Белый какаду
Шрифт:
– Я буду в полнейшей безопасности, – уверяла нас Сю. – Спокойной ночи!
Я хотел что-нибудь сказать ей, но присутствие Лорна мешало этому. В результате я пожелал ей доброй ночи, подождал, когда она запрет дверь, и ушел с Лорном.
– Я возьму сейчас у вас револьвер, который вы обещали одолжить мне, – сказал я ему.
– Отлично, – ответил Лорн. – Но не поступайте необдуманно. Он у меня с собой.
Но если я воображал, что обстановка улучшится от сознания, что мы избавились от мрачного присутствия священника, и от успокоительного предмета в моем кармане, то я ошибался, как никогда в жизни.
Я довольно смело пошел к себе. Но когда я отворил дверь коридора северного крыла,
И хотя мои шаги раздавались вполне отчетливо и ни одна из неподвижных дверей не открылась, дойдя до своей комнаты, я резко обернулся и осмотрел холодный и темный коридор. Прежде чем войти в комнату, я впервые с осторожностью заглянул во мрак за дверью, отыскал выключатель, повернул его и лишь тогда вошел. Даже когда эта душная комната осветилась, я вошел с револьвером в руке. Прежде чем закрыть дверь, я заглянул в шкаф, в ванную и осмотрелся кругом.
У меня еще не было ключа. Должен признаться, что каждый день я почему-то забывал его взять и лишь ночью вспоминал об этом. У меня уже выработалась хорошая система баррикадирования двери при помощи стула и большого письменного стола. Все предметы, находившиеся на столе, я положил в ящик.
До этой ночи бессонница была мне почти неведома. Но теперь спать я не мог. Я курил, читал старый журнал, который нашел в ящике стола, и ходил взад и вперед. Я долго писал заметки об этом ужасном деле и пытался вывести по ним какие-то заключения. Но совершенно окоченевший, я встал и скомкал листочки с написанным, на которые потратил столько времени. Бросив их в камин, я наблюдал, как они сжимались и шевелились и, наконец, превратились в коричневые хлопья, так и не вспыхнув настоящим пламенем.
Матрас на кровати казался набитым камнями, подушки были подобны твердым доскам. Кругом меня были безлюдные помещения уединенного и холодного северного крыла.
По-прежнему мыши скреблись в стенах, скрипели ставни. И опять я чувствовал, что кто-то находится вблизи меня в этом крыле. Это было лишь ощущение, и мой рассудок восставал против него. Но бывают минуты, когда рассудок подавляется чувством.
Это была длинная, холодная и страшная ночь.
Утро принесло новости. Священника не нашли, и никто не видел его после таинственного исчезновения из отеля. Однако установили личность владельца оружия. Им оказался некий Михаил Стравский. Продавцу оружейного магазина была показана фотография убитого, и он опознал по ней человека, купившего этот револьвер.
– Итак, убитый был Михаилом Стравским, – сказал я.
Лорн кивнул головой. Его лицо было бесстрастным, как всегда, но, по-моему, он был не меньше меня возбужден этим открытием.
– Марселя застрелили из этого револьвера?
– Да, извлеченные при вскрытии пули были из него.
– Но ведь владелец револьвера был мертв задолго до убийства Марселя. Значит, оба убийства связаны между собой. Убийца Стравского обыскал его карманы, взял с прочими вещами револьвер и позже стрелял из него в маленького Марселя.
– Возможно, – сказал Лорн. – И для своей безопасности он избавился от оружия. Он швырнул его на пол, зная, что, если даже проследят его происхождение, это не причинит ему ни малейшего вреда. Я говорю вам, Сандин, мы имеет дело с исключительным преступником. Надо иметь хладнокровие, чтобы так поступить.
– Да, надо быть дьяволом, – возбужденно сказал я, думая о Марселе. – А я предполагал, что этот револьвер окажется принадлежащим священнику.
– Я сам так думал, –
заметил Лорн.Он плотнее запахнул пальто. Мы разговаривали во дворе. В холле было несколько полицейских. Среди них стоял Ловсхайм, жирный и испуганный. Он что-то протестующе доказывал. Мадам Грета стояла сбоку и невозмутимо слушала.
– Михаил Стравский, – сказал я в раздумье. – Итак, это имя убитого. Но кем был этот человек?
Лорн пожал плечами.
– Этот вопрос интересует и полицию.
– Почему сейчас допрашивают Ловсхайма? Может быть, пытаются выяснить, знал ли он Стравского?
– Полагаю, что так, – ответил Лорн, не проявляя особой заинтересованности.
– А как вы думаете, он знал его?
– Не знаю. Возможно.
– Стравский мог быть в сговоре со священником. Лорн нетерпеливо кивнул головой, будто желая сказать, что я слишком медленно прихожу к выводам.
– Имеется еще одна новость, – сказал он. – В состав яда входил никотин. Нет, нет! Это все, что мне известно.
Он стремительно предупредил мои вопросы.
– Я ухожу в полицейский участок. Возможно, там я еще что-нибудь узнаю.
Он замолчал с озадаченным видом, точно вспомнив о более важном деле, затем сказал:
– Вас не затруднит приглядеть немного за мисс Телли?
Меня это не затрудняло. Надеюсь, что мне удалось сказать это без неуместной горячности. Я встретил Сю в холле. Она выглядела утомленной и бледной и сказала мне, что плохо спала.
– Я чувствовала себя затравленной, – проговорила она и засмеялась немного дрожащим голосом.
Что ж, я сам ощущал это. Я сказал:
– Мне поручено приглядеть за вами сегодня. Лорн отправился в полицию.
Я вкратце рассказал ей о новостях, и она слушала в раздумье. Затем пожала плечами.
– Я полагаю, нам остается только ждать, – произнесла она. – Но бездействие довольно неприятно.
– Пойдемте, – вдруг сказала она, – посмотрим знаменитую гостиную. Я покажу вам рояль Папы. Вероятно, вся эта история – чистейшая выдумка и чепуха.
Я последовал за ней по тускло освещенному коридору, любуясь ее мягкой грациозной манерой держаться, линией ее плеч и гордой посадкой чуть склоненной головы. Только впоследствии я задал себе вопрос: почему необъяснимая прихоть подсказала ей выбрать именно это утро, чтобы показать мне рояль Папы?
На ней снова был костюм из серого твида и на шее красный шарф. Когда она проходила по коридору мимо двери, шарф зацепился за торчащую щеколду. Резко остановившись, она невольно повернулась и оказалась в моих объятиях. Это случилось так быстро и неожиданно, что у меня не было времени для размышлений. Поблизости никого не было, и я крепко обнял ее, чувствуя, как ее волосы щекочут мое лицо. И тотчас весь мир перестал существовать для меня. Я начал страстно целовать ее. Но Сю как-то незаметно высвободилась и отошла от меня. Я безуспешно пытался что-то ей сказать, стараясь придать твердость своему голосу. Сердце мое колотилось, будто я долго бежал, и я жаждал вновь заключить ее в свои объятия. Но я боялся вызвать ее негодование.
– Простите меня!
Я придумывал дальнейшие извинения, но не мог найти слов.
Вдруг она заговорила тихим взволнованным голосом, какого я прежде не слышал у нее.
– Разве вы не собираетесь посмотреть на рояль Папы?
Кажется, я сказал «да». Мы снова вошли в ту же дверь, на этот раз ее шарф ни за что не зацепился. Вскоре мы добрались до Белой гостиной. Я открыл дверь и остановился.
– Здесь темно, – предостерегающе сказал я.
– Ну и что же? – ответила Сю. И мне показалось, что, несмотря на темноту, я увидел в ее глазах искорки смеха и что губы ее все еще пылали от моих поцелуев.