Белый Слон

— Но я не хочу забывать! — чуть громче, чем следует, произнесла Лера, стиснув трубку. — Десять лет назад ты говорила так же… и я рада, что не послушала.

По другую сторону волны послышалось всхлипывание.

— Мам… мамуль, прости, ты только не плачь, хорошо? Я правда в порядке, и Антонину Федоровну не брошу. Мы справимся.

— Я знаю, милая, знаю… Как жалко, что мы с папой сейчас не можем быть рядом с тобой. Мы ужасно скучаем!

— Так почему бы вам не приехать? — спросила Лера, остановившись посреди коридора.

Повисла недолгая тишина, и в трубке послышалось:

— Ты же знаешь… Давай не будем начинать с начала, хорошо? Лучше расскажи, как ты?

— Да ничего, — совершенно спокойно сказала Лера. — Только что был экзамен.

— Как? Экзамен в апреле?

— Ну да, ты ведь не знаешь… У нас сессию перенесли, в конце мая ректор проводит в Университете какую-то международную конференцию, и нас, как отвлекающий фактор, хотят поскорее выставить…

Лера еще минут пять разговаривала со своей мамой, о вещах, совершенно не относящихся ни к убийству Милы, ни к возвращению родителей. Сколько девушка себя помнила, она жила с бабушкой, а родители появлялись раз в год. Они работали на севере, чтобы «обеспечить детство/юность/старость» и далее по списку. У Леры было все, о чем может мечтать ребенок — лучшие игрушки, книжки с картинками, поездки на море и учеба в элитной школе… Но она никогда не хотела этого, ей нужны были мама и папа. Которых она видела очень и очень редко. Было время, когда она обижалась на них, но оно прошло, и Лера смирилась. Теперь она редко заводила подобные разговоры, да если и начинала их, то только по привычке. Она знала, что мать и отец ее любят, но ей было сложно понять такую любовь. Когда бабушка умерла и родители вернулись — всего на один год — Лера поняла, что расстояние уже не играет роли. Важной для нее осталась лишь ее работа.

Лера остановилась у одного из окон, и, облокотившись на широкий подоконник, наблюдала за семенящими по тротуару прохожими. Мама рассказывала ей, что сейчас у них полярная ночь, на улице минус сорок, а отец собирается в новую экспедицию с товарищами по работе. Родители Леры были геологами.

А Лера пропускала половину рассказа мимо ушей. В голове крутилась только одна фраза — «она должна была быть последней».

Антона девушка знала не один год, а с Милой они всегда были хорошими подругами. Конечно, не такими, о которых можно сказать «не разлей вода» или «одна подруга на миллион». Нет, просто хорошими подругами.

И вот теперь Милы не стало. Как-то просто — раз, и нет человека. А вместе с ней может не стать и Антона, потому что Валерия сомневалась, не тронется ли он рассудком после пережитого. Но главный вопрос состоял в том, что именно пережил Антон? Неожиданную и таинственную смерть супруги от рук неизвестного, или же сам стал убийцей? Оба варианта выглядели до крайности нелепо. Милу не просто столкнули из лодки — ей надели на голову пакет и вкололи яд. Как можно не заметить убийцу, находясь с ним в одной лодке, да еще когда он проделывает такие сложные манипуляции? И Мила не издала ни звука. Все это выглядело как чей-то безумный сон.

Допустить, что Антон сам убил жену, Валерия боялась. Однако, ее терзали сомнения, потому что люди на берегу видели, как Крымов совершал убийство; потому что больше этого никто сделать не мог; потому что сам Антон произнес эту странную фразу. Она должна была быть последней.

Может, он сошел с ума? Может, это он каким-то образом устраивал все эти несчастные случаи? Мысль о том, что Антон может оказаться сумасшедшим, маньяком, приводила Леру в ужас. Правда, какой-то притупленный, как от просмотра дешевого триллера.

Девушка поежилась и посмотрела за окно. На раму с другой стороны уселся воробей. Увидев Леру, он сердито нахохлился, но улетать не собирался.

А мысли продолжали метаться в голове роем мотыльков, вспугнутые многочисленными страшными догадками.

Если так, то Антон, должно быть, изо всех сил боролся с собой, и думал что справился, после того, как убил последнюю девушку. Даже пытался признаться, приходил к Иванне… Но, наверняка, не сделал этого потому, что боялся оставлять Милу одну. Это девушка, задушенная цепью, должна была быть последней, а не его собственная жена.

— Лера? Лера, ты меня слушаешь? — взволнованный голос матери пробился сквозь водоворот мыслей, и вернул девушку к реальности.

— Да, мам. Я здесь.

Боже, подумала Валерия. Я пытаюсь оправдать Антона с такой легкостью, как будто факт его помешательства что-то само собой разумеющееся… Ну маньяк, ну и что?

Нет.

Валерию передернуло. Это было слишком. Так и самой недолго сойти с ума.

«Я его найду», — вдруг промелькнула в голове мысль.

Она пришла, и остальные мысли как-то сразу успокоились. Конечно, она найдет его — настоящего убийцу. Кем бы он ни был — даже и самим Антоном. Хотя последнее до сих пор не укладывалось в голове.

— …а тетя Вера передавала тебе привет, — краем сознания ухватила Лера мамин голос.

Дверь напротив окна скрипнула и приоткрылась. Но никто не вышел — видимо, человек взялся за ручку, но передумал уходить. До слуха Леры донесся голос декана:

— Сколько можно это обсуждать! Я уже сказал, Глазова будет отчислена в новом семестре. И точка.

— Мам, прости, мне пора бежать. Поцелуй от меня папу! — быстро сказала Лера, и нажала на кнопку «отбой».

Услышанная краем уха фраза вызвала странные чувства — словно только что объявили о падении второго тунгусского метеорита. Потому что, если говорят об отчислении Глазовой — это не к добру. Глазова — та самая Ира, отличница, которая присоединилась к свите Виктории.

Некоторое время в кабинете только шуршали бумаги, а человек, который собирался выйти, молчал. Лера видела только его толстые пальцы, обхватившие дверную ручку. На одном красовалось тяжелое золотое кольцо с черным камнем, но девушка могла поклясться, что ни один их преподаватель — даже декан — не может себе такого позволить. Оно не было похоже на фальшивку, а как дочь геологов, Лера могла предположить, что камень — не что иное, как бриллиант.

Студентка прислонилась к стене в метре от двери, словно решила отдохнуть.

— Нашел. Возьмите, и не забудьте о нашем договоре. Все должно быть готово к тридцатому числу. А что касается Глазовой… У нее незачеты по пяти экзаменам, говорить тут не о чем.

Если бы в этот момент Лера ела бутерброд, то непременно бы подавилась. Ира — и пять незачетов? Это немыслимо.

Взгляд снова скользнул на кольцо.

«Может быть, это родственник Иры?», — промелькнула мысль. Но девушка тут же отмела ее, потому что родители Ирины были учителями, как и вся ее родня. Едва ли среди потомственных математиков и филологов затесался миллионер.

— Да, и еще… подождите немного, я должен уточнить кое-что насчет конференции. Вы ведь остановитесь в нашей гостинице?

Видимо, человек кивнул — во всяком случае, ответа Лера не услышала, но решила, что это какой-то иностранец, приехавший на майскую конференцию. Но при чем здесь Ира?

Дверь открылась так неожиданно, что девушка не рассчитала сил — дернулась с места, в надежде скрыться за углом, а столкнулась лоб в лоб с деканом.

— Здрасьте… — она не нашла ничего лучше, чем притвориться, что спешила на экзамен.