Берег Скардара

В доме дир Пьетроссо мы устроились отлично. На следующий день Иджин послал за Мидусом, уверив в том, что лекарь он превосходный и обязательно поможет. Может быть, это и на самом деле так, но вид у врачевателя был… скажем так, немного странный.

Перед тем как приступить к лечению, лекарь заставил меня несколько раз согнуть и разогнуть руку, причем при двух последних движениях Мидус приложил к локтю ухо, что-то подсчитывая на пальцах и неотрывно глядя на меня. Не понимая логики его действий, я заявил ему, что гонорар он может запросить любой, если нужен аванс — тоже не вопрос, лишь бы лечение помогло, и помогло быстро.

В ответ, прервавшись на несколько мгновений от своих подсчетов, Мидус заявил, что его этика не позволяет ему брать деньги авансом. Конечно, приятно осознавать, что у него имеется такая этика, но не значит ли это, что лечение может и не помочь?

— Нет, лечение поможет. И это совершенно точно, — заявил лекарь несколько другим тоном, видимо уловив в моем голосе иронию. Но для того чтобы снадобье начало помогать как можно быстрее, господину следует удалиться из комнаты на некоторое время — Мидусу необходимо без помех приготовить бальзам.

Жаль, ведь мне так хотелось увидеть, как он будет толочь в ступе мумифицированные лягушачьи лапки, сушеных жуков, какой-нибудь странной формы корень с непроизносимым названием и еще пять-десять других ингредиентов, при этом завывая вполголоса. Нет, всего этого я был лишен, как лишен и возможности узнать хотя бы примерную цену лекарства.

Но на здоровье экономить нельзя. Укрепив этой мыслью свой не очень бодрый дух, я вышел из комнаты. После того как таинство свершилось, ассистент лекаря, молодой парень, во всем старающийся быть похожим на своего патрона, пригласил меня на процедуру.

Не печалься, юноша, когда ты станешь лет на сорок-пятьдесят старше и похудеешь, а на твоем лице оставят следы многие тысячи разочарований, постигших тебя в жизни, все произойдет само собой. Пока же не стесняйся своего здорового румянца во всю щеку, все это так ненадолго.

Мазь оказалась очень мерзкой с виду. А еще она воняла. Не просто неприятно пахла, а именно воняла. И очень жгла. Казалось: вот сгорела кожа, затем спеклись мышцы с сухожилиями, и огонь принялся за сам сустав.

Мое терпение закончилось именно в тот момент, когда Мидус решительными движениями освободил локоть от повязки. Я ожидал увидеть что угодно, но локоть выглядел таким же, каким он и был до встречи с этим дьявольским зельем. В тот момент мысленно я дал себе слово любыми средствами выведать у Мидуса рецепт, потому что нет смысла вгонять людям щепки под ногти или дробить суставы пальцев молотком, добиваясь правды. Достаточно намазать этим зельем что угодно и затем лишь успевать записывать ответы на заданные вопросы. Очень гуманно, да и следов от пыток не останется.

Локоть после лечения почти не жгло, кожа на нем оставалась такой же, какой она и была до экзекуции, и я осторожно несколько раз согнул руку. Как будто бы все нормально, но сделать то же самое резко духу мне все же не хватило. Мидус, обратив внимание на мои манипуляции, заявил, что локоть следует пока поберечь. А вот послезавтра, после нескольких сеансов лечения, один из которых будет сегодня вечером, я могу себе позволить сгибать руку как угодно и сколько угодно.

Для вечернего сеанса он оставил мне немного мази. Мидус ткнул пальцем в глиняный горшочек и сказал, что завтра с утра принесет свежего… тут я чуть было не закончил за него фразу словами «жгучего дерьма».

Уже уходя, лекарь добавил, что скрежетать зубами, кусать губы и пучить глаза вовсе не обязательно, снадобье поможет и без этого. Словом, расстались мы с Мидусом, души не чая друг в друге. Его молодой помощник все время важно кивал головой, подтверждая слова учителя.

«Юнец, я сейчас тебе этим снадобьем под хвостом намажу, и ты возьмешь карьер с места не хуже знаменитых аргхальских скакунов, а ржать будешь еще громче», — подумал я, глядя на выражение его лица.

Второй раз накладывать мазь на локоть мне пришлось уже глубокой ночью, потому что вечером меня пригласили во дворец к отцу Диамуна, Минуру дир Сьенуоссо, правителю Скардара. От подобных приглашений отказываться не принято, особенно когда его приносят лица, прибывшие в сопровождении десяти солдат.

Приглашение прибыло после обеда, когда мы с Иджином сидели в беседке, заросшей густой зеленью.

От расположенного невдалеке фонтана навевало приятной свежестью, и разговор не должен был быть серьезным. Обстановка располагала к легкой болтовне, когда не следует напрягаться, чтобы не произнести что-нибудь такое, отчего собеседник непременно вцепится в только что услышанные слова. Кроме того, я рассчитывал получить от дир Пьетроссо информацию о том, как побыстрее попасть в Империю.

Фред сразу же после обеда в сопровождении сти Молеуена ушел в порт на поиски попутного корабля, и я всей душой молил, чтобы ему сразу же повезло. Так что на встречу с Минуром я отправился один, даже без Проухва.

Идти пришлось недалеко, так что кареты не понадобилось. А может, ее специально не прислали за мной, чтобы лишний раз подчеркнуть мой нынешний статус.

Дворец правителя вплотную примыкал к площади немалых размеров. Со стороны площади на дворцовом фасаде имелся балкон, такой же фундаментальный, как и само здание. При необходимости с него можно выступать с пламенной речью перед соотечественниками, объясняя тонкости текущей политики или вдохновляя народ на ратный либо трудовой подвиг.

С оружием я расстался сразу же, как только мы вошли внутрь. Ждать аудиенции пришлось долго, но скучать мне не пришлось.

В роскошной гостиной, где мне предложили подождать встречи с первым лицом государства Скардар, на стенах висело множество картин, занимавших на стенах почти все свободное место. Пейзажей и портретов среди них оказалось очень мало, на большинстве картин были изображены морские бои. Что и говорить, Скардар — держава, славная прежде всего морскими традициями, так что было бы странно видеть пасторали на стенах дворца правителя.

На одной из картин сошлись два строя кораблей, и тот, что захватил ветер, был скардарским. Это и понятно: было бы глупо увековечивать на полотне грубый, иногда даже смертельный просчет адмирала, командующего флотом.

Следующая картина запечатлела абордаж. Видимо, изображенное на ней событие произошло в далекие времена, поскольку корабли имели высокие надстройки на носу и корме, а в руках и атакующих, и защищающихся не было ничего похожего на огнестрельное оружие — сплошные топоры, мечи и булавы. Ничего больше рассмотреть мне не удалось, потому что в гостиную заглянули три весело щебечущие молоденькие фрейлины и начался абордаж другого толка. Нет, я конечно же допускаю мысль, что, увидев меня, кто-то из них внезапно влюбился, но чтобы все три сразу… По их же поведению получалась одновременная любовь с первого взгляда.

Что ж, я был совсем не против миленько пообщаться. Куда как интереснее, чем рассматривать картинки с изображением густо заросших волосами мужиков, яростно лупцующих друг друга всякими смертельно опасными для жизни предметами. Да и света не мешало бы немного добавить: окна хоть и огромны, но полуприкрыты тяжелыми портьерами из бархата, и в гостиной царил романтический мягкий полумрак.

Эти блестящие глазки, зубки, плечики, нечаянно обнажаемые чуть сверх того, что допускают рамки приличий, едва ощутимые прикосновения тонких пальчиков и достаточно красноречивые взгляды. Как это было мило, потому что сразу начинаешь чувствовать свою несравненную мужественность и неотразимость. И еще фразы, произнесенные с придыханием и самым томным видом: «Ах, неужели все это правда? Артуа, вы настоящий герой!» или «Господи, какой мужчина!», сказанные не совсем к месту, но так ласкающие мой слух.