наконец, зимний музыкальный сезон 1920/21 года в Желсобе (19 сентября) и в Комсобе (23 сентября) был открыт знаменитым квинтетом имени Л. С. Скидельского, созданным братьями Соломоном и Семеном в память своего отца. Выступив в роли меценатов, они затратили на создание своего детища крупные средства. Состав квинтета: первая скрипка — А. Гиллерсберг, вторая скрипка — А. Кончестер, альт — И. Подушко, виолончель — И. Шевцов, рояль — И. Гиллерсберг.

Солистом вечера в Железнодорожном собрании был И. Шевцов. В программе вечера: Квартет Шуберта, Концерт Де-Сверна, Квинтет Синдинга.

Этим выступлением открывалось концертное турне квинтета по Китаю, Японии и Филиппинским островам…

Теперь о праздниках в российской колонии в Маньчжурии.

Что хотелось бы сказать вообще о праздниках в Харбине?

Прежде всего то, что их было много. Число праздников диктовала особенность жизни большой многонациональной колонии в Китае — прежде всего присутствие здесь последователей многих конфессий — православия, католичества, лютеранства, иудаизма, ислама. Было сильно влияние Японии. Наконец, это был именно Китай со своими национальными и государственными праздниками. Таким образом, праздничные дни были русские, китайские, еврейские, японские, польские и другие (в Харбине проживали представители 35 различных национальностей). После 1924 г. — перехода КВЖД в совместное советско-китайское управление — к ним добавились еще и государственные праздники СССР. И все они — русские православные, китайские, советские — входили в Табель праздничных дней на КВЖД, который в 1928 году, например, насчитывал 90(!) таких дней.

Не верите? Хотите — проверьте.

А в 1923 г., еще до нововведений, в преддверии Нового года и Рождества появился фельетон "Отставка праздникам", в котором журналист "протестовал" против обилия в Харбине всякого рода праздников, от которых некогда отдохнуть… Такие же настроения в отношении подготовки к праздникам чуть позже выражались в другом фельетоне — "Муки праздничные" Виктора Сербского (псевдоним весьма популярного в 20-х годах журналиста Льва Валентиновича Арнольдова):

"Мы живем на грани двух эпох. Перепутались времена года. В Харбине — в особенности: Харбин любит праздновать все в удвоенном количестве.

Именины — дважды: и на Онуфрия, и на Антона.

Рождество — дважды: 25 декабря для иностранцев и 7 января для православных.

Пасху — трижды — русскую, еврейскую и польскую. А Новый год — даже четырежды: 1 января, 14 января, китайский и еврейский.

Вот тут и попляши!"

В дополнение к этому в летний период рабочие и служащие КВЖД получали "льготную субботку", т. е. выходной день, когда они могли съездить на какой-нибудь из многочисленных курортов дороги. Во что это выливалось? В то, что в пятницу (в укороченный рабочий день!) железнодорожник садился в поезд, который доставлял его, предположим, в Чжаланьтунь, где он со всеми удобствами отдыхал. Два с половиной дня, между прочим… А вечером в воскресенье садился в поезд, который в понедельник к 9 часам утра доставлял его прямо на рабочее место…

Неплохо, не правда ли?

Праздники!..

Действительно, много их было в Харбине и на Линии — русских, китайских еврейских, японских, польских…

Но один был истинно общенациональный, международный — Масленица.

Широкая Масленица… Блины! Со всеми онерами… "У Чурина все для блинов!" — писала "Заря". Приведу эту заметку для иллюстрации Масленицы "по-харбински" в 1936 году:

"В винно-гастрономических отделах Т/Д Чурин и K° в дни широкой Масленицы — особое оживление.

Харбинцы спешат здесь запастись всем, что нужно для масленичного стола, начиная от особого сорта муки для блинов и кончая соответствующими приправами и винами. Привлекает взор покупателей исключительный выбор балыков — от 1,2 гоби фунт [гоби и ниже фэн (копейка) — денежные единицы марионеточной империи Маньчжоу-диго. — Г.М.] и дешевле, тут и осетровые, тайменевые, белорыбьи, нельмовые, сазаньи и пр.

Икра осетровая зернистая и паюсная, икра кетовая.

Особенно рекомендуется вкусная чавыча, напоминающая хорошую двинскую семгу, но вполне доступная для покупателя по цене — всего 44 фэна фунт, кета малосольная предлагается по 20 фэн фунт, хрящи осетровые — 25 фэн фунт, осетрина соленая — 40 фэн, сельди разного вкуса от 15 фэн штука. Кильки, шпроты сардины, крабы, грибы, масло, первосортная сметана и т. д.

К блинам же — водка чуринская "Жемчуг", собственные вина, "Золотой букет" 1 гоби бутылка, рислинг — 1,25 и т. д.

Все продукты гастрономии — лучшие по вкусу и доступные по цене, чем где-либо".