Бенефис чертовой бабушки

– Хотели кое-что выяснить… – осторожно ответила я. – Какие-то странности в вашей деревне творятся. Слухи разные… Теперь вот думаем уговорить своих знакомых дом продать.

– Ага. Думаем, – поддержала меня Наташка.

– Да какие там странности! Понаврут с три короба… Пошли, я в соседнем доме живу.

10

– Не вздумайте дом продавать!

На сей раз голос Веруни донесся непонятно откуда. Несмотря на свою полноту, она носилась между двумя комнатами и кухней легкой птахой. Соответственно, на босу ногу. Деревянный пол был застелен огромным зеленым паласом, на стенах красовались два ковра. Один над диваном, второй загораживал бывшую дверь в соседнюю комнату. Как выяснилось, комнаты изолировали. Традиционная когда-то стенка выставляла напоказ все, что хозяева считали достойным зависти гостей…

– Пусть хоть немного стариковский коллектив разбавится нормальными людьми. Глядишь, слухов и сплетен меньше будет. Странности от них и рождаются. Так… – Женщина окинула пытливым взглядом накрытый к чаю стол, еще раз напомнив, что вина у нее нет. – От этой заразы и так вся молодежь раньше времени скопытилась. – С облегченным выдохом Вера уселась на стул. – Подтягивайтесь сюда, неча там на диване жаться.

Мы послушно расселись, не зная, с чего начинать разговор. Наташка попробовала выразить благодарность гостеприимной хозяйке, но та только отмахнулась:

– Жалко мне воды, что ли? А заварка дареная. Мед да варенье свои, печенья и сухариков дочь навезла. Бабушку-то вашу правда убили?

– Да кому нужно ее убивать? – поморщилась Наташка. – Мы и сами ничего не понимаем. Суток не прошло, как она ни с того ни с сего скоропостижно свихнулась. Это я к тому, что своими закидонами толком и надоесть никому не успела. Не было у нее времени перевалить свои глюки с больной головы на здоровые. Взяла, да и преставилась. Жалко, конечно, на свой возраст никак не тянула.

– А Лешака вы точно видели?

Пришлось осторожно пересказать ей историю нашего приезда в Кулябки. Веруня с шумом отхлебнула чай из бокала и задумалась. Мы тоже примолкли. Я даже сунула в рот печенье, которое не терплю с детства – вроде как занята.

– В этого Лешака кто верит, кто не верит. – Вера медленно намазывала медом сухарик, внимательно отслеживая этот процесс. – Я его вроде сама видела. Полтора года назад. Только издалека. А может, и не его. Стемнело уже. Никому про то не рассказывала. Народ у нас больно чудной. Лешак или какой-то другой мужик мужа моего, царствие ему небесное, на себе приволок, у дома бросил и исчез. Я выскочила на шум-то, а мужик уже к лесу шел. Ленька мой очень пьяный был – у знакомых на крестинах набрался, ничего не помнил. Говорят, его не отпускали, предлагали остаться, но он заупрямился – домой, мол, надо. Где завалился, не известно. Только отключился на целых четыре часа. Дело в марте случилось, двадцать пятого. А в начале апреля он в больнице и помер, царствие ему небесное. Отек легких сказали, никакие антибиотики не помогли. У меня к Лешаку претензий нет. Ленька сам себе путь выбрал. Следом за Ленькой еще трое мужиков откинулось. Царствие им небесное! Один чужую машину угнал, да на ней и разбился. А все равно не жилец был – хозяин машины-то больно крутой мужик. Сказал, все равно бы его убил… Второй бедолага утонул – в собственной сети запутался, третий от рака скончался. Поговаривали, Лешак тогда Ивановне во сне являлся, сказал, готовьте в деревне четыре гроба. Да мне не очень в это верилось. Про сон-то она начала болтать уже после всех похорон.

– Странно… – уставившись на вазочку с вареньем, промямлила я. – Если Лешак не мистическое существо, а человек, значит, он должен где-то жить. Не на дереве же. И не в шалаше. Африка отсюда далековато.

– Ир, он говорил про какое-то кладбище, – напомнила мне подруга.

– Кладбище? В лесу? – Веруня очередной раз с шумом отхлебнула чай. – Не зна-а-ю. Впрочем, может, и есть. Моя бабушка, царствие ей небесное, рассказывала, что где-то там старая церковь. Только не каждому она показывается.

– Ну, положим, не каждый в этот лес и сунется, – авторитетно заявила я. – Возможно, церковь и на самом деле существует. А при ней, как водится, имеются захоронения самых достойных в свое время граждан.

– Да ладно! Мы всю жизнь в этот лес за грибами да за ягодами ходим. Разве садовую малину сравнишь с лесной? Или землянику. Стакан съешь – считай, запас витаминов на год. Словом, никто никогда никакой церкви с кладбищем не видел. Да и кого в том лесу бояться? Волки и те сто лет назад перевелись. Вот только удивляюсь, как вы там ночью дорогу отыскали. Она днем-то с трудом определяется. И то только по колдобинам. Ввалишься в нее, значит, на правильном пути. Все, что тракторами разворотили, сейчас кустами да травой заросло. Этой дорогой давно не пользуются, новую между деревнями проложили, асфальтовую. Тоже ямин хватает. Трактора-то не легковушки. Каждый год фермер щебенку подсыпает… Слушайте, а может, мужик-то вам просто почудился?

Вера отставила свой бокал и внимательно посмотрела на Наташку.

– Фига себе! – озадачилась та. – Не надо нас пугать, уже пуганые. Почудился… Разговаривал с нами, как человек.

– Он сказал, что с покоса шел. Бабе, у которой муж по весне пропал, помогал.

– Мать честная! У Райки мужик по весне пропал. И делянка за огородом выкошена… Я еще удивилась – когда все успевает?

Неловко двинув руками, женщина смахнула свой бокал на пол. Он солидно бумкнул, но не разбился – мягкая посадка, обеспеченная паласом.

– А-а-а… что б тебя! – беззлобно выругалась Веруня и с кряхтеньем нагнулась за бокалом. Вернувшись в исходное положение, продемонстрировала нам искаженное страхом лицо. Бокал из ослабевших рук непроизвольно вернулся на пол. – Это что же получается-то? Ходили у нас слухи, мол, Райка с покойным мужем живет. Он ее по ночам навещает. Райка сначала плакала, обижалась, потом перестала обращать внимание. Я сама сколько раз людей стыдила. О-о-ссподи!..

– Правильно стыдила, – обрадовалась Наташка реальному объяснению нашей встречи с Лешаком. – Муж твоей Райки вполне живой, только с придурью, раз обеспечил себе постоянную регистрацию в лесу. Ближе к пенсии вернется. Когда окончательно здоровье потеряет. Твоя подруга кем работает?

– Ветеринаром…

– О! Тем более…

Веруня нахмурилась, но тут же облегченно улыбнулась:

– Может, и правда Мишка от долгов бегает. А Райка боится его рассекретить. Искали его кредиторы, до сих пор нет-нет да и наведаются.

Повеселевшая Наташка посмотрела на часы, вздохнула и напомнила мне о времени: мы засиделись. Я ее осекла, заявив, что в данный момент в гостях гораздо лучше, чем дома. И, подняв с пола Верочкин бокал, весомо приложила его к столу. В порядке благодарности он оставил мне свою витую ручку. Я судорожно попыталась вернуть ее на место. И не один раз.

– Брось… – грустным голосом сказала Веруня. – Я эту ручку уже три раза приклеивала. Мужняя память. Любил он из этого бокала бражку пить.

– Тебе везет, – подхалимски улыбнулась Наталья. – Помимо своей, еще и мужняя память имеется… Ну что ты на меня так смотришь? – рявкнула она на меня, отнимая злополучную ручку. – Пошли, пока всю посуду не перебила. Нам еще в больницу к Маринке надо.

Не обращая внимания на возмущение подруги, я поинтересовалась у Веруни историей приобретенного Брусиловыми дома. Женщина сразу нахмурилась и нашла довольно весомую отговорку оставить вопрос без ответа: к чему ворошить прошлое, если история дома Брусиловых начинается с момента, когда они его купили. Сама она не верит в разные байки о том, что несчастья передаются вместе с недвижимостью.

– Замечательно! – поддержала Верочку Наташка. – Ир, прекрати расспросы. Нам в этом доме еще ночевать придется. Хочется выспаться. Не успели с Лешаком разобраться, так тебе новый триллер нужен! Нет проблем. Подходишь к Ефимову, говоришь все, что я о нем думаю, только от своего имени, трясучка обеспечена. Хотя бы от угрозы навсегда потерять мужа.

– Ну Раиса! – вела свою партию Верочка. – Уж мне-то могла сказать правду. Я бы вместе с ней порадовалась тому, что Мишка жив, а главное, работать научился. Сроду косу в руках не держал. Маленький, толстопузый, но гонору!..