Бенефис для убийцы

– Красивая женщина, – вдруг заметил Ерофеев, при этом в голосе его зазвучали нотки искреннего восхищения. – Мне б твои годы, Широков, эх!…

– Точно, Стас! – невинно поддержал начальника Игорь. – Хватит тебе в холостяках прозябать. Наталья Николаевна – женщина одинокая, опять же – свой брат, следователь. Хочешь, мы с Петром Сергеевичем вас сосватаем: я буду свидетелем, а он – посаженым отцом!

– А что? Я готов! Вот найдем мадам Гвоздкову, возьмем гармошку у соседа и – вперед без страха и упрека, как говорится!– продолжал подначивать Ерофеев.

Широков совершенно растерялся и не находил нужных слов для достойного выхода из щекотливого разговора. Посмотрев на его нахохлившуюся фигуру, мерно покачивающуюся на сидении, Свешников развеселился еще больше.

– Молчание – знак согласия, верно, Петр Сергеевич?

«Вот паразит, – подумал Станислав. – Ну, погоди, дай только до дома добраться… Я тебе устрою, провокатор несчастный!» Он сделал страшное лицо и показал Игорю кулак. Но Игоря это не смутило. Он продолжал изощряться в остроумии всю оставшуюся до дома дорогу.

Только когда высадивший их Ерофеев уехал, Свешников открыл калитку и, лукаво глядя на друга, осторожно спросил:

– Ты на меня не очень сердишься, Стасик?

Вместо ответа Широков расставил руки и, набычившись, медленно двинулся на обидчика, показывая всем своим видом желание намять тому бока за слишком длинный язык.

Игорь не собирался дожидаться возмездия. Он тоненько крикнул: «Ой! Убивают!», – проскочил в калитку и со всех ног бросился к спасительной двери в дом по выложенной плитками дорожке. Добежав до крыльца, «жертва» принялась мощно дубасить по косяку, словно собираясь привлечь внимание всего квартала к разыгравшейся драме. Однако сделать это не удалось, ибо преследователь настиг и обрушил град довольно чувствительных ударов во все доступные места, не очень важные для жизни. В это время дверь распахнулась и в полосе света возникла Тоня.

– Что тут происходит? – вскрикнула ошалевшая от увиденного женщина.

Послышался топот двух пар ног, и рядом с матерью приткнулись две очень похожие девчушки с весело торчавшими косичками и жадно распахнутыми глазенками. Запыхавшиеся друзья продолжали сжимать друг друга в объятиях. Переведя дух, они, наконец, вразнобой поздоровались, после чего Свешников радостно сообщил, что привел Станислава на ужин с ночевкой. Тоня продолжая недоверчиво разглядывать мужчин, заметила, что подобная манера встречать гостей выглядит несколько странной. И, хотя она уже ко всему привыкла, следовало бы подумать о соседях. Критика была полностью справедливой, поэтому Игорь, вкладывая во фразу максимум кротости и раскаяния, подлизался к жене:

– Тонечка! Прости нас, дураков великовозрастных! Мы больше не будем. Пусти в дом двух проголодавшихся и падающих с ног от усталости милиционеров, честно протрубивших полтора рабочих дня без перерыва на обед!

С этими словами он понуро подошел к жене и чмокнул ее в щеку.

То ли видок был у друзей неважным, то ли возымело действие раскаянное смирение главы семьи, только Тоня сразу смягчилась, уступая дорогу в дом. Игорь подтолкнул смущенного Широкова и, пропустив Тоню вперед, прошел следом за ними в прихожую. Девочки, угадавшие по виду матери амнистию нахулиганившему отцу, с визгом повисли на нем тут же в коридоре, радостными криками сообщая неведомо кому: «Папка пришел!»

Через час Станислав сытый, разморенный и благодушный от оказанного гостеприимства с наслаждением нежился на хрустящей простыне на диване в гостиной. Он думал о том, как повезло Свешникову в жизни с прекрасной семьей. Увалень-Игорь в присутствии жены становился заботливым и внимательным кавалером. Он не выпячивал нарочно своих чувств к Тоне, однако в каждом жесте, в каждой интонации, обращенных к жене, неуловимо ощущалась нежность. Тоня отвечала мужу тем же. Да и девчонки не отходили от отца ни на шаг. А тот, занятый беседой со Станиславом, успевал уделять внимание и дочерям. Широков радовался за друга и немного ему завидовал. Потом перед глазами возникла Наташа. Широков постарался представить ее в роли жены, размышляя, смогли бы пни стать такой же счастливой семейной парой. Так и не придя к определенному выводу, он уснул с детской улыбкой на губах.

25 июля. Понедельник. Примерно 8 часов.

Понедельник начался с дождя. Поглощая великолепные домашние котлеты со свежими овощами (все это Тоня, уходя на работу, предусмотрительно оставила на столе, прикрыв яркой салфеткой), Широков с тоской смотрел сквозь мокрое оконное стекло на безрадостно свинцовое небо, сулившее долгий обложной дождь. Сидевший напротив Игорь, казалось, всецело был поглощен едой. Одно радовало Станислава: он хорошо выспался и чувствовал себя посвежевшим и полным сил.

Даже приевшаяся за эти дни головная боль как будто отпустила.

– А девчонки с кем останутся? – без всякой связи со своими мыслями спросил Широков.

– Они у меня самостоятельные,– пробубнил Игорь с полным ртом, – до десяти сидят одни, а потом приходит теща – она здесь недалеко живет. Тебе чай или кофе?

– Кофе, если можно.

Свешников достал из шкафчика за спиной банку растворимого бразильского кофе и быстро организовал ароматный напиток.

– Да-а… Погодка, так ее… – протянул Станислав.

При одной мысли, что надо выходить на улицу из уютного дома, его аж передернуло.

– Ничего! Я возьму машину тестя, – обнадежил друга Игорь.

Только сейчас Станислав вспомнил, что в прошлом году тесть Игоря купил подержанный «Запорожец» и Игорь сдал на права. Правда, сам Свешников пользовался машиной крайне редко и на завзятого автолюбителя походил мало.

Сложив грязную посуду в раковину и вытерев стол, Свешников убедился, что в комнате, где спали дочери, все в полном порядке.

– Можем отправляться. Только помоги мне выехать.

Пока заводили застоявшийся в гараже автомобиль, выталкивали его в горку по размокшей дороге, пока пробирались в утреннем потоке машин, прошло порядочно времени, так что в управление прибыли тютелька в тютельку к девяти часам.

На недовольное бурчание Станислава Игорь философски заметил:

– Это судьба, Стасик! Я хотел сегодня пораньше добраться, вот и взял машину. А, видишь, как вышло…

– Ладно, – примирительно ответил Широков, – горбатого могила исправит! Ты поднимайся, а я заскочу к Червоненко.

Наташа, видимо, только что вошла, потому что стряхивала намокший зонтик. Она позволила себя поцеловать, но тут же призвала Широкова настраиваться на деловой лад и через полчаса начать допрос Петренко. Подбирая слова, чтобы не обидеть ее, Станислав возразил:

– Наташа, ты же понимаешь, что за «фрукт» Петренко. В тебе он будет, прежде всего, видеть хорошенькую женщину. Согласись, я лучше тебя знаю эту категорию: он будет издеваться, ерничать, похабничать. Кончится тем, что ты психанешь, а ему этого только и надо. Сам для себя он будет расценивать это, как маленькую победу, а, значит, далее говорить с ним станет еще тяжелее.