Бен-Гур

Счастье любви в деянии, и я не мог предаваться покою. Я сжимал челюсти, чтобы не дать ей говорить, ибо единственное слово против Брахма, Триады или Шастр решило бы мою судьбу; одно движение милосердия к отверженным брахманам, которые плелись мимо, чтобы умереть в раскаленных песках — ободряющее слово или чашка воды — и я стану одним из них, потерянным для семьи, страны, касты. Любовь победила! Я заговорил, и во всей Индии не стало места, где я мог бы чувствовать себя в безопасности — даже среди отверженных, ибо при всем своем падении они все-таки верили в Брахма. Я стал искать одиночества, чтобы укрыться от всего, кроме Бога. Я поднялся к истокам Ганга высоко в Гималаях. На Гурдваре, где река течет в своей первозданной чистоте, я молился за свою расу, считая себя потерянным для нее навсегда. Пробираясь по скалам и ледникам мимо вершин, достигающих звезд, я направлял свой путь к Ланг Цо, невыразимо прекрасному озеру, спящему у подножий Тайз Гангри, Гурлы и Кайлас Парбот, гигантов, вечно вздымающих к солнцу свои снежные короны. Там, в центре земли, откуда растекаются своими путями Инд, Ганг и Брахмапутра, где человечество зародилось, а потом разделилось, чтобы населить мир, оставив вечным свидетелем Балк, мать городов; куда Природа, остающаяся в первобытном состоянии, влечет мудреца и отшельника, обещая безопасность одному и одиночество другому, — там я поселился наедине с Богом, молясь, постясь и ожидая смерти.

Снова упал голос, и сжались костлявые руки.

— Однажды ночью я бродил по берегу озера и говорил с тишиной. «Когда Бог придет и объявит Себя? Неужели не будет спасения?» Вдруг из воды появился мерцающий свет, звезда взошла, двинулась ко мне и встала над головой. Сияние ее ослепило меня. Я упал на землю и услышал бесконечно благий голос, говоривший: «Твоя любовь победила! Будь благословен, сын Индии! Спасение близко. С двумя другими из отдаленных частей земли ты увидишь Спасителя и будешь свидетелем его прихода. Утром встань и иди им навстречу, и положись на Дух, который поведет тебя».

И с того времени свет пребывает во мне, и я знаю, что это присутствие Духа. Утром я отправился к миру тем путем, каким уходил от него. В расселине скалы я нашел камень огромной ценности и продал его в Гурдваре. Через Лахор, Кабул, Джезд я прибыл в Исфаган. Там купил верблюда и был ведом в Багдад, не ожидая караванов. Я путешествовал один, но не знал страха, ибо Дух был со мной, как он со мной сейчас. Какая слава ждет нас, братья! Нам суждено увидеть Спасителя, поклониться Ему! Я закончил!

ГЛАВА V Говорит египтянин — праведные труды

Темпераментный грек рассыпался в выражениях удовольствия, после чего египтянин с характерной для него серьезностью сказал:

— Приветствую тебя, брат мой. Ты много страдал, и я радуюсь твоему триумфу. Если вам обоим угодно слушать меня, я расскажу теперь о себе и о том, как был призван. Подождите немного.

Он вышел и, позаботившись о верблюдах, вернулся на свое место.

— Ваши слова, братья, были о Духе, и Дух дал мне понять их. Каждый из вас говорил о своей стране, и в этом есть цель, которую я объясню, но чтобы толкование было полным, позвольте также сначала рассказать о себе и своем народе. Я Балтазар, египтянин.

Последние слова были произнесены тихо, но с таким достоинством, что оба слушателя поклонились говорящему.

— Моя раса может гордиться многим, но я отмечу только одно. История началась с нас. Мы были первыми, кто начал увековечивать события в записях. Поэтому у нас нет легенд и вместо поэзии мы предлагаем точность. На фасадах дворцов и храмов, на обелисках, на внутренних стенах гробниц мы писали имена наших царей и их деяния; тонкому папирусу мы доверили мудрость философов и секреты нашей религии — все кроме одного, о котором я сейчас буду говорить. Старше, чем Веды Брахма или упанги Вьясы, о Мельхиор; старше, чем песни Гомера или метафизика Платона, о Гаспар; старше, чем священные книги царей Китая или книги Сиддхартхи, сына прекрасной Майи, старше, чем Книга Бытия еврея Моисея — старше всех человеческих записей писания Менеса, нашего первого царя. — Замолчав на мгновение, он остановил ласковый взгляд своих больших глаз на греке и сказал: — В юности Эллады, кто, о Гаспар, был учителями ее учителей?

Грек поклонился, улыбаясь.

— Из этих записей мы знаем, что когда отцы наши пришли с востока, из области, где рождаются три священные реки, из центра земли — древнего Ирана, о котором говорил ты, о Мельхиор — принесли они историю мира до потопа и самого потопа, как она была дана арийцам сынами Ноя; они учили Богу-Творцу, Началу и Душе, бессмертной, как Бог. Когда обязанность, призвавшая нас, будет благополучно выполнена, вы можете, если пожелаете, отправиться со мной, и я покажу вам священную библиотеку наших жрецов; среди прочих там есть Книга Мертвых, в которой описан ритуал, который должна выполнить после смерти душа, отправляясь в путешествие, чтобы предстать перед судом. Эти идеи — Бог и Бессмертная Душа — были перенесены Мизраиму в пустыню, а им — на берега Нила. Они были тогда в своей чистоте просты для понимания, как все, что создает Бог для нашего счастья; таким же было и первое поклонение — песня и молитва, естественные для радующейся души, надеющейся и любящей своего Творца.

Грек воздел руки и воскликнул:

— Свет растет во мне!

— И во мне! — воскликнул индус с таким же жаром.

Египтянин благожелательно выслушал их слова и продолжал:

— Религия — это просто закон, который связывает человека с Творцом, и в чистоте своей она содержит только такие элементы: Бог, Душа и их Взаимное познание; из них происходят Поклонение, Любовь и Награда. Этот закон, как и все, имеющие божественное происхождение, — как тот, например, что связывает Землю и Солнце, — был с самого начала создан совершенным. Такой, братья мои, была религия первой семьи, такой была религия нашего отца Мизраима, который не мог быть слеп к формуле творения, нигде не бывшей столь явственной, как в первой вере и самом раннем ритуале. Совершенство есть Бог, простота есть совершенство. Проклятие из проклятий в том, что люди не могут оставить в чистоте такие истины.

Он остановился, будто обдумывая, как продолжать.

— Многие народы любили сладкие воды Нила, — сказал он затем, — эфиопы, пали-путра, евреи, ассирийцы, персы, македонцы, римляне — которым все они, за исключением евреев, в свое время владели. Такое множество сменившихся народов извратило старую Мизраимову веру. Долина Пальм стала Долиной Богов. Верховная Сущность была разделена на восемь, каждая из которых олицетворяла один из творческих принципов природы, и во главе встал Аммон-Ра. Затем были изобретелы Исида, Осирис и их круг, представляющий воду, огонь, воздух и другие силы. Но умножение продолжалось, появился другой класс, описывающий человеческие качества, такие, как сила, знание, любовь и тому подобные.

— И во всем этом — старая глупость, — импульсивно воскликнул грек. — Лишь то, до чего мы не можем добраться, остается таким, каким было дано нам.

Египтянин кивнул и продолжал.

— Еще немного, братья, еще немного, прежде чем я обращусь к собственной истории. То, что мы идем увидеть, будет выглядеть еще возвышеннее в сравнении с тем, что есть и что было. Записи показывают, что Мизраим нашел Нил во владении эфиопов, пришедших туда из африканской пустыни, людей богатого и фантастического гения, всецело преданного поклонению природе. Поэтический перс боготворил солнце как совершеннейший образ Ормузда, своего бога; дети Дальнего Востока вырезали своих богов из дерева и слоновой кости; но эфиопы без письменности, книг, без каких-либо механических искусств, успокаивали свою душу, поклоняясь животным, птицам и насекомым, посвящая кошку — Ра, быка — Исиде, жука — Птаху. Долгая борьба с их грубой верой закончилась ее принятием как религии новой империи. Тогда выросли могучие монументы, толпящиеся на берегу реки и в пустыне: обелиски, лабиринты, пирамиды и гробницы царей, перемежающиеся с гробницами крокодилов. Так низко пали сыны арийцев, братья!

Здесь впервые спокойствие изменило египтянину, и хотя лицо его оставалось бесстрастным, голос выдавал возбуждение.

— Но не презирайте слишком сильно моих соотечественников, — начал он снова. — Не все они забыли Бога. Быть может, вы помните, я говорил, что мы доверили папирусу все секреты нашей религии, кроме одного; о нем я и расскажу сейчас. Однажды нашим царем был фараон, увлекавшийся всяческими новшествами. Чтобы установить новую систему, он постарался окончательно изгнать из памяти старую. В те времена евреи были нашими рабами. Они были привержены своему Богу, и, когда преследования стали невыносимыми, Бог освободил их таким способом, который никогда не будет забыт. Я обращаюсь к записям. Моисей пришел во дворец и потребовал разрешения для рабов, которых были тогда миллионы, оставить страну. Потребовал именем Господа Бога Израиля. Фараон отказался. Слушайте, что последовало за этим. Сначала все воды в озерах и реках, а равно в колодцах и сосудах, превратились в кровь. Монарх отказался. Тогда пришли жабы и покрыли всю землю. Он был тверд. Тогда Моисей бросил пепел в воздух, и чума пала на египтян. Затем все стада, кроме тех, что принадлежали евреям, вымерли. Саранча пожрала всю зелень в долинах. В полдень пала тьма столь непроницаемая, что светильники не могли гореть. Наконец, ночью умерли все первенцы египетские, не исключая и дома фараонова. Тогда он сдался. Но когда евреи ушли, он послал армию в погоню за ними. В последний момент море разделилось, так что беглецы прошли посуху. Когда же преследователи ринулись вслед, волны вернулись и потопили всех: лошадей, пеших, колесницы и царя. Ты говорил об откровении, Гаспар…

Голубые глаза грека сверкнули.

— Я слышал эту историю от еврея, воскликнул он. — Ты подтверждаешь ее, Балтазар!

— Да, но моими устами говорит Египет, а не Моисей. Я перевожу записи на мраморе. Жрецы того времени записали своим способом все, что произошло, и откровение осталось жить. Теперь я подхожу к незаписанной тайне. От дней несчастного фараона в моей стране, братья, было две религии: одна — тайная, другая — явная; одна со многими богами, которой учили народ, другая — с единым Богом, известная только жрецам. Возрадуйтесь же со мной, братья! Все наслоения множества народов, все опустошения царей, все уловки врагов, все перемены времен оказались тщетны. Как семя под горой ждет своего часа, так сияющая Истина жила, и теперь — теперь пришел ее день!