Белый Тигр

— Балрам! Что ты себе позволяешь?

— Прошу прощения, сэр.

— Убирайся прочь!

За дверью меня прошиб холодный пот.

На следующий день я отвез братьев в Нью-Дели к дому какого-то министра или чиновника, красный портфель был при них; потом на обед в гостиницу, дав указания персоналу ресторана обойтись без картошки; затем доставил Мукеш-сэра на вокзал.

Он ел свое любимое дорожное лакомство, а я стоял перед ним на перроне и выслушивал привычный набор распоряжений и запретов: кондиционером не пользоваться, музыку не включать, бензин не сливать и т. д. Когда поезд скрылся из виду, я прямо на вокзале пустился в пляс, хлопая в ладоши. Два беспризорника, глядя на меня, принялись отбивать ритм и со смехом затянули песню из нового фильма. Какое-то время мы танцевали вместе. Наутро поднимаюсь в квартиру. Мистер Ашок покопался, подхватил красный портфель и собрался было выходить, как зазвонил телефон.

— Позвольте я отнесу портфель вниз, — сказал я. — Подожду вас в машине.

Он в нерешительности замялся — и сунул мне портфель:

— Буду через минуту.

Я тихонько прикрыл дверь квартиры, подошел к лифту, нажал кнопку. Ноша моя весила немало — руку оттягивала.

Лифт проехал четвертый этаж.

Я повернулся и полюбовался открывающимся с балкона тринадцатого этажа видом — неоновые вывески магазинов не гасли даже днем. На прошлой неделе заработал новый торговый центр, а поодаль уже возводили еще один. Город рос.

Лифт быстро поднимался. Он был уже на одиннадцатом этаже.

Я сорвался с места, кинулся к выходу на пожарную лестницу, пинком распахнул дверь, запрыгал вниз по ступенькам... Через два пролета остановился и открыл портфель.

Деньги. На темной лестнице сразу стало как-то светлее.

Когда через двадцать пять минут мистер Ашок, лелея свой сотовый, вышел из подъезда, красный портфель дожидался его на заднем сиденье. Я вертел в руках серебристый диск.

— Поставить Стинга, сэр?

Всю дорогу я мучался, стараясь не смотреть на портфель. Не получалось. Ну словно сзади сидела Пинки-мадам в короткой юбочке.

У светофора я глянул в зеркало заднего вида и увидел свои густые усы и подбородок. Я чуть повернул зеркало, и теперь в нем отражались изящно изогнутые густые брови, благородно очерченный низкий лоб, горящие огнем черные глаза. Хищные глаза крупной кошки, припавшей к ветке и изготовившейся к прыжку.

Посмотреть — не значит украсть, Боярам.

Я только головой покачал.

А если бы даже ты и украл, разве это настоящая кража?

Как это? — спросил я у твари в зеркале.

Да ведь мистер Ашок платит массе политиков в Дели. Все ради того, чтобы ему сократили налоги. А на кого в конечном счете налоги расходуются? На простых людей — на тебя, Балрам!

— Что такое, Балрам? Ты что-то сказал?

Я постучал по зеркалу. Глаза пропали.

— Да парень перед нами совсем не умеет водить, сэр. У меня само вырвалось.

— Держи себя в руках, Балрам. Ты-то сам хороший водитель, что тебе за дело до неумех.

Город знал мою тайну. Однажды утром Президентский дворец пропал из виду, такой густой смог окутал его. Казалось, правительство тоже куда-то пропало. Плотная пелена, которая скрыла президента, премьера, прочих министров и чиновников, шепнула мне:

Они ничего не увидят, уж я постараюсь.

Когда я проезжал мимо красной стены Парламента, часовой у бронзового памятника повернулся ко мне, и в его глазах я прочел:

Чего ради я тебе буду мешать? Я бы и сам так поступил, если бы выпал случай.

Мимо прошла женщина с пластиковой сумкой, полной крупных темных плодов, по-видимому гранатов, — лучи фар отчетливо их высветили, — и каждый плод шептал:

Ты ведь уже проделал все, что надо. В сердце своем ты уже все совершил.

Пятно света скользнуло по тротуару, и очертания гранатов пропали.

Даже дорога — гладкая и ровная делийская дорога, лучше которой нет во всей Индии, — знала мою тайну.

Как-то у светофора шофер притормозившей рядом машины опустил стекло и смачно сплюнул; окрашенный красным пааном плевок крошечной живой лужицей растекся по асфальту, а секунду спустя рядом шлепнулся другой. Я смотрел на две красные блямбы. И тут — удивительное дело! — между плевками возник спор.

Тот, что слева, казалась, говорил:	А тот, что справа, возражал:
Отец хотел, чтобы ты был честным человеком.	Отец хотел, чтобы ты был человеком.
Мистер Ашок не награждает тебя тычками и неплюет на тебя, как седоки на отца.	По милости мистера Ашока ты бы угодил в тюрьму вместо его жены,когда она задавила до смерти человека.
Мистер Ашок хорошо тебе платит, 4000 рупий в месяц. Он повысил тебе жалованье, хотя ты даже не просил об этом.	Это жалкие гроши для большого города. Ты что- то отложил? Ни хрена.
Помнишь, как Буйвол расправился с семьей слуги? Если ты сбежишь, мистер Ашок обратится к Аисту и тот разделается с твоими родными.	Одно то, что твои родные у него на крючке, выводит тебя из себя.

Я отвел глаза от красных плевков и посмотрел в зеркало, в самом центре которого краснел портфель —словно обнаженное сердце «Хонды Сити». В тот день я отвез мистера Ашока в отель «Империал».

— Буду через двадцать минут, — сказал он. На стоянку я не поехал. Отправился на железнодорожный вокзал, находившийся недалеко от отеля, в Пахар Ганж.

На земле лежали люди. Собаки рылись в отбросах. Несло гнилью.

Так вот, значит, как это будет, сказал я себе.

И вот передо мной расписание.

Бенарес

Джамму

Амритсар

Мумбаи

Ранчи

Куда я отправлюсь, если явлюсь сюда с красным портфелем в руке?

В потемках мигали огоньки, переливались разными цветами вертящиеся колеса. Вот он, ответ на мой вопрос?

На индийских вокзалах вам сразу бросятся в глаза разукрашенные тумбы с торчащими рычагами, утыканные красными лампочками. Их полно на каждой станции. Это автоматы «узнай свой вес и судьбу».

Работают они так. Отставляете багаж в сторонку. Становитесь на приступочку. Бросаете в щель монетку в одну рупию.

Машина оживает, втягивает в себя рычаги, клацает, зажигает на полную катушку все свои огни. Звучит удар колокола, и у вас в руках оказывается картонная карточка, желтая или зеленая. Яркие огни гаснут, звон стихает. На карточке начертана ваша судьба и вес в килограммах.

На автомат клюют либо дети богатых, либо вполне взрослые бедняки, на всю жизнь так и оставшиеся детьми.