Бенита

– Довольно глупостей! – сказала она. – Я устала, – и, схватив одну из ламп, молодая девушка побежала из подземелья.

Бенита думала, что Джекоб Мейер сильно рассердился на нее, и готовилась к сцене. Но ничего подобного не случилось.

Вскоре она увидела отца и Мейера; они подходили к ней, по-видимому, занятые дружеским разговором.

– Любовь моя, мистер Мейер говорит, что я совсем не месмерист, – сказал ей отец. – И я верю ему. Тем не менее это утомительно. Я устал не меньше, чем после нашего бегства от матабелов.

Бенита засмеялась и ответила:

– Судя по последствиям, я с тобой согласна. Оккультизм не твое дело, отец. Лучше брось все это.

– Значит, вы ничего не чувствовали? – спросил Мейер.

– Ровно ничего, – ответила она, глядя ему прямо в глаза. – Впрочем нет, мне было очень скучно и неприятно видеть, что мой отец стал смешным. Седые волосы и подобные глупости плохо сочетаются.

– Да, – ответил Мейер, – я согласен с вами.

На этом и прервался разговор.

Несколько дней Бенита, к своему удовольствию, не слышала больше разговоров о месмеризме. Другие обстоятельства занимали их. Матабелы, которым надоело маршировать вокруг крепости и петь бесконечные военные гимны, решили идти на приступ. Со своего поста на стене белые могли видеть, как дикари готовились к нападению. Матабелы нарубили деревьев, притащили их издалека и принялись строить грубые лестницы; разведчики расхаживали повсюду, отыскивая слабые места крепости. Когда они подходили слишком близко, макаланги стреляли в них; некоторых убивали, остальные возвращались в лагерь, раскинутый недалеко, в маленькой впадине.

На третье утро после попытки Клиффорда месмеризиро-вать Бениту, молодая девушка проснулась на рассвете от звуков выстрелов и криков. Она быстро оделась и подбежала к той части стены, из-под которой несся шум.

На ее гребне она увидела Клиффорда и Джекоба, которые сидели со своими ружьями в руках.

– Эти несмышленые люди ведут атаку на малые ворота, через которые вы уехали, мисс Клиффорд. Лучшего места для нападения они не могли выбрать, хотя стена там кажется слабой, – сказал Джекоб. – Если эти макаланги ловки, они дадут им хороший урок.

Вскоре поднялось солнце; при его свете белые увидели отряды матабелов, несших лестницы. Окруженное утренним туманом их полчище тянулось далеко и пропадало за холмом. По эти отрядам Джекоб и Клиффорд открыли огонь, но результатов своих выстрелов они не могли видеть из-за дымки. Вскоре громкий крик показал, что враги дошли до рва и поднимали лестницы. До сих пор макаланги, по-видимому, ничего не делали, теперь же начали быстро стрелять со старинных бастионов, поднимавшихся над проходом, который старались штурмовать матабелы. Вскоре сквозь редевший туман наблюдатели увидели раненых матабелов, которые ползли обратно к своему лагерю. Джекоб превращал их в свою цель.

А вся старинная крепость гудела от ужасного шума нападения.

Судя по военным крикам, матабелы старались подняться на стену и снбва были отбиты частым ружейным огнем. Раз пронесся торжествующий вопль; казалось, враги одержали победу. Ружейные выстрелы почти замолкли. Бенита побледнела от страха.

– Эти трусы макаланги бегут, – пробормотал Клиффорд, прислушиваясь в ужасной тревоге.

Растянувшись на гребне стены и положив ружье на камень, он выждал, чтобы матабел, наблюдавший за постройкой лестниц, показался на открытом месте; в эту минуту он прицелился и выстрелил. Воин, белобородый дикарь подпрыгнул в воздухе и упал на спину.

Но, очевидно, мужество вернулось к защитникам Бомбатце, потому что ружья защелкали громче и беспрерывнее прежнего, и дикий вопль матабелов: «Смерть, смерть, смерть» – стал тише и замер в отдалении. Через пять минут неприятели отступили, унося с собою убитых и раненых, или положив их на лестницы.

– Наши друзья макаланги должны благодарить нас за доставленное им оружие, – сказал Джекоб, наскоро заряжая ружье и отправляя пулю за пулей в самые густые группы матабелов. – Без нашей помощи враги перерезали бы их, – прибавил он, – потому что они не смогли бы остановить дикарей копьями.

– Да, и нас тоже, – сказала Бенита с дрожью, потому что вид отчаянной борьбы и страх при мысли о том, как она могла окончиться, отнимали у нее силы. – Слава Богу, кончено! Может быть они откажутся от штурма и уйдут.

Однако несмотря на большие потери (матабелы потеряли около ста человек), дикари, боявшиеся вернуться к себе в Булавайо без победы, и не думали отступать. Они только срезали порядочное количество кустов и перенесли лагерь почти на самый берег реки, расположив его так, что пули белых людей не могли больше достигать его. Тут они засели в надежде голодом заставить гарнизон выйти из Бомбатце или придумать другое средство овладеть крепостью.

Теперь уже Мейер не мог стрелять, так как не в кого было целиться, а потому все свое внимание он сосредоточил на поисках клада.

Не найдя ничего в пещере, Джекоб обыскивал площадку, которая была покрыта травой, деревьями и развалинами. В наиболее крупных из этих развалин искатели начали копать, и были вознаграждены, найдя довольно много золота в виде бус и других украшений; отыскали они также несколько древних скелетов. Но португальского клада не было и следа. Джекоб и Клиффорд день ото дня становились мрачнее; наконец, почти перестали разговаривать между собой. Досада Джекоба ясно выражалась на его лице; Бениту переполняло отчаяние; она видела, что невозможно убежать от этого тюремщика, как и от матабелов, окружавших крепость внизу. Кроме того, у нее была и другая причина беспокоиться.

Нездоровье, давно угрожавшее Клиффорду, теперь разыгралось серьезно; он вдруг состарился, потерял всякую силу и энергию, и его мучило страшное раскаяние в том, что он привез дочь в это ужасное место; он положительно не мог думать ни о чем, кроме судьбы, которая грозила ей. Напрасно Бенита старалась его поддержать. Он ломал руки и стонал, прося, чтобы Бог и Бенита простили его. Господство Мейера над ним к этому времени стало также очевиднее. Клиффорд почти со слезами упрашивал Джекоба открыть проход в стене и позволить ему с дочерью спуститься к макалангам. Он старался даже подкупить его, предлагая ему свою долю клада, если он найдется, а если старания отыскать золото не увенчаются успехом, то часть своего имения в Трансваале.

Но Джекоб грубо ответил ему, посоветовав не быть безумцем, так как им предстояло оставаться вместе до конца.

Мейер теперь часто уходил поразмышлять наедине, и Бенита заметила, что при этом он всегда брал с собой револьвер или ружье. Он, очевидно, боялся, чтобы ее отец не застал его врасплох и не убил.

Одно утешало молодую девушку: хотя Джекоб постоянно следил за ней, он перестал ей надоедать своими загадочными и любовными речами. Мало-помалу она даже стала думать, что все эти мысли исчезли у него.

Прошла неделя со времени атаки матабелов; ничего не случилось. Макаланги не обращали на них внимания. Старый Молимо ни разу не поднялся на гребень стены и вообще не старался повидаться с ними; это было странно, и молодая девушка, знавшая, как старик расположен к ней, наконец, решила, что он умер или, может быть, убит во время приступа. Джекоб Мейер перестал делать раскопки, он по целым дням сидел, бездействуя, и только думал.

Ужин прошел самым жалким образом; во-первых, почти все запасы истощились, и еды было очень мало, во-вторых, никто не произнес ни слова. Бенита не могла проглотить ни куска, ей опротивело сушеное на солнце мясо упряжных волов, а с тех пор, как Мейер заложил проход, у них не было ничего другого. К счастью, кофе оставалось много, и она выпила две чашки этого горячего напитка, который сварил Джекоб и очень любезно подал ей. Кофе показался ей очень горек, но Бенита сказала себя, что он невкусен, так как они пили его без молока и сахара. Ужин окончился; Мейер поднялся, поклонился, пробормотал, что он идет спать; через несколько мгновений мистер Клиффорд тоже ушел. Бенита отправилась за отцом к хижине под деревом, помогла старику снять сюртук (теперь даже это уже было трудно ему), попрощалась с ним и вернулась к костру.