Белый ворон Одина

Раньше или позже, но братья неминуемо сойдутся в драке за власть. И я опасался, что нынешний колокольный перезвон станет погребальным для самого младшего из сыновей Святослава. Если только он сам не нанесет неожиданный удар. А для этого надо кое-что иметь за душой.

Например, кучу серебра размером чуть ли не до небес.

Вот ловушка и захлопнулась. Теперь мне не отвертеться от похода в степь за сокровищами Аттилы. Я чувствовал себя так, будто Одноглазый изловил меня и привязал на носу своего драккара. А затем взял и хорошенько поддул в паруса…

Финн и Квасир удивленно примолкли, заслышав в темноте мой неожиданный смех. Мне и самому он показался довольно странным; тем не менее именно я был тем самым безумцем, который смеялся в княжеской темнице.

8

Когда с потолочной балки на пол шлепнулся насмерть замерзший скворец, Олав перевернул его носком сапога и объявил, что это последний скворец, которого мы видим в нынешнем году. Все остальные, мол, улетели в надежное укрытие, лишь этот дурачок остался. Вот и погиб через собственную глупость.

— Какое такое укрытие? — встрепенулась Торгунна, выглядывая из целой кучи шерстяных и меховых одежек, которыми укуталась по самые глаза. — От кого им укрываться?

— От белого ворона, — тихо ответил мальчик.

Сидевшие поблизости тревожно оглянулись — Воронья Кость стоял спокойно, лишь детские щеки слегка розовели на бледном лице. Тордис на всякий случай зачуралась при этих словах. Она неважно выглядела после всего, что ей довелось пережить в последнее время — лицо исхудало, глаза глубоко запали и казались какими-то выцветшими. Стоявший рядом Финн придвинулся поближе к женщине, словно бы желая ее защитить.

— Не следует вслух говорить подобное, — пожурил мальчика Квасир, на миг оторвавшись от кожаного ремешка, который он приделывал к шлему.

В ответ Воронья Кость лишь пожал плечами да поплотнее закутался в свой белый меховой плащ. Дом действительно казался выстуженным. В щель под дверью уже намело изрядно снега. Пролитая на пол медовуха замерзла янтарным озерцом, из которого торчала грязная истоптанная солома. Даже пауки передохли на таком холоде, и покинутая паутина сиротливо трепетала на сквозняках. Тонкие блестящие ниточки напоминали острые режущие кромки ножей.

Онунд Хнуфа издал невнятное ворчание, каким предварял любое свое высказывание.

— Я вам и без всяких птах скажу, что нам предстоит страшная зима, — пробурчал он. — Зеленое вино в этом году замерзло на месяц раньше обычного.

Иона Асанес склонился ко мне, и я почувствовал на своей щеке его теплое дыхание.

— Кто такой белый ворон? — шепотом спросил он.

Я стал ему объяснять, что белый ворон — наряду с шумом кошачьих шагов, женской бородой, корнями гор, медвежьими жилами, рыбьим дыханием и птичьей слюной — представляет собой одну из тех диковинок, которых нельзя ни увидеть, ни услышать, но которые, тем не менее, существуют в нашем мире.

Хитрые карлики-цверги спрятали их в лишь им известном тайнике и извлекли всего однажды — когда нужно было изготовить Глейпнир, волшебную цепь для страшного волка Фенрира, грозившего сожрать вся и всех на этом свете. Чтобы навечно сковать волка этой цепью, богам пришлось пойти на хитрость. Один из них, а именно бог Тюр, вложил свою руку Фенриру в пасть в знак отсутствия злых намерений. Волк поверил в то, что боги вскорости освободят его, и позволил посадить себя на привязь. Когда же обнаружил обман, то в ярости откусил Тюру руку. Вот таким образом — ценой собственной руки — отважный Тюр спас наш мир от гибели.

Так вот, получив заказ от богов, карлики извлекли из тайника все свои сокровища и использовали их при изготовлении Глейпнира. Единственной вещью, которую они оставили нетронутой, было перо белого ворона, третьего питомца Одина.

Время от времени Одноглазый бог отсылает своих птиц в наш мир. Однако если Мысль и Память, Хугин и Мунин, всегда возвращаются к хозяину и нашептывают ему на ухо свои секреты, то белый ворон никогда так не поступает. Свободный, летает он над землей и стряхивает на людей свои белые перья — в мире тогда воцаряются особо холодные зимы, и все живое цепенеет от страха. Ибо послание белого ворона служит предупреждением о грядущей Фимбульвинтер, трехлетней зиме с жуткими морозами, за которой непосредственно последует Рагнарек — конец света и всего сущего.

— Так что, Воронья Кость обещает нам скорый конец света? — немедленно начал допытываться Иона.

Финн рассмеялся своим коротким и злым смехом.

— Нет, Козленок, — успокоил он встревоженного побратима. — Воронья Кость просто говорит, что птицытак думают. Но ты посмотри на этих пичуг, которые только и умеют, что ворковать и распевать свои песенки. Какая мудрость может уместиться в их крошечных головках? Так что я бы на твоем месте не придавал значения мыслям птиц.

— Птицы способны думать не только о песенках, — возразил Олав, и я снова вспомнил давно умершего Сигвата.

Я заново, будто воочию, увидел, как он сидит посреди степи и рассматривает старое серебряное блюдо, которое мы извлекли из земли. Мы тогда раскапывали могильник Аттилы, и это была наша первая находка. Все восприняли ее как обещание несметных сокровищ, а Сигват долго вертел в руках сплющенный кусок серебра с сохранившимся орнаментом. Помнится, он еще сказал, что там изображены мечты птиц.

— Вот уж никогда не слышал о белом вороне, — простодушно заметил Гирт, и Финн тут же объяснил ему: это оттого, что он темный, невежественный чужестранец.

Гирт бросил на него хмурый взгляд, но не нашелся, что ответить. Этот парень по имени Гирт Альбрехтсон ростом не уступал Ботольву и имел живот поболее, чем у Скапти Полутролля. Но только живот его был твердым, словно туго набитый мешок. Помню, когда он впервые приблизился своей неуклюжей, развалистой походкой — дело было в Киеве, — нам всем пришло в голову сравнение с огромным ярмарочным медведем. Парень желал вступить в нашу команду и утверждал, будто по рождению дан. Финн тогда поднял его на смех.

— Всем известно, что Гирт — английское имя, — заявил Финн. — Что касается твоего папочки, то он наверняка был саксом. В тебе нет ничего от дана.

— Моя мама была из данов, — пророкотал в ответ великан.

— Ну, не знаю, — ощерился Финн. — Возможно, у нее была лошадь… или, скажем, быстроходный фейринг, чтобы объезжать своих дружков. Я сказал, что не вижу в тебе дана, но уж в ней-то какой-нибудь дан точно побывал.

Все рассмеялись, а Гирт недоуменно нахмурился. Затем он пару раз моргнул и сказал: