Бенефис для убийцы

Наташа ласково провела ладошкой по щеке Станислава и шепнула:

– Наверное, ты прав. Сердцем я это понимаю, а вот умом принять не могу. Что делать?

– Жить больше сердцем, насколько возможно при нашей профессии. Что толку, если бы мы до сих пор торчали на работе, когда все необходимое и от нас зависящее на сегодня сделали.

Возбужденный Широков нервно мерял пешеходную дорожку от бордюра до бордюра.

– Давай пройдемся, – предложила Наташа, видя, что ему не по себе.

Она подхватила Станислава под руку, и они медленно пошли, сами не зная куда. Разговаривать не хотелось. В какой-то момент Наташе вдруг стало зябко, хотя погода была по-прежнему теплой.

– Пойдем домой?

– Ко мне или к тебе? – спросил непослушными губами Широков.

– Конечно, к тебе, – спутница горько усмехнулась. – Глупый! Хороший и глупый… – Она обняла его за шею и нежно поцеловала.

22 июля. 7 часов.

Широков проснулся, как обычно, от резкого дребезжания видавшего виды будильника. Спохватившись, он быстро протянул руку к тумбочке, где стоял возмутитель тишины, и нажал кнопку. Потом встревоженно глянул на Наташу: ему хотелось, чтобы она еще поспала, хоть недолго. Тревога оказалась напрасной, так как Наташа лишь слабо улыбнулась во сне.

Приняь душ и побрившись, Станислав решил не делать зарядку, чтобы не греметь гантелями, а прямо направился на кухню, собираясь заняться завтраком. Оглядев немудреное содержимое холодильника, он достал приберегаемую для торжественных поводов баночку со шпротами, масло, яйца, помидоры и зелень. Через полчаса на небольшом кухонном столике, сервированном на двоих, все это приняло вполне законченный и аппетитный вид. Радующую картину дополнила турка с дымящимся ароматным кофе.

Удовлетворенно хмыкнув, Широков вознамерился будить Наташу. Но в комнату идти не пришлось: его гостья проснулась сама и теперь стояла в дверях кухни, прислонив голову к косяку. Посвежевшая от умывания, улыбающаяся, она выглядела прекрасно. Ощутив прилив нежности, Станислав шагнул навстречу и уткнулся лицом в волны чуть влажных от воды волос.

– Ты уж извини, но халата я в ванной не нашла. Пришлось воспользоваться вместо него вот этим.– Наташа отступила на шаг, мягко высвободившись из его объятий и демонстрируя обернутое вокруг тела яркое купальное полотенце, – Я тебя не очень шокирую своим видом?

– Конечно, нет… Скорее наоборот! – заверил Широков, снова собираясь обнять ее.

– Э, нет! Так дело не пойдет. Неужели ты хочешь, чтобы кофе остыл, а вся эта вкуснятина на столе потеряла свой цветущий вид? Или ты желаешь уморить меня голодом? – на личике возникло капризно-сердитое выражение.

Приняв в свою очередь также серьезный вид, Станислав сделал приглашающий жест рукой:

– Прошу отведать, Наталья Николаевна, что Бог послал…

– Ага! Значит, с Богом ты в хороших отношениях, – удовлетворенно заметила она, усаживаясь на табурет и потирая руки. – Неплохо он тебя снабжает!

– Жаль, что не регулярно, – смеясь посетовал Широков.

Отдав должное кулинарным способностям хозяина дома, прихлебывая маленькими глоточками кофе, Наташа неожиданно сообщила:

– А меня, между прочим, родители в детстве крестили… Жаль, что я этого не помню. Наверное, все выглядело очень красиво и торжественно. И вообще, я девчонкой втайне мечтала обязательно венчаться в церкви. Когда смотрела фильмы и читала книжки, где были сцены венчания, всегда представляла себя на месте героини. Что ты улыбаешься? Женщины всегда мечтают о семейном уюте, своем домашнем очаге. Но, оказывается, мечты часто так и остаются мечтами – не более… Смешной мы народ – бабы!

Широков накрыл ладонью Наташину руку и робко начал:

– Я хочу тебе сказать…

– Не надо, – резко прервала она, освободив руку и прикрыв ею Станиславу рот. – Не надо… Ничего не надо говорить.

Долгим взглядом пристально посмотрела ему в глаза и прибавила:

– Пусть все будет, как будет…

Потом встряхнула головой, будто прогоняя невеселые мысли, и, чмокнув Широкова в щеку, вышла из кухни. Вздыхая, тот убрал со стола и принялся мыть посуду.

Когда Станислав вошел в комнату, Наташа уже оделась. Она сидела на тахте, положив ногу на ногу, и просматривала номер журнала «Огонек».

– Ну что, уже пора идти?… У нас ведь сегодня масса дел.

– Да, конечно. Можно, я провожу тебя до прокуратуры?

– Вот этого делать не надо, – возразила Наташа, поднимаясь с тахты. – Ты же не хочешь, чтобы наши секретарши тут же сделали далеко идущие выводы?

– Мне, правда, на их выводы наплевать, но если тебе это неприятно, то пусть будет по-твоему, – согласился Широков, пропуская Наташу в коридор. Здесь у двери она позволила еще раз себя поцеловать.

Станислав решил пройтись пешком, благо до управления было минут двадцать быстрым шагом. «Что же со мной происходит? – размышлял он. – Все началось так неожиданно. Разве так бывает, что абсолютно незнакомый человек за один день становится самым близким, существом на свете. Может, я преувеличиваю? Может, это только кажется?…»

Широков не был пуританином. В его жизни были женщины. Но отношения с ними сводились к обычному любовному партнерству, по крайней мере, со стороны Станислава. Рано или поздно он расставался с подругами мирно и спокойно, без взаимных обид и упреков. И ни к одной не испытывал чувств больших, нежели простое человеческое внимание. Конечно, как у большинства мальчишек, была первая школьная любовь. Потом – юношеская влюбленность одновременно в нескольких сокурсниц по институту. Но до настоящего, захватывающего целиком, чувства дело не доходило. Нельзя сказать, что Широков был слишком привередлив. Просто, например, учась в институте, он считал преждевременным обзаводиться семьей и гасил в себе искорки чуть большего, чем возможно, на его взгляд, интереса к той или иной подруге. Потом – служба в армии на затерянной в горах пограничной заставе. А демобилизовавшись, сразу пришел на работу в угрозыск. Служба заполняла жизнь до отказа. Оставшееся свободное время «съедала» учеба на заочном отделении юрфака. Последний же год, будучи капитаном милиции и старшим группы по особо опасным преступлениям, свободного времени Широков почти не имел вовсе. В редчайшие выходные, что иной раз все-таки" перепадали, он предпочитал просто отдыхать с книгами, никуда не выбираясь из дома. И вот теперь эта история, смявшая установившийся ритм жизни.

Отвлеченный своими мыслями, Станислав вдруг наскочил на встречного мужчину. Ошарашенно посмотрев на прохожего и пробормотав слова извинения, он отправился дальше своим путем, постепенно выходя из состояния задумчивости. Неожиданно будто что-то кольнуло Широкова: от остановился и попытался сосредоточиться. Хотя мужчина не запомнился в деталях, но профессиональный взгляд все же запечатлел облик в целом. И теперь этот облик казался знакомым. «Где я его видел?– сверлила мозг навязчивая мысль.– Нет… Не могу вспомнить…» На всякий случай, Станислав оглянулся, но мужчины нигде не было видно. Постояв еще мгновение и озабоченно взглянув на часы, Широков поспешил на работу.

Вопреки установившейся традиции, Свешников был на своем рабочем месте, хотя до девяти часов оставалось целых пятнадцать минут.

– Вот это да! Неужели у меня часы врут? – не веря глазам, воскликнул Широков, глядя на улыбающуюся физиономию друга.

– С часами у тебя все в порядке, Стасик, – возразил тот.

– Тогда какой-то зверь в лесу сдох, а?

Игорь не стал возражать, а невинно поинтересовался, как дела у Широкова и хорошо ли он провел вчерашний вечер. Нахмурясь, Станислав не проявил желания обсуждать интересующую друга тему и, как можно равнодушнее, предложил:

– Дела вполне нормальные, а посему давай-ка лучше работать. Первое, что меня интересует: чем вызвано твое необычно раннее появление?

Не стоило бы тебе, конечно, раскрывать карты, учитывая нахальное равнодушие к проявлению искреннего участия в твоей личной жизни, да ладно уж… Видишь ли, я весь вчерашний вечер и даже чуток ночи думал над этим проклятым комодом, который зачем-то передвигали. И ты знаешь, что мне пришло на ум?

Станислав вскинул брови и усмехнулся, вкладывая в усмешку весь отпущенный ему природой скептицизм. Тем не менее, Игорь ничуть не смутился.