Белый свет

По какой-то причине мне было немного сложно вернуться в свое тело. В мозгу вертелись какие-то странные, чужие мысли, которые мне пришлось прогнать, чтобы освободить место для себя. Когда я совсем включился, я взял на руки Айрис и подошел к чану с тефлоном посмотреть, что у нас получилось. Когда мы начинали, жидкость была прозрачной, но сейчас она кишела тысячами пылинок. Мы надеялись, что это и есть сгущенный эфир.

Мы хорошенько взболтали жидкость и слили ее сифоном в пустую пластмассовую ванну, чтобы дать ей отстояться. Раз уж все равно приходилось ждать, мы сходили в «Сэммиз» перекусить. Там была та же самая толстуха официантка. Она притворялась, будто кормит Айрис, а сама поедала ее жареную картошку. А мы все притворялись, будто не замечаем этого. Айрис не была голодна, она даже положила свой гамбургер отдохнуть мне на колени.

Когда мы вернулись в лабораторию, дно белой пластмассовой ванны покрыла симпатичная пленка осадка. М" откачали верхний слой — жидкий тефлон — при помощи сифона и слили осадок в маленькую стеклянную мензурку.

Вещество было невероятно скользким на ощупь. Ник принес из химической лаборатории фарфоровый всасывающий фильтр, и мы выдавили последний тефлон из осадка.

Мы вывалили осадок на лист бумаги. Он немного напоминал графит — серый скользкий порошок, невообразимо мелкий.

— Интересно, — сказал Ник, растирая пудру между большим и указательным пальцами.

— Эфир, — ответил я. — Гиперматерия. Колобошковый концентрат.

Он с сомнением понюхал щепоть.

— Не знаю. У меня дурное предчувствие, что это углерод или какая-нибудь такая же дрянь.

— Давай нагреем его, — предложил я. — Может быть, он сплавится.

Ник нашел фарфоровый тигелек. Мы наполнили его серым порошком и раскалили добела на горелке. Подержав его на огне несколько минут, я щипцами снял с тигеля крышку и аккуратно перевернул его.

Идеальная блестящая сфера покатилась по столу.

Айрис наблюдала за происходящим из другого конца комнаты. Она протянула к шарику руку и крикнула:

— Мой!

Шарик был слишком горяч, чтобы взять его руками, поэтому мы по очереди тыкали в него щипцами. В процесс плавления порошок сжался в то, что на вид было идеально правильной сферой. Шариком от большого подшипника. :.

Со стороны главного входа в здание донесся настойчивый стук. Я спустился посмотреть. Это был Стюарт. Я уже успел позабыть, что приглашал его зайти сегодня. Я впустил его и провел наверх.

— Сумасшедшие алхимики, — прокомментировал Стюарт, обведя взглядом сумрачную лабораторию.

— Ты вот на это посмотри, — сказал Ник, подходя к нему с нашим новеньким блестящим шариком. Его голос звенел от возбуждения. — Мы думаем, что это новая субстанция.

Мы одновременно со Стюартом потянулись, чтобы взять шарик у Ника. Наши руки столкнулись, выбив драгоценный мячик из руки Ника. Однако шарик не упал.

Он просто повис в воздухе. Он оказался нечувствительным к земному притяжению. У шарика была инерция, и довольно мощная, но гравитационное поле на него никак не действовало.

Ник впал в экстаз.

— Боже мой! — воскликнул он. — Он просто висит себе в воздухе и начисто отменяет эйнштейновскую общую теорию относительности. А подумайте только о возможных применениях!

Стюарт положил палец на шарик, и тот пошел вниз.

— Он все равно не может никого удержать, — пожаловался он.

— Да ты представь себе самолет, не имеющий гравитационной массы, — захлебывался Ник. — Представь, какая экономия топлива!

Айрис показывала на шарик и визжала, поэтому я подошел к ее загону и взял ее на руки. Но прежде чем я успел дать ей шарик гиперматерии, Ник схватил его и побежал в угол лаборатории.

— Я так и знал! — крикнул он мгновение спустя. — Это еще и сверхпроводник!

Стюарт вопросительно поднял брови и посмотрел на меня. Он всю жизнь избегал физики.

— Он хочет сказать, что у вещества совсем нет электрического сопротивления, — объяснил я. — Так что если пустить ток по такому кольцу, он будет идти вечно.

Может стать хорошим магнитом.

Айрис вопила так громко, что трудно было разговаривать.

— Ну же, Ник, — сказал я. — Отдай шарик Айрис.

Нехотя Ник отцепил блестящее маленькое сокровище от прибора и принес его на стол. Айрис жадно схватила его и сжала в своей толстенькой ручонке.

— Салик! — закричала она, дико размахивая руками.

Неожиданно ее рука раскрылась, и шарик полетел через всю комнату. Он шмякнулся о стену и словно раскололся.

— О нет! — взвизгнул Ник надтреснутым голосом.

Он явно немного перевозбудился.

— Ник, успокойся. Мы всегда сможем сплавить его опять.

Шарик раскололся на две части, которые от удара о стену медленно поплыли по воздуху обратно.

— Ух ты, — сказал Стюарт, схватив один осколок. — Колется. — Он опустил его на стол, и я склонился, чтобы рассмотреть.

Осколок был такой же сферой, как и до удара, но некоторые ее части отсутствовали. По виду она напоминала каштан или шарик платана. Из сердцевины исходили лучи. По структуре шарик не был однородным. Там и сям лучи образовывали более плотные сгустки, а на поверхности виднелся какой-то смутный узор, делая шарик похожим на глобус неизвестной планеты.

Ник поймал второй обломок и принес его на стол. Он был очень похож на первый, такая же невесомая сфера, только плотные зоны были расположены там, где у первого были светлые пятна. Можно было подумать, что это негативное отражение первого куска.

— Может быть, их просто сложить? — предложил Стюарт.

Тут меня что-то осенило, и я остановил его руку.

— А как насчет небольшого действа в стиле Банаха — Тарского, Стюарт! Два по цене одного!

Стюарт знал, о чем я говорю, и понимающе ухмыльнулся.

— Часть А и часть Б, — сказал он, поочередно дотронувшись до осколков.

Я снял туфель и ударил каблуком по двум шарикам изо всех сил.

Ник проорал хриплое «НЕТ!» и бросился на стол, чтобы поймать разлетающиеся обломки. Четыре обломка.

— Парни, вы что, свихнулись? — крикнул он, выстраивая четыре кусочка в линию и оберегающе прикрывая их ладонями.

— Да брось. Ник, — сказал Стюарт. — Давай посмотрим.

Ник немного отодвинул руки, и мы наклонились над осколками. На столе лежали четыре маленькие колючие сферы, все такого же размера, как до деления. Два осколка выглядели точно, как часть А, два — как часть Б.

— Пожжалстуй продолжжайте демонштраццию, брофессор Рррэймен, — сказал Стюарт, подражая, как умел, польскому акценту.