Белый рыцарь

— Так, вот теперь хорошо.

— Но, Лиза, я же выпаду из этого платья.

Горничная улыбнулась.

— Это будет только хорошо, миледи. Теперь позвольте набросить на вас мантилью, прежде чем спуститесь вниз к лорду Найтону. Обещайте, что он не увидит вашего наряда до самого бала.

Грейс с сомнением посмотрела на неё.

— Доверьтесь мне, миледи. Я никогда не сказала бы вам того, в чём не была бы уверена.

— Ладно, но нам нужно поспешить. Лорд Найтон хотел выехать в восемь часов, а уже десять минут девятого. Боюсь, он рассердится, если я задержусь ещё хоть немного.

— О, но ещё слишком рано, миледи. Нет никакой необходимости для спешки. Леди всегда заставляют джентльменов ждать: пускай больше оценят усилия, которые вы приложили, чтобы так хорошо выглядеть. Джентльмены об этом знают, а иначе они подумают, что вы не хотите выглядеть для них красивыми. Мама всегда говорила, когда джентльмен говорит «восемь часов», на самом деле он имеет в виду половину девятого.

Грейс с удивлением смотрела на девушку, чувствуя себя совершенно невежественной в отношениях между мужчинами и женщинами.

— Лиза, откуда твоя мама столько знает о таких вещах?

— До того, как она вышла замуж за моего папу, она была горничной в Лондоне у самой мисс Гарриетт Уилсон.

Это было ещё одно имя, неизвестное Грейс.

— Гарриетт Уилсон? Она была известной леди?

Лиза улыбнулась, подняв бровь:

— Надо сказать, что многие джентльмены искали её компании. Герцоги, и говорят, даже принцы.

Принцы? По-видимому, эта Гарриетт Уилсон хорошо знала, как следует носить шаль. Перед лицом такого авторитета Грейс не могла устоять и оставила грудь открытой, несмотря на то, что чувствовала себя голой. Она сосредоточилась на задаче, которую поставила перед собой, чтобы стать настоящей маркизой. Маркизой Кристиана. Настало время отбросить свою девическую скромность. Настало время прекратить играть роль безликой девицы и стать леди Грейс, маркизой Найтон. Она расправила плечи. Если это заставит мужа обратить на неё внимание, тогда, ей-богу, она сделает это.

Грейс терпеливо стояла, пока Лиза набрасывала ей на плечи и застёгивала под подбородком шёлковую мантилью. Когда горничная завершила свои хлопоты, Грейс посмотрела на часы на столе возле неё. Было уже двадцать минут девятого. Она, конечно же, хотела, чтобы Кристиан думал, что жена тщательно готовится к этому важному балу, поэтому подождала ещё десять минут, прежде чем, наконец, пойти к дверям.

Кристиан, Элеонор и леди Фрэнсис уже ждали её у подножия лестницы, когда она появилась. Кристиан стоял в строгом чёрном вечернем фраке и кипенно-белой рубашке с галстуком. Где-то глубоко у себя внутри Грейс ощутила тянущее чувство. Она не видела мужа последние две недели и скучала по нему всё это время. Но сегодня всё изменится к лучшему. «Да, несомненно, — подумала она, вспомнив слова Лизы, — каждая леди станет завидовать мне из-за мужчины, который будет рядом, об руку со мной». Она не станет нервничать, она будет вести себя и разговаривать, как маркиза — маркиза Кристиана.

Грейс улыбнулась с надеждой, когда увидела, что он заметил её. Но Кристиан никак не показал, что её появление произвело на него хоть какое-то впечатление. Зато он взглянул на большие часы в холле, еле её замечая, и нахмурился:

— Я надеялся, что нам не придётся стоять в очереди из карет.

Её улыбка сразу же померкла, и Грейс почувствовала, как что-то сжалось у неё в груди. Лиза ошибалась. Она рассердила его своим опозданием.

— О, даже лучше, что мы приедем почти позже всех, — быстро сказала Элеанор. — Будет меньше давки на входе. Помнишь раут у Эстерлеев, Кристиан? Мы прибыли ровно в восемь, и лорд Калдер в толчее на входе наступил маме на подол платья и порвал его. Очень умно с твоей стороны, Грейс, предусмотреть это.

Все прекрасно понимали, что опоздание Грейс не имело никакого отношения к предусмотрительности, и последовавшее молчание не прерывалось до тех пор, пока Кристиан не повернулся к двери и не вышел, взмахнув полами своего плаща. Грейс застыла на лестнице, все её планы и надежды рухнули, даже не начав осуществляться. Ей хотелось развернуться и убежать в свою спальню и не выходить оттуда никогда. Но она не могла. Она должна выдержать эту ночь. И потому, обновив свою клятву не отступать перед трудностями сегодня вечером, она продолжила спускаться по ступенькам и проследовала за всеми к ожидающей карете.

Элеанор, к счастью, всю дорогу тараторила без умолку, пытаясь отвлечь мысли Грейс как от мужа, который сидел рядом с ней, уставившись в окно, так и от внутреннего трепета, охватившего её.

Грейс поняла, что они почти добрались до места, когда карета замедлила ход и лениво поползла, пробираясь между экипажами, занявшими обе стороны улицы.

Вскоре они остановились перед величественным особняком напротив Гайд-парка. Мерцающий свет пробивался из каждого окна, тускло освещая одетые в переливающийся атлас фигуры, спешащие по пешеходной дорожке к парадному входу. Их карета остановилась, тут же один лакей открыл двери и опустил подножку, в то время как другой, предложив Грейс руку, помог ей выйти на дорожку, где её уже ждал муж. Кристиан предложил ей руку, и в молчании они направились к лестнице.

Оказавшись в доме, Грейс подождала, пока Кристиан, а потом леди Фрэнсис и Элеанор сняли свои плащи. Она помнила слова Лизы о том, как Кристиан будет удивлён её платьем. Все уже повернули в сторону бального зала, очевидно забыв про неё. Грейс быстро расстегнула мантилью, с улыбкой передав её лакею. Она присоединилась к остальным наверху лестницы как раз тогда, когда лакей объявил об их прибытии.

— Милорды и леди, маркиз и маркиза Найтон, леди Найтон и леди Элеанор Уиклифф.

Казалось, что целое море лиц повернулось в их сторону. Грейс посмотрела на Кристиана, стоящего возле неё, и увидела, что он вовсе не смотрит на переполненный бальный зал. Вместо этого он уставился на неё, как будто не узнавая. Хмурое выражение исчезло, сменившись полным удивлением.

«Сельская мышь, действительно!» — подумала Грейс, исполнившись уверенности. Лиза была права. Ему действительно понравилось платье. Она улыбнулась и спросила:

— Всё хорошо, милорд?

Но Кристиан не ответил. Он был слишком увлечён созерцанием её груди.

Глава 14

— Ну, право же, Кристиан, не мог бы ты постараться немного менее очевидно проявлять свой интерес?

Замечание Элеанор вывело Кристиана из довольно долгого бездумного оцепенения, и он осознал, что стоит перед бальной залой, в которой собралось почти всё светское общество Лондона, и откровенно глазеет на груди своей жены. Но, боже милостивый! они были прекрасны. По прошествии нескольких недель после брачной ночи он уже забыл, насколько они восхитительны. Даже сейчас ему было трудно отвести взгляд. Он был очарован, совершенно ошеломлён и, что ещё хуже, начал чувствовать растущее возбуждение у себя штанах.

Вот посмешище! Что, чёрт возьми, с ним происходит? Что сталось с его выдержкой, которую он так упорно сохранял все последние недели с тех пор, как вернулся в Лондон? И превыше всего, каким образом его серая мышка-жена неожиданно исчезла, а на её месте оказался этот земной ангел?

Кристиан почувствовал внезапное желание сбросить свой фрак и прикрыть жену, чтобы спрятать от вожделеющих взглядов всех присутствующих мужчин. Или увести её в ближайшую комнату и выяснить, насколько ещё нужно спустить лиф платья, чтобы полностью обнажить грудь. Но в чём он был точно уверен, так это в том, что добровольное воздержание, несомненно, убьёт его.

Кристиан заметил, что Грейс смотрит на него: неуверенность, ожидание и надежда явственно отражались во взгляде блестящих голубых глаз. Он мог читать её мысли так же ясно, как если бы она высказывала их вслух. Именно для него она надела это платье и уложила волосы. Всё, чтобы порадовать его. Почему, чёрт возьми, она так очевидно преклонялась перед ним? Ведь он, в сущности, бросил её сразу, как только они приехали в город, никогда не пересекал порога её спальни и не вступал в разговор более существенный, нежели о погоде. Он пытался быть суровым, надеясь преподнести ей порцию здоровой действительности, чтобы умерить романтическое томление, навеянное романами и сравнением плотской любви со вдеванием нитки в иголку.