Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги

«Лидер, – говорил Наполеон, – это продавец надежды». Но все проданные Ельциным надежды обернулись сплошным обманом, и этого страна простить ему не могла. К началу выборной гонки его рейтинг не превышал трех-четырех процентов; в таких условиях рассчитывать на победу было верхом самонадеянности.

Но другого пути у него тоже не оставалось; в силу своего извечного властолюбия, Ельцин не успел подготовить себе замену. Он органически не терпел подле себя тех, кто был сильнее и умнее; люди, имевшие хоть мало-мальски собственное «я», безжалостно изгонялись им со двора.

Возможно, будь Ельцин холостым или бездетным, он мог бы еще добровольно сойти с дистанции, но за его спиной плотным заградотрядом стояла семья.

По прошествии времени президент станет уверять, что родные, напротив, чуть ли не отговаривали его от участия в выборах.

«Наина очень не хотела моего выдвижения. Да и меня самого постоянные стрессы совершенно измотали, выжали все соки», – пишет он, например, в последней книге своих мемуаров «Президентский марафон».

Разумеется – это очередной блеф. Еще осенью 1995-го, когда Ельцин свалился со вторым инфарктом (стране объявили тогда, будто у него обострилась ишемическая болезнь сердца), Наина с Татьяной не позволили врачам сделать ему коронарографию. На все уговоры лейб-медиков, что промедление смерти подобно, любимые женщины президента отвечали предельно честно: «Вот пройдут выборы, тогда и делайте, что хотите». (Знаю доподлинно, со слов участников консилиума.)

И не то чтобы они ненавидели главу семейства, вовсе нет. Просто коронарографию – сложнейшее сердечное исследование – невозможно было проводить в стенах кремлевской больницы, требовалось везти пациента в кардиоцентр, сиречь в заведение открытое, где утечек избежать просто не удалось бы. (Всякий раз, когда президент оказывался на больничной койке, окружение принималось упражняться в изворотливости и красноречии, дабы скрыть от народа истинные причины недугов. Фраза о «крепком президентском рукопожатии» навсегда вошла в анналы придворного хитроумия.)

«Порой, особенно накануне выборов 1996 года, мне начинало казаться, что близким Ельцина – Наине Иосифовне, Татьяне Борисовне – нужнее не муж и отец, а президентская должность, – писал в аннотации к моей предыдущей книге любимый лечащий врач президента Владлен Вторушин. – И хотя Ельцин не терпел никаких проявлений снисходительности к своей персоне, в эти минуты мне становилось по-настоящему его жалко. Это был глубоко несчастный, больной, одинокий человек».

Точно дрессированного медведя, старого и немощного Ельцина возили по городам, демонстрируя публике; заставляли выплясывать и орать дурным голосом популярные песни; по мнению Семьи это должно было убедить избирателей в здоровье и крепости их лидера.

После каждого такого выступления Дьяченко совала ему подбадривающие записки:

«Очень хорошо, папа», «Молодец. Вел себя замечательно».

Именно тогда, во время президентских выборов, и взошла над Россией звезда новоявленной царевны, истинной правительницы Кремля Татьяны Борисовны Дьяченко.

Почти всю свою жизнь Ельцин не обращал особого внимания на родных. И в Свердловске, и первые годы в Москве целиком он был занят карьерой, пропадал на работе от зари до зари.

К своим близким президент относился неизменно сурово и жестко: в их доме не было места сантиментам и нежностям, здесь царил чисто партийный домострой, он даже при случайных знакомых мог наорать на жену и дочерей, обозвать их последними словами.

Но чем старее становился Ельцин, тем сильнее прорывался из него рецидив поздней отцовской любви. Лишь оказавшись одной ногой в могиле, Борис Николаевич впервые понял, должно быть, что жил все эти годы ошибочно, неверно. Ни одна должность не стоит тепла семейного очага; случись что – никого, кроме родных, рядом с ним не останется; стакан водки поднесет любой, а вот – воды…

В первую очередь ельцинские чувства распространялись на младшую дочь: и он, и Наина всегда любили Татьяну сильнее старшей сестры. Елена была успешнее, благополучнее, женственнее; в школе и в институте училась отменно (серебряная медаль, красный диплом); рано покинула отчий дом, удачливо выйдя замуж. Словом, за нее можно было почти не беспокоиться.

То ли дело Татьяна, этакий сорванец в юбке, с трудной судьбой и неуживчивым характером. Если Елена была маминой дочкой, то Татьяна – уж точно папиной. От Ельцина к ней перешли по наследству большинство его типично мужских черт: упрямство, честолюбие, амбициозность.

Сразу после школы, наперекор родительской воле, отправилась она покорять Москву. Личная жизнь ее не сложилась. От скороспелого студенческого брака у Татьяны остался сын, названный в честь деда Борисом. Даже после того как Ельцина назначили секретарем ЦК, а вслед за тем и вожаком столичных коммунистов, Татьяна долго не могла найти – ладно уж достойно-номенклатурного – хоть какого-нибудь, самого завалящего мужа; не по причине каких-то своих изъянов – вовсе нет, она была достаточно хороша собой. Просто младшая ельцинская дочь – точно по Фрейду – всех мужчин сравнивала с отцом, и сравнение это выходило явно не в их пользу.

Такого отношения не мог выдержать ни один мало-мальски уважающий себя кавалер. В итоге дошло до того, что Татьяна закрутила роман с рядовым сотрудником отцовской охраны Александром Быковым, но и тот очень быстро дал деру.

Выйти замуж удалось ей лишь с бог знает какой по счету попытки. Любви здесь не было и в помине; когда тебе под тридцать, а на руках ребенок, уже не до разборчивости.

Со своим избранником Татьяна служила в одной шарашке – знаменитом КБ «Салют», ковавшем ракетный щит Родины.

Леонид Дьяченко был юношей из хорошей семьи. Его отец работал заместителем генконструктора того же КБ, а дедушка был член-корром Академии медицинских наук. Ну, а самое главное – он являл собой классический пример бессловесного подкаблучника, всегда и во всем подчиняющегося воле жене; решения в их семье неизменно принимала Татьяна. Роль зятя всесильного секретаря МГК полностью устраивала Дьяченко; ради этого можно было закрыть глаза и на наличие у жены ребенка от первого брака, и на то, что была она на три года старше его…

(Уже потом Татьяна придумает красивую сказку о любви с первого взгляда: будто, катаясь на лыжах в Крылатском, она потеряла варежку, а Леонид нашел, их глаза встретились, и сердца затрепетали. Если учесть, что познакомились они в 1984 году, а поженились только в 1987-м, звучит это как минимум забавно.

Доводилось мне встречать и иную, столь же романтичную версию морганистического знакомства: «в очередной раз, не позволив заплатить за себя в общественной столовой, девушка подняла глаза и увидела своего второго мужа».)