Берег черного дерева и слоновой кости(изд.1989)

Путешественники удалились в шалаш, где приготовили себе постели из сухих трав, и скоро тишина нарушалась только однообразным журчанием реки и воем шакалов, отыскивавших падаль в высокой траве… Прежде чем заснуть, Лаеннек и его товарищи поговорили еще о своей страшной встрече. Наткнулись ли они на авангард настоящей орды или встретили только странствующее племя… Барте сказал правду, что вопрос о происхождении фанов составляет любопытную этнографическую проблему.

«У фанов страннее всего их стремление к постоянному захвату территории, — говорит Шайю. — Каждый год фаны приближаются к берегу. Они основывают деревню за деревней на берегах Габона и в странах, находящихся между Габоном и Мондо. Они теперь уже на расстоянии нескольких миль от Обендо. Словом, этот народ, который кажется неугомонным и предприимчивым, гораздо сильнее, чем будемо, бишои и даже понгве; я думаю, что мало-помалу фаны завладеют всем побережьем. Раньше предполагали, что эти фаны, в сущности, джаги или яга, захватившие когда-то королевство Конго и составлявшие большую часть его народонаселения. Однако в последние наши путешествия в Верхний Назарет и внутрь края, к югу настоящего жительства фанов, я не нашел ни одного племени, которое слышало бы об этом древнем народе. Переселения же фанов совершаются так медленно, что деревни, между которыми они поселялись, непременно должны были бы сохранить какое-нибудь воспоминание; и конечно, если бы это были джаги с юга, они непременно оставили бы где-нибудь свои следы. Притом все фаны, когда у них спрашивают, откуда они, указывают на северо-восток. В какой бы деревне ни задали вы этот вопрос, ответ всегда одинаков. У фанов цвет лица не так черен, как у бакале, шекиани и других окрестных племен. Но тип у них негритянский и волосы шерстистые. Они татуируются более всех других народов, которых я видел к северу от экватора, но меньше, чем некоторые южные племена. Этот обычай обезображивает мужчин менее, чем женщин, которые тщеславятся тем, что всю грудь и весь живот покроют линиями и кругами. Щеки их также испещрены всякими рисунками, которые в соединении с громадными медными и железными кольцами, тяжесть которых оттягивает уши, придают фанам самую отвратительную внешность.

Эти племена — людоеды; они едят даже трупы тех, кто умер от болезни».

Тот же путешественник продолжает:

«Однажды я разговаривал с их королем, когда фаны принесли мертвое тело, которое купили в соседней деревне и которое надо было разделить. Я приметил, что этот человек умер от какой-то болезни. Признаюсь, я не мог присутствовать при том, как его рубили. Мне сделалось дурно. Я ушел, как только эта адская сцена началась, и издали мог еще слышать, как они ссорились из-за раздела.

Есть тело умерших от болезни — это утонченность людоедства, и я никогда об этом не слыхал. Я пожелал узнать, принят ли вообще этот обычай у фанов или это была только чистая прихоть. Мне ответили, что они покупают все мертвые тела племени осгебы, которое взамен покупает у них их трупы… А в своем племени они едят мертвецов лишь из других семейств…

Кроме того, фаны доставали тела невольников у бишои и будемо за слоновую кость, по маленькому кусочку за каждый труп.

До тех пор я никак не хотел верить двум случаям, которые покажутся невозможными всякому, кто еще недостаточно знаком с этим народом. Мне рассказывали об этом в Габоне. Шайка фанов, прибывшая на берег, украла однажды труп, только что похороненный на кладбище, изжарила его и съела. В другой раз люди того же племени похитили другой труп, перенесенный в лес, разрезали его, выкоптили и принесли его к себе.

Я видел у фанов ножи, покрытые человеческой кровью, которым они придают большую цену. Фаны, впрочем, самые красивые негры, каких я видел, и их страшный обычай идет им в пользу. Живя в горах, они сохраняют смелую и гордую наружность типичных горцев.

Следует заметить, что, когда людоеды встречаются с племенами неканибальскими, они не выказывают страшного обычая, даже стыдятся его, и это подает повод надеяться, что рано или поздно относительная культурность других негров преодолеет страшное варварство фанов».

По словам того же путешественника, фаны очень искусны в изготовлении железа. В торговле они ищут предпочтительно белые бусы и сосуды из желтой или красной меди.

Железо имеется в стране фанов в значительном количестве и разрабатывается на поверхности земли. Рудников не роют, а берут только то, что находится вровень с землей. Для извлечения железа из породы фаны разводят громадный костер, на который насыпают большое количество истолченного булыжника; последний в свою очередь покрывают дровами, и «завод» готов. Пока костер горит, в него постоянно подбрасывают дрова, до тех пор, пока приметят по некоторым признакам, что железо расплавилось. Тогда дают массе остыть. Чтобы сделать металл ковким, его подвергают разным операциям: греют на углях, бьют молотком и получают железо едва ли не высшего качества, нежели то, которое привозят им из Европы.

Для того чтобы улучшить качество ножей и арматуры стрел, фаны употребляют не американское железо, а свое собственное. Их копья, по большей части сделанные очень хорошо, украшены резьбой, красота которой удивляет не только этнографов, но и художников Европы.

Как кузнецы они превосходят все племена тех областей, в которые белые занесли это искусство. Благодаря воинственным привычкам фанов железо стало для них первой необходимостью; если их инструменты просты, то терпение велико. Кузница помещается везде, где можно развести огонь. Они изобрели мех странного сорта: этот мех двойной и состоит из двух пустых деревянных цилиндров, обтянутых кожей, в которых сделана отдушина, приспособленная к деревянной ручке. Человек, раздувающий мех, садится наземь и приводит его в быстрое движение. Воздух прогоняется сквозь легкие деревянные цилиндры в трубы, проведенные к огню.

Наковальня фанов — большая железная масса, а молотки — куски того же металла весом от трех до шести фунтов, имеющие форму усеченного конуса. У такого молотка ручки нет, его держат за тонкий конец, а это, конечно, требует большой затраты сил. Довольно любопытно, что при всем своем искусстве они не умели придумать такую простую штуку, как ручка к молотку.

Время не имеет никакой цены в глазах фанов. Старательный кузнец часто употребит несколько дней и даже недель на изготовление маленького молотка, а для военного ножа, роскошного копья или топора требуются месяцы. Легкие узоры, украшающие оружие, делаются от руки при помощи инструмента, похожего на резец нашего скульптора. Эта работа обличает большую верность глаза и острое художественное чутье.

Фаны довольно искусно делают также глиняную посуду, хотя употребляют при этом только трубки и котлы, которые, в свою очередь, делают просто от руки, потому что фанам неизвестно гончарное искусство.

Они носят и сохраняют воду в тыквенных бутылках или кружках из тростника, обмазанных камедью. Камедь эта сначала растапливается на огне, потом ею покрывают всю поверхность сосуда. Таким образом горлянка становится водонепроницаемою. Ее необходимо только продержать в воде две недели, чтобы лишить неприятного запаха камеди.

Фаны курят дикий табак, которым изобилует страна. Мясо слона — их главная пища, а слоновая кость — единственный предмет отпускной торговли, предмет чрезвычайно важный, потому что в обмен на слоновую кость они достают красную или желтую медь, котлы, зеркала, кремни и бусы; все эти предметы уже стали для них необходимы. Более всего фаны дорожат медью.

Их система земледелия очень груба. Они вырубают деревья и кусты, чтобы сделать прогалины, жгут все, что срубили, и разводят плантации на вычищенном месте. Единственное земледельческое орудие, известное фанам, это род очень тяжелого ножа, который заменяет сошник у плуга, чтобы вспахивать землю и вырывать ямочки, в которых садят маниок и банан.

После мяса самое любимое их кушанье маниок. Его рассаживают черенками; маленькая ветвь, старательно посаженная в землю, дает два или три крепких корня толщиной с иньям. Листья кипятят и едят; это превосходный овощ.

Кроме маниока, у них есть банан, два или три сорта инь-яма, великолепный сахарный тростник и тыква.

Из зерен тыквы они умеют приготовлять нечто вроде теста, которое кажется недурным даже европейцам. Когда тыква поспевает, зерна собирают, сушат, завертывают в листья и вешают над огнем, в дыму, чтобы охранить от какого-то насекомого, которое очень лакомо до них. Процесс приготовления очень длинен. Часть зерен очищают от скорлупы, кипятят, потом всю массу растирают в деревянной ступке, куда прибавляют некоторое количество растительного масла. Эту смесь жарят на углях в глиняном сосуде или на банановом листе. Получается вкусное и питательное кушанье.

Каждая семья фанов имеет такую ступку. Это нечто вроде деревянной лохани длиною в два фута, глубиною в два или три дюйма, шириною — в восемь. Деревня владеет сообща громадными деревянными ступками, в которых толкут корень маниока.

Фаны не едят и не продают трупов своих начальников, а, напротив, воздают им большие почести.

У них существует обычай, весьма любопытный тем, что существовал также у всех первых народов Азии, и, кажется, происхождения не совсем африканского: всякий должник, всякий обвиненный в колдовстве или прелюбодеянии, всякий возмущающийся против власти начальника продается в неволю.