Белый Волк

— Не откажусь. А зачем кофе в холодильнике держать?

— А почему бы и нет? — С кухни послышался шум воды. — Он ведь все равно пустой.

— Логично, — хмыкнул Самасад и свернул налево.

Проходная комната выглядела весьма аскетично. Вместо люстры из потолка торчали крюк и кусок проволоки, свет давали два торшера по сторонам разложенного дивана, у противоположной стены, на широком комоде, стоял телевизор, а рядом с ним — небольшой монитор, на котором попеременно была видна то пустая лестничная площадка, то пустой коридор, посередине которого стояли черные ботинки. А может, и не черные — просто картинка была одноцветной. Еще у окна имелся журнальный столик. В одном углу стопкой лежали пять тетрадей, в другом — гордо стояла пустая консервная банка с торчащей из нее вилкой.

— Верю, — тихо признал Кирилл. — Так не живут. Типичная дежурка.

Он пересек комнату, толкнул вторую дверь — и увидел застеленный матрацами пол, шведскую стенку в углу, качающуюся перед ней тяжелую боксерскую грушу.

— Три часа в день, — громко сообщил сзади Игорь.

— Что «три часа»? — не понял Кирилл.

— Занимаюсь минимум три часа. Знаешь, чем отличается вольный человек от вояки, служивый?

— Чем?

— Тем, что вам все приходилось делать из-под палки, чтобы начальство не ругалось. А вольный человек вынужден лупить себя палкой сам. Только зазевайся — и тебя уже съели.

— Плевать мне было на начальство, — огрызнулся Самасад. — Мне служба нравилась. И тренировался я для души.

— Устав, рабочее место, расписание, графики, отчеты, стоящие над душой командиры, — перечислил бывший десантник. — Можно подумать, я сам в твоей шкуре не бывал. А знаешь, как трудно гонять себя до седьмого пота, когда хочется спать, пива и на диван перед телевизором? Когда знаешь, что никто тебя не отругает и даже не осудит, хоть ты весь день пластом лежи? Когда про старания твои никто не узнает, не оценит, не похвалит? Проще вместе с ротой с рампы высыпаться, чем одному вкалывать, что бешеному ишаку. Ну что, по рюмашке или по тонику?

— По тонику, — решил Кирилл.

— Вот и я чего-то перегорел. Какой смысл водкой нажираться, коли все равно сейчас спать ляжем? Ни подурить, ни кайфа словить. В другой раз нажремся. Тут такое дело, Кирюша. Диван, как видишь, один. Придется тебе сегодня на матах переночевать. Завтра диван купим — будешь нормально спать.

— Не собираюсь я тут спать! — возмутился Самасад. — Сегодня просто деваться некуда. А завтра наши дорожки разойдутся.

— Да я не заставляю, служивый, — пожал плечами Игорь. — Однако здесь удобнее. Всегда рядом с клиентом. Чуть сигнализация сработает — сразу рядом оказаться можно. Ну, и вообще приглядывать. Нас же здесь не батальон, друг друга три раза в день менять. Приходится на месте обживаться… — Он вышел на кухню и вскоре вернулся с двумя алюминиевыми банками. Одну протянул гостю, вторую открыл с громким хлопком, тут же присосался к дыхнувшему белым облачком отверстию. Выпив не меньше половины, он перевел дух: — Хорошо! Кстати, сколько лет твоему аппарату было?

— Говорил же, двадцать лет мотоциклу.

— Достойный дедушка. — Игорь поставил свою банку между телевизором и монитором, отодвинул верхний ящик комода, достал пачку пятитысячных в банковской упаковке, надорвал рубашку, немного отсчитал, переложил в карман, остальную стопку выложил на журнальный столик. — сто пятьдесят тысяч. Это, если в баксах, чуть больше полтарушки получается. Аванс за первый месяц. Купишь себе другой аппарат. И тебе на душе приятно будет, и для дела полезно.

— Я же сказал, — вздохнул Кирилл, — не стану я этим делом заниматься.

— Утро вечера мудренее, Кирюша. — Хозяин невозмутимо положил рядом с деньгами связку ключей: — Это твои. От дома и квартиры.

— Мне это не нужно. Да и «Ява» моя нынче и тысячи рублей не стоит. Старье. Память о дяде, и больше ничего.

— Что ты одно и то же долдонишь? — Игорь снова взялся за банку. — Я тебя что, уговариваю? Вот твой временный дом, коли согласишься. Вот твоя зарплата. Что делать, ты понял. Подумай, до завтра время есть. В крайнем случае, испытательный срок можешь взять. Первый месяц отработаешь, потом решишь. Ну, и я на тебя посмотрю. А теперь пошли сосиски есть, пока не выкипели. Раздавим еще по баночке — и спать.

Через полчаса Самасад, закинув руки за голову, лежал под боксерской грушей на поролоновом матрасе. Бывший десантник выдал ему чистую простыню и какое-то покрывало — но спецназовцу, не раз ночевавшему в горах вообще на сырой земле и камнях, под дождем, в промозглом тумане, подобные условия спартанскими отнюдь не казались. Скорее, наоборот. Вот только…

«Больно гладко все получается, — опять мелькнуло у него в голове. — Жить негде — жилье предлагают. Работы нет — работу. Профессии — так нужно от меня именно то, что я и так получше многих умею. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Подвох. Наверняка где-то есть какой-то хитрый подвох…».

Но подвоха вычленить никак не удавалось, и мысли невольно сползали к тому, что он теперь сможет не только избавить маму и сестренку от своего присутствия в и без того тесной комнате, но и помочь им деньгами. Все же, полторы тысячи баксов — это не жалкие лейтенантские копейки… Которых он, к тому же, больше не имеет.

Класная зарплата… Нормальная квартира… Нормальная служба… Нормальная жизнь…

Кирилл не заметил, когда мысли сменились сном. Просто по ушам вдруг ударил щелчок дверного замка, он вскочил — и понял, что настало утро.

Хозяин ушел, не удосужившись ни попрощаться, ни что-либо пояснить, ни оставить записку. Самасад побродил по квартире, открыл холодильник, набитый только пивом и тоником. Ничего удивительного, что кофе находилось здесь же — вместе с прочими напитками. Еда отсутствовала как класс.

— Дежурка, — захлопнул дверцу Кирилл. — Жратву все приносят только на одну смену. Прямо как в караул попал.

Он вернулся в комнату, поискал пульт от телевизора, не нашел, остановился возле стола, на котором все еще ждали его решения сто пятьдесят тысяч рублей и связка ключей.

— Ведь не боится, что заберу деньги и сбегу куда подальше, — поморщился Кирилл. — А может, он и прав. Лучше один раз полторы «штуки» потерять, чем потом опасаться, что напарника перекупят какие-нибудь духи…

Избавить родных женщин от постоянного присутствия уже взрослого, успевшего обрести свои привычки мужика, от которого никуда не уединиться, в присутствии которого ни парня не привести, ни дурацких сериалов не посмотреть, ни в подушку о своем не поплакать. Подкинуть им деньжат, чтобы не так грустно было. Самому хоть как-то приподняться, приодеться, «жирок» накопить. Вернуть себе «колеса», без которых сразу чувствуешь себя ущербным существом. Червяком, еле ползающим по миру.

На мониторе сменилась картинка, он увидел трех малолеток, затеявших перекур перед знакомой дверью.

— В конце концов, — выдохнул он, — через месяц я могу это бросить и найти себе другое занятие.

Кирилл сгреб со стола ключи, пачку красно-коричневых бумажек, решительно вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь, стремительно сбежал по лестнице до четвертого этажа, притормозил, рыкнул на «курилок»:

— Ну-ка, поджигатели, хабарики в карман и пошли вон отсюда!

— Твое какое дело, дятел? — недружелюбно отозвался один: коротко стриженный, конопатый, в ботинках с высокой шнуровкой — и демонстративно затянулся цигаркой.