Бенгальские душители

Оставалось только доставить письмо в ближайшее почтовое отделение. Факир предложил на роль посыльного вожатого Синдии — крепкого, расторопного, сообразительного и с лукавинкой в глазах бенгальца, за которого он ручался как за самого себя. Его отправили в Шерготти, неподалеку от города Гая, но денег не дали: оплату почтовых отправлений по армейским адресам полностью взяли на себя английские власти. Вожатый, человек исполнительный, наутро же двинулся в путь, пообещав вернуться дней через десять.

Патрик и Мери почувствовали облегчение: наконец-то написали самому близкому человеку! А как только представится возможность, они доберутся до Пешавара, а оттуда рукой подать до шотландского полка.

Прошла еще неделя мирной, беспечной жизни в гостеприимной обители, как вдруг миссис Клавдия, Бессребреник, Мариус и Джонни, привыкшие скитаться по белу свету, ощутили тоску: их потянуло навстречу новым приключениям. Но факир, опасаясь западни, просил подождать с отъездом. Он разослал повсюду верных людей, чтобы разузнать, о чем поговаривают в народе, и по их возвращении должен был принять окончательное решение.

Но тут произошло событие, казалось бы, малозначительное, но обернувшееся столь же грозными, сколь и неожиданными последствиями.

Однажды ночью разразилась гроза, пробудившая ото сна всю обитель, за исключением, разумеется, Мери, которая все еще находилась под воздействием гипноза. Издали, несмотря на толстые крепостные стены, рев ветра и раскаты грома, отчетливо доносился собачий вой, который не спутать ни с хохочущим визгом гиены, ни с жалобным плачем шакалов.

«Точно такой же голос был и у бедного Боба», — подумал мальчик, и весь остаток ночи его преследовала одна и та же мысль: «Это он, наш пес!»

Едва рассвело, он поделился своим предположением с капитаном, тоже слышавшим собачье подвывание, и они тут же пошли к факиру. По пути Бессребреник сказал:

— Если действительно это он, мы окажем ему прием, достойный его мужества, ума и верности!

Разыскав своего опекуна, они, уже втроем, направились ко входу в обитель. Охранники подняли решетку и опустили мост. Приоткрыв глазок в одной из створок ворот, факир сказал Патрику:

— Пусть юный сахиб сам посмотрит.

Мальчик закричал от радости, узнав Боба. Собака, понурая и тощая, лежала у самых ворот, рядом с распростершимся в изнеможении индусом.

— Боб! — воскликнул Патрик. — Песик мой дорогой!

Услышав голос хозяина, собака поднялась с усилием и слабым хриплым лаем приветствовала его. Валявшийся в полуобморочном состоянии человек застонал. Это был один из тех живых скелетов, которых Патрик и Мери видели в таком множестве в Лагере Нищих.

— Возможно, он тоже был в нашем поезде и только чудом уцелел! — произнес с состраданием Патрик. Пока ворота медленно, словно нехотя, растворялись, он добавил: — Наверное, Боб бежал по нашему следу, а он шел за ним.

Едва образовалась щель, как пес, ощутив прилив сил, бросился к хозяину. Повизгивая от восторга, он то прыгал вокруг, а то вдруг начинал крутиться на месте. Капитан был растроган таким проявлением собачьей любви и преданности. Патрик, взяв Боба на руки и нежно прижав к груди, как ребенка, молча целовал его в морду.

Как только собака оказалась в обители, факир, не обращая внимания на несчастного незнакомца, стал закрывать вход. А когда тот снова издал жалобный стон, лишь пожал плечами:

— Здесь — не английский приют! Это святое место, и кого попало сюда не пускают.

— Но если он умрет! — воскликнул великодушный Бессребреник, возмущенный такой черствостью.

— Его дело!

— Послушай, факир, мы не можем смотреть равнодушно, как прямо у нас на глазах умирает этот горемыка. Мы должны ему помочь!

— Ты — господин, я — твой раб. Ты вправе приказать мне все, что соизволишь.

— Так вот, я приказываю, чтобы его внесли в обитель, накормили и подлечили, словом, сделали все, что необходимо, как того требует простое человеколюбие.

— Хорошо, сахиб, я выполню твой приказ. Но не пришлось бы тебе жалеть потом о своем благодеянии!

Капитан взял умирающего под мышки, факир, не скрывая отвращения, ухватил его за ноги, и бедолагу потащили внутрь. Замыкали процессию взволнованные радостной встречей Патрик и его любимый пес Боб.

ГЛАВА 8

Самоотверженные заботы. — Выздоровление человека и собаки. — Всеобщее умиление. — По следам беглецов. — Глубокая благодарность. Заклинатель птиц. — Ненависть факира. — Безрезультатная слежка. — Ночная погоня по коридорам. — Таинственный зал. — Посрамление главаря душителей.

Человек выглядел куда хуже, чем пес. Ведь собаке, не в пример ее спутнику, наверное, удавалось все же то тут, то там отыскивать что-нибудь съестное. Бессребреник еще ни разу не видел индийских голодающих и даже не представлял себе, чтобы живое существо могло дойти до такой степени истощения. Он сам пожелал ухаживать за этим несчастным, в частности, тщательно отмеряя первые порции, кормить его понемногу через определенные промежутки времени: если изголодавшийся съест чуть больше — смерть неминуема!

Индуса перенесли на кухню, где стояли на плите многочисленные горшочки, в которых варился на завтрак рис.

Сначала Бессребреник каждые пять минут давал бедняге по нескольку ложек рисового отвара и только через час разрешил ему съесть немного риса. Жизнь постепенно возвращалась в изнуренное тело, в глазах появилось осмысленное выражение. И вот, с бесконечной благодарностью устремив свой взор на капитана, индус, запинаясь, произнес чуть слышно:

— Спасибо, сахиб!.. Еще риса!.. Еще!..

Эти преисполненные страдания мольбы до глубины души взволновали Бессребреника.

Патрик тем временем поставил перед Бобом огромное блюдо вареной баранины, которого с лихвой хватило бы на трех человек. Пес с жадностью накинулся на мясо и столь усердно поработал челюстями, что уже через пять минут от угощения не осталось и следа. Усевшись, он довольно облизывался, не переставая, однако, то и дело поглядывать искоса на пустую посуду, словно хотел сказать: «Я бы не отказался от небольшой добавки!»