Белый пиджак
Шрифт:
Об этом необходимо помнить постоянно, не убаюкивая себя иллюзиями относительно того, что когда-нибудь в будущем ты сможешь за праздничным столом спокойно опрокинуть рюмку-другую. Это время не наступит никогда!
Излеченных алкоголиков не бывает. Здоровый алколезависимый человек здоров до той поры, пока он трезв, а трезвость состояние – хрупкое. Нарушенный метаболизм алкоголя в организме такого индивида приводит к тому, что, сколько бы долго не длилось его воздержание от спиртного, первая доза зелья возвращает его в то же самое состояние, в котором он становил свой пьяный марафон. И наступает веселое времечко, «когда одной рюмки слишком много, а сотни – мало». С этим ощущением недозволенности пития надо смириться и необходимо учиться с ним жить.
Поэтому совершеннейшей похабщиной выглядят рекламные ролики, где самодовольные целители типа альтруиста Маршака, задумчиво вещают, что после лечения в их клиниках, в которых, кстати, стригут баксы даже за воздух, которым дышат
Бытовой пьянчуга, а хронический алкоголик, в особенности, существо глубоко антисоциальное. Вокруг него сплошные неурядицы, невыполненные обязательства, семейные скандалы и драмы, распавшиеся семьи, несчастные дети, доведенные до отчаяния родственники. По пьяной лавочке совершается большинство преступлений против личности. Да и сам он всегда потенциальная жертва.
Как-то раз, от нечего делать, я набросал карандашом на бумаге список тех моих знакомых и друзей, чей преждевременный уход из жизни прямо или косвенно был связан с водкой. Мрачноватый, печальный и очень внушительный по размерам получился этот список. Курносая с косой в костлявой руке и початой бутылкой водки в складках драного савана, висящего на ребрах, поработала на совесть своим остро заточенным инструментом. Она основательно выкосила многих моих одногодков и друзей детства с «песков», с бывшей улицы Пионерской, с родной улицы Лермонтова. Не менее основательно прошлась она и по моим институтским товарищам и знакомым.
Коля Аполлон погиб в дорожно-транспортном происшествии в Ики-Бурульском районе, куда был направлен по распределению и где работал рентгенологом. Коротая за выпивкой длинные, скучные сельские вечера, он с друзьями решил однажды покататься для разнообразия на пожарной машине. Поездка в нетрезвом виде закончилась опрокидыванием машины в кювет. Все участники ралли остались целехоньки, за исключением кудрявого Аполлона, который неудачно приложился виском к боковой стойке кабины.
Виктор К. по прозвищу Батя (он поступил в институт после армии и был старше большинства из нас, да и выглядел солиднее) во время отпуска подрядился сопровождать баржу с астраханскими арбузами, шедшую в Москву. Так делали многие молодые врачи, чтобы пополнить семейный бюджет. По прибытию в столицу он получил расчет, но вместо того, чтобы возвратиться домой со «срубленной капустой», решил немного развлечься и погулять. Для этого был снят номер в одной из гостиниц, где и началась гульба. Наутро его обнаружили в номере мертвым, лежащим навзничь на ковре. Он захлебнулся собственными рвотными массами.
Коля Погорелов (Никсон) скончался от кровотечения из вен пищевода, развившегося на фоне цирроза печени.
Юра П., солист и барабанщик институтской бит-группы, обладатель высокого, чистого голоса, утонул в Волге во время пьяного уик-энда.
Фаридон долго умирал от цирроза печени. Красавчик-татарин превратился в существо с тоненькими ручками и ножками, и огромным животом, из которого врачи каждую неделю откачивали по ведру асцитической жидкости. На маленьком личике лемура остались только черные, огромные глаза, в которых стояли боль и обреченность приговоренного к смерти. Его поместили в клинику и категорически запретили употреблять спиртное, как будто это могло предотвратить ожидаемый финал. А без спиртного Фаридон уже не мог прожить и дня. Мудрая тетя Галия, прекрасно понимая, что сын ее все равно не жилец, независимо от того, будут ему давать алкоголь или нет, не желая видеть его дополнительные мучения и унижения, рассудила по-простому, исходя из соображений здравого народного смысла. Каждый день она тайком, утирая слезы, приносила в палату бутылку водки, которую Фаридон прятал в прикроватную тумбочку. Теперь душа его была спокойна. Когда наступало время, он наливал себе дозу в стакан и погружался в обычное сомнамбулическое состояние. Ушел из жизни он тихо.
Закадычный друг Володя Морозов умер от туберкулеза, отягощенного алкоголизмом. Это был интересный человек с оригинальными мыслями и взглядами на жизнь, не чуждый литературному творчеству, особенно стихосложению. Еще он был повеса, пьяница и бабник. Имея неказистую внешность: высокий, худой и сутулый, с оттопыренными ушами (одним словом, далеко не голливудский стандарт), он в любой компании мог уболтать самую симпатичную девушку, и победоносно покидал вечеринку с новой подружкой, помахав нам ручкой. Флюиды особые от него исходили, что ли, потому что к нему липли самые красивые и недоступные? По окончании института, он не очень долго работал в медицине, и под горбачевские перестроечные фанфары, совсем ее бросил, подавшись на кооперативные вольные хлеба. Сначала ему везло на бабки, но потом лафа, как водится, закончилась, и Володя поплыл по стремнине жизни, наполненной вином, женщинами и пьяными приключениями, перебиваясь случайными заработками. Затем он подхватил туберкулез, нигде толком не лечился и отошел как-то быстро и неожиданно.
Виктор В., Ленинский стипендиат, краса и гордость нашего института. Ему прочили блестящее будущее и после окончания ВУЗа оставили на кафедре нормальной анатомии. Будучи аспирантом, он женился на девушке из нашей группы, поэтому наши встречи с ним происходили довольно часто. Виктор уже сильно пил в
это время, но никто об этом даже не подозревал. Один из наших как-то задал бестактный вопрос:«Витя, почему у тебя постоянно красные глаза?»
Виктор смешался и пробормотал в ответ, что ему приходится много заниматься, в том числе и по ночам. Знаете, такое напряжение на глаза. Латентный (скрытый) период пьянства рано или поздно закончился, а в открытый период Виктор очень уж резво ушел в крутое алкогольное пике. Он стал приходить на кафедру хорошо выпивший, а то и не приходил вовсе. Его жена поначалу потихоньку терпела все это и молчала (стыд-то, какой!), но, когда предел ее терпения закончился, проговорилась в доверительной беседе, что устала бороться с пьяными закидонами мужа и замучалась натыкаться на заныканные бутылки, которые обнаруживались даже в бачке от унитаза. Вскоре они развелись, а там и с кафедры Витю попросили. Чтобы человек не пропал совсем и окончательно, ему дали возможность восстановить статус, и пристроили в Областное бюро судебно-медицинской экспертизы. Но заняться, как следует, экспертной деятельностью Виктору не пришлось. Во время одного его ночного дежурства по городу образовался очередной труп, на который должна была выезжать оперативно-следственная группа, включая судебного медика. Из райотдела никак не могли дозвониться в Бюро, чтобы предупредить эксперта о необходимости готовиться к выезду и дожидаться оперативную машину. Когда группа приехала за экспертом в Бюро, то обнаружила его лежащим поперек кушетки в совершенно бессознательном состоянии. Не нашли ничего лучшего, как вызвать по телефону непосредственное начальство Виктора; его для чего-то сфотографировали в различных ракурсах, а наутро был готов приказ начальника Бюро об его увольнении по статье КЗОТа. Далее все развивалось молниеносно, он опустился внешне, и его постоянно видели в обществе деклассированных оборванцев (по народному – ханыг) в районе 17-ой пристани. Скончался Виктор от сердечно-сосудистой недостаточности.
Алик Ж. почти сразу после института оказался в ЛТП, куда его сдала благоверная супруга, полагаю, не в последнюю очередь из-за комфортабельной квартиры на двух уровнях, которая досталась Алику после смерти матери. Выйдя из ЛТП, он нигде не мог устроиться на работу по специальности и продолжал пить. Допился до белой горячки («белки») и был госпитализирован в психиатрическую больницу. «Белка» в дальнейшем накрывала Алика неоднократно, и загнулся он в психушке. Думается мне, что с психическим здоровьем у него изначально не все обстояло благополучно, а массированная алкоголизация, наложившаяся на неблагоприятный психический фон, быстро завершила дело.
Борису К., не пришедшего в себя после сильного запоя, стервоза - жена не дав опохмелиться, едва живого, потащила с утра на рынок за продуктами. И только набив сумки припасами для утробы, милостиво позволила купить в магазине бутылку пива, выделив для этого деньги точно под расчет. Боре еще пришлось выстоять очередь из нескольких человек (воспитание не позволило переться вперед), прежде чем эта злосчастная бутылка не оказалась в его дрожащих руках, чуть не выскальзывая из судорожно сжатых пальцев. Ему надо было, не отходя от прилавка, прямо «из дупла», то есть, из горлышка, выдуть пиво залпом, но он постеснялся пить в помещении магазина и в полуобморочном состоянии, бледный как бумага, едва доковылял до выхода. Оказавшись на крыльце, даже не успев поднести бутылку к губам, он рухнул, как подкошенный на ступеньки: остановилось сердце. Прибывшей бригаде «скорой помощи» оставалось только удрученно разводить руками, реанимационные мероприятия были уже не надобны. Оставалось только констатировать смерть.
Все эти люди ушли от нас молодыми, редкому из них удалось прожить более сорока лет, всех их я хорошо знал, а с некоторыми был близок, и, что называется, ел из одной тарелки и пил из одного стакана. Много и других однокашников по Alma mater, погибших в пьяных драках (раскроенные черепа, ножевые раны), выпавших с балконов, покончивших жизнь самоубийством, но с ними у меня не было таких тесных человеческих контактов, как с людьми, обозначенными в списке.
Были и такие, кто еще не утратил физическую оболочку, то есть, формально оставался в реестре живых, но, право, было бы лучше, если бы они умерли. Кое-кто доживал свой век в богадельнях, лишенный здоровья, рассудка и имущества; в одиночестве, в обществе калек и убогих.
Я совершенно не собираюсь морализировать по поводу приведенного списка или давать комментарии.
Так, что, ребята, пейте «Клинское»! Вас ждет великое будущее!
В 1985 году на страну свалилась форменная напасть в виде перестройки (сначала к слову «перестройка» добавлялось еще и «ускорение»), начатой недалекими прожектерами, понимающими, что делать что-то необходимо, но не имеющими никакого представления, что именно и каким образом (а, возможно, как раз, очень дальновидными людьми издалека). Желчная Тамара Томилина, заведующая отделом экспертиз трупов Главного Бюро СМЭ в Москве, умная и ироничная дама, зябко подергивала плечами от одного слова «перестройка», на ее тонких капризных губах столичной барыни появлялась гримаса, как после съеденного натощак лимона, и она просила собеседника больше не произносить этого мудацкого слова в ее присутствии. Но большая часть интеллигентствующей публики приняли эту «перестройку» с восторгом и непонятной эйфорией.