Бенони
Шрифт:
— А в записке что было?
— Что люди терпят бедствие в море.
После этого потрясающего рассказа они несколько раз выпили, а за питьём позабыли про бутылочную почту и принялись толковать про сети, про галеас «Фунтус» и про поездку в Берген.
— А что до сельди, так мне нужен новый улов, и ничего больше. Когда есть улов, к полным сетям съезжается, можно сказать, целый город, тут и евреи с часами, и золотых дел мастера, — прямо как на ярмарке. Вот я торчу здесь, даже кольца не могу купить, пока сельдь не войдёт в сети. У меня пустые руки, и я ну как есть ничего не могу поделать.
Но главный свой козырь Бенони приберёг
Длительное молчание и пристальное разглядывание.
— Ну, что вы на это скажете? — спросил Бенони.
И помощник ленсмана отвечал:
— Надёжней золота.
— Вот и я так считаю. А не думаете ли вы, кстати, что Сирилунн со всем добром и всеми чудесами уж как-нибудь потянет и на пять тысяч?
Бенони говорил об этих чудесах таким тоном, будто и впрямь уже стал совладельцем Сирилунна. Его распирало от гордости.
Но помощник ленсмана по-прежнему разглядывал бумагу и под конец произнёс:
— Для надёжности её надо засвидетельствовать в суде. Так положено по закону.
VI
А сельдь, которую предсказывал Бенони, так и не пришла, и потому он не сумел купить золотые кольца. Словом, что-то не заладилось.
И тогда Бенони отправился в Сирилунн и сказал Розе такие слова:
— А может, не будем ждать?
Но Роза не воскликнула, как он надеялся, «Да, да, конечно!». Напротив, её замкнутое лицо ясно ответило «нет», и тогда он продолжал:
— Может, нам хоть оглашение заказать?
— А куда спешить? — ответила Роза. — Ты вроде собирался идти зимой к Лофотенским островам?
— Никуда я не собирался.
Он был до глубины души уязвлён этим предположением. Человек с его состоянием не выходит рыбачить на баркасе. Впрочем, Роза тоже смекнула, что спросила невпопад, и начала отступление:
— Понимаешь, я думала, ты поведёшь галеас для Мака.
— Нет, Мак со мной об этом даже речи не заводил.
— Не заводил? А сам ты, конечно, тоже не пожелаешь заводить с ним?
Вконец обескураженный Бенони отвечал:
— Меня, слава Богу, не припёрло.
Она накрыла своей рукой руку Бенони, чтобы его умаслить. Ну и женщина, сидит рядом, но из её красивых пухлых губ никак не прозвучат слова: «Плевать на всё, и давай поженимся».
Поди их разбери, этих женщин.
Бенони обнял её за шею и поцеловал. А она не стала противиться. За всё время это у них был второй поцелуй.
— Я хочу купить тебе золотое кольцо и золотой крестик, — сказал он.
— Конечно, конечно. Но это ведь не к спеху.
— Да что с тобой творится? — спросил Бенони и поглядел на неё. — То не к спеху, и это не к спеху!
Её серые глаза подёрнулись дымкой, словно закатное солнце. Она встала и отступила от него на несколько шагов.
— Ничего со мной не творится. Так, значит, ты думаешь, в этом году сельдь не придёт?
— Сказать трудно. Но если придёт, я, конечно, выйду в море. По-моему, тебе только этого и надо.
Опять всё снова-здорово. И она опять села, чтобы успокоить его. Заметив, что эта тактика приносит плоды, он время от времени начал изображать обиду, чтобы она смогла его умаслить ласковыми словами и похлопываньем
по плечу. Вообще она была куда как скупа на ласку и ни разу не приласкала его, если её к тому не принудить.— Назови по крайней мере срок. Надо же назначить срок нашей свадьбы, — сказал Бенони.
И поскольку уклониться от прямого ответа на сей Раз не представлялось возможным, она сколько могла оттянула срок и завела речь о том, чтобы через год или около того, как ему покажется, чтобы через год, считая от ближайшего Рождества. Опять обида.
— Упрашивать не стану, — сказал Бенони.
Под конец они пошли на уступки с обеих сторон. Роза наметила дату на следующий год когда-нибудь в середине лета. Оставалось ждать полгода с гаком, почти семь месяцев...
По дороге домой Бенони заглянул в лавку к Маку. Мак и два его приказчика выписывали цены на товарах, поступивших к Рождеству. Повсюду стояли большие открытые ящики, они вынимали их оттуда и раскладывали по полкам. Холод был такой, что чернила в чернильнице превратились в ледяную кашу, и Мак отогревал их своим дыханием, прежде чем написать новую цифру. На руках у него были перчатки, а оба приказчика работали голыми руками.
Время от времени в лавку заходил какой-нибудь покупатель. Бенони пожелал иметь новый календарь, заглянул, отметил все затмения и ярмарочные дни и провёл черту где-то в середине листа. Среда будет, подумал он, день святого Сильвестрия 8 , перед новолунием.
— А селёдки для добрых людей в этом году не предвидится? — спросил Мак, чтобы потрафить Бенони.
И хотя Мак ему немало был должен, Бенони всякий раз чувствовал себя польщённым, когда тот запросто к нему обращался, такое великое уважение испытывал он к старому магнату. Уж этот Мак из Сирилунна, он до сих пор носил бриллиантовую булавку на груди своей тонкой ненакрахмаленной рубашки, а на ногах — дорогие городские ботинки с острыми носами и уже много лет, как начал подкрашивать голову и усы.
8
Сильвестрий (Сильвестр I) — римский папа с 314 по 335 г. Был причислен к лику святых. День его памяти отмечается римско-католической церковью 31 декабря, в день его смерти.
— Нет селёдки, — отвечал Бенони, — а ещё я хотел бы перемолвиться с вами словцом у вас в кабинете.
— Подожди минуточку.
Хотел ли Мак выиграть время, несколько минут на размышление? Он и всегда так отвечал... Короче, Мак продолжал выписывать цены и делать пометки в длинном счёте от оптовика. Начал новый столбец и вдруг прервал работу, стало быть, додумал до конца.
— Я к твоим услугам, — сказал он и первым пошёл в свой кабинет.
— Прошу не посетовать на меня, — начал Бенони, — только они говорят, что расписку надо засвидетельствовать в суде.
— В суде? С какой стати?
— По закону положено. — А кто это сказал?
— Да так, кто-то, я уж и не вспомню, но сказать сказали.
У Мака изменилось лицо, но ответил он холодно и кратко:
— Раз надо, можешь засвидетельствовать. Я-то при чём?
— Вы уж не посетуйте, только это стоит денег.
— Пустяки. Пошлину я заплачу.
— Спасибо большое, я, собственно, ради этого к вам и пришёл. И ещё — что на то была ваша воля.
Мак ответил с необычной для него поспешностью: