Белый Камень. Чёрный Серп

Абитуриенты ее узнавали, некоторые просили автограф. Другие пугали: мол, тех, кто уже играет в кино, принимают неохотно. Инга подумала, что будет тот еще номер, если она провалится на творческих турах или экзаменах.

Вопреки сомнениям, она прошла. Помогли талант и отсутствие страха, когда она стояла перед комиссией.

Найдя свою фамилию в списке, она все же заплакала от счастья. Поступившие собирались в фойе возле окон, поздравляли друг друга и угощали сигаретами. Зачисление уравняло всех, и на Ингу смотрели уже без особого восторга.

В то время ей приходилось соотносить съемки с учебой. Но это пошло на пользу, отучив ее от всеядности, с которой она раньше, не раздумывая, бралась за любую предложенную роль. Теперь она соглашалась на роли в картинах серьезных, предпочитая в основном авторское кино коммерческому.

Наши режиссеры предлагали ей массу ролей. К сожалению, большинство сценариев представляли собой криминальную чернуху, несмешные комедии или мелодрамы для домохозяек. Иногда приносили полную бредятину, гордо выдаваемую за артхаус.

– Что происходит с нашим кинематографом? Бал правят так называемые продюсеры, которые еще недавно фрукты на рынках продавали. В кадре случайные людишки: какие-то певички, бездарные дочки прокурорш, шоумены, никчемные дети и внуки артистов и торгашей. Безграмотные сценаристы пишут чушь для плохих режиссеров. Кто-то вчера делал клипы и рекламу – сегодня этим же методом ляпает фильмецы, а иконы советского кино пресмыкаются перед такими за праздничным столом, – жаловалась она в самолете Виталию Ромову – режиссеру, в картинах которого играла главные роли. Они возвращались из Берлина, с кинофестиваля. Фильмы Ромова завоевывали награды не только на родине. И в Европе у него был думающий зритель.

– У-у, да это крик отчаяния. Но когда ты успела заразиться рафинированным снобизмом? – рассмеялся Ромов. – Процент хороших картин во все времена и во всех странах более-менее постоянен. А вот процент дерьма – величина переменная. И сегодня эта переменная сильно скакнула вверх. Избушку развернули к Ивану задом и загнули посильнее, чтобы лучше видно было. Кино – оно что? Из балаганного зрелища вышло, в балаганное зрелище и вернется. Если не показать зрителю, как Пушкин на горшок ходит, – кому теперь нужно его «чудное мгновенье»! – усмехался Ромов. – А если серьезно – ничего экстраординарного. Подделка под искусство всегда в цене. Но пока будет существовать хотя бы одна стоящая картина, кино продолжит жить. Прости за патетику. Просто делай то, что хочешь и умеешь. Кстати, есть очень интересный сценарий. Посмотришь?

– Виталь, хорошо, только дай немного передохнуть. У меня ведь еще учеба. Позже поговорим, – Инга откинулась на спинку кресла, повернулась к иллюминатору и закрыла глаза.

Критики отзывались об Инге Березиной уважительно: ее нередко сравнивали с большими актрисами. Например, с Марлен Дитрих – по силе характера и сдержанной обаятельности. А после американо-французской драмы «Дождь будет завтра», где она сыграла роль офисной работницы большого политика, тайно влюбленного в нее, европейские киноведы провели параллель с Лорен Бэколл, рассуждая о внутреннем содержании образа и манере его раскрытия. Иногда в российской прессе ее патриотично называли русской актрисой с большой буквы: хоть и снимается Инга Березина преимущественно на Западе, но ведь наша она, наша!

Участие в двух голливудских фантастических блокбастерах, несмотря на солидные гонорары, только укрепило ее убеждение, что амплуа спасительницы планеты от космического зла не для нее. В таких фильмах она не могла по-настоящему показать свой талант. Да это и не требовалось, потому как этот жанр диктовал больше примитивных действий, лишенных глубины содержания и психологизма.

С Глебом они познакомились в Москве, на съемках фильма о первой любви подростка к своей воспитательнице. Глеб в тот день лично посетил киностудию, чтобы проконтролировать бухгалтерию, потому как деньги на картину дал Клюев-старший, пытаясь с помощью финансов увековечить свое имя и в искусстве.

У Инги тогда, несмотря на интересный и сильный сценарий, поначалу не было контакта с режиссером, пытающимся полностью лишить ее самостоятельности в кадре. В павильоне киностудии она была нервной и даже один раз круто сорвалась: досталось и режиссеру, и всей съемочной группе, и отечественному кинематографу в целом. Но, как ни странно, после этого все начало налаживаться и съемки пошли гладко.

В начале их знакомства Глеб пригласил ее поужинать. Она не ожидала, что это будет парижский «Максим». Во Францию их доставил личный самолет Клюевых. Инга сочла это шикарным, но слишком нарочитым жестом. Она не стала говорить, что уже бывала в «Максиме», когда снималась у французов. Невинная хитрость осталась незамеченной. Ей нравились царящая в этом легендарном месте камерная атмосфера, еще хранящая дух свободной мысли великих творцов искусства, расписанные залы, напоминающие своей обстановкой музеи, естественное поведение гарсонов, лишенных неискоренимого и замешанного на презрении лакейства отечественных официантов, совершенно волшебные блюда, один вид которых заставлял забыть об умеренности. Она искренне восхищалась «Максимом».

После съемок в Голливуде гонораров Инги хватило, чтобы купить родителям небольшой, но очень благоустроенный дом в ближнем Подмосковье, а самой перебраться из съемной квартиры в собственную. Глеб намекнул ей, что может добавить денег для покупки жилья внутри Садового кольца, но Инга категорически отказалась. Ей не хотелось быть обязанной никому, даже Глебу.

После непродолжительных поисков через риэлтерское агентство, принадлежащее Клюевым, ей подобрали то, что надо: уютная «трешка» на юго-западе столицы хоть и требовала значительных переделок, но располагалась в хорошем районе, в капитальном доме, образующим с соседними строениями жилой комплекс, закрытый забором, с охраной, гаражами и видеонаблюдением. Инга подошла к вопросу практично: она могла позволить себе и без помощи Глеба приобрести квартиру более солидную, но решила не тратить все деньги сразу. Со временем, конечно, она переселится к центру или купит дом. А сейчас ее все устраивало.

После ремонта Инга и Глеб справили новоселье, сидя на мягком пушистом ковре, под звуки Вагнера победоносно подняв бокалы с шампанским.

– Может, и нам пора перевести отношения на другой уровень? – спросил Глеб, пристально глядя на Ингу сквозь хрусталь бокала.

– М-м-м… Что ты имеешь ввиду? – хитро улыбнулась Инга. Конечно, она прекрасно поняла. Березина была не против замужества, но в отношениях с Глебом что-то неясное настораживало ее порой. Иногда он смотрел на Ингу черными непроницаемыми глазами так, что ей начинало казаться, будто в любовь Глеба примешивается расчет. Хотя с чего бы вдруг? Если уж на то пошло, то это ему нужно опасаться возможной меркантильности с стороны будущей жены, а с нее что взять – квартиру? Да если Глеб захочет, то купит десяток таких «трешек». Конечно, он не страстный мачо, который ежечасно рвет на себе рубашку, сгорая от желания, но Инга была достаточно благоразумной и трезво мыслящей женщиной, чтобы не рассчитывать всерьез на такое отношение со стороны мужчины, обладающего холодным и рациональным умом.

С этим было связано и еще кое-что: на светских раутах и банкетах с партнерами и клиентами Клюевых Инга ощущала себя эскорт-моделью, украшающей Клюева-младшего; и дело даже не в том, что на нее так смотрели другие – плевать ей на них! – но она чувствовала, что Глеб воспринимает спокойно такое отношение к ней. И это было очень обидно, как и его плохо скрываемое пренебрежение к ее работе в кино и к миру искусства в целом.

Однажды они заехали в галерею современной живописи. Но толком посмотреть художников не удалось. Глеб, не умолкая, иронизировал над полотнами. Березина, сославшись на плохое самочувствие, попросила отвезти ее домой.

У его родителей Инга бывала несколько раз. Александр Иванович в общении представлялся хоть и грубее, но гораздо проще сына. Как относится к ней Галина, мама Глеба, Инга понять толком не могла. Там была смесь учтивости, тонкой игры и доля ревности, что, впрочем, не мешало им спокойно беседовать. По-настоящему она подружилась только с Леной, но виделись они не очень часто, в основном перезванивались. Иногда Инга по-хорошему завидовала Лене, глядя на ее счастливое лицо.

– Это очень продуктивное качество – умение быть всем довольной и счастливой, – однажды заметила Березина.