Берг

Да, времени прошло много, факел выгорел, и уже долго они сидели в темноте. С наступлением ночи стало прохладно, и молодые люди тесно прижимались друг к другу под одним плащом, стараясь сохранить остатки тепла. Молодого маркграфа бил лихорадочный озноб, и Вэллия, укрыв их двоих своим плащом, держала мужа за руку и тихо молилась.

Какой-то внутренней частью сознания она ещё продолжала верить, что всё будет хорошо, что потомок бергских князей не мог предать их, не мог их бросить. Ведь он любил её, он хотел сделать её своей женой, значит, он не может сделать ей больно, предать её.

А с другой стороны, ведь где-то он пропал, и время уходит. Он обещал придти с наступлением ночи, неужели здесь так медленно идёт время? Кажется, что уже давно наступила ночь, а Алдора нет, как будто ход времени замедлился, и ночь всё никак не наступит. А они здесь, в этом замкнутом пространстве, и самим не выбраться никак.

— Лет через сто или больше нас найдут здесь совсем случайно, — негромко произнёс Ниард, — и все будут гадать, кто же это встретил здесь свои последние дни? — Он усмехнулся, и Вэллия сильнее стиснула его руку, шепнула:

— Господи, Ниард, о чём ты?

— Он не придёт. Он специально сделал это всё. Ты же сама говорила, он хочет стать правителем Берга. Зачем ему нужны мы? Мы сейчас потеряемся для всех, а он займёт Берг для себя…

Вэллия нахмурилась и медленно покачала головой отрицательно, нет, она всё же не верила. Просто Ниард не знает его, как знает она. Ну, не может он быть таким подлым, таким коварным. Не хотела она верить в такое предательство. Он же до последнего отказывал ей в помощи. Не хотел он этого предательства своему сеньору. Она же своими глазами видела, как сомневался он, как мучился. Может быть, то, что произошло — только порыв, он, может быть, и сам этого не хотел. Но где же он? Где?

Вэллия вздохнула. Ниард после некоторого молчания заговорил первым:

— Даже если мы здесь останемся, даже если умрём здесь, я всё равно рад, что мы вместе, что ты со мной… — Голос его сорвался на шёпот, Вэллия прикусила нижнюю губу, чувствуя, как в груди вспыхнуло с болью ярким вдруг порывом неожиданно нахлынувшей любви.

Ну и пусть, пусть! Главное, что они вместе, что они рядом! Она ведь так сильно хотела быть рядом с ним, увидеть его!

Пальцы впились в его ладонь, может быть, даже ногтями прорывая кожу, но Ниард не чувствовал боли.

— Я люблю тебя… — прошептала она и склонила голову на его плечо. Ну и пусть, пусть всё будет так, как будет.

* * * * *

Сознание возвращалось медленно, словно из долгого сна никак не мог проснуться. Только боль не давала нырнуть в омут бессознания окончательно, держала на плаву.

Алдор резко открыл глаза, как проснулся, но боль не пропала, наоборот, она усилилась, свернулась тугим клубом в животе, горячо пульсировала. Он тут же вспомнил всё и выругался через зубы. Конечно, умирать ему ещё рано. Как сказал граф? "У тебя будет время…" Конечно, он усмехнулся, от таких ран умирают долго и мучительно. Проклятье! Это ж сколько ещё? Уже бы быстрее…

И тут его осенило, он аж вскинулся, не взирая на боль. Как же? Ему нельзя торопиться умирать, он ещё не всё сделал! Ведь там, под лестницей, маркграфиня и её муж, и никто не знает, что они там, и никто не освободит их. Они тоже умрут там, а перед смертью предадут проклятью его имя…

О, Боже… Он не может бросить их там, он не может позволить ей умереть. Только не так… Он сам запер их там, он отвечает за них, и он не может стать их невольным убийцей. Он должен помочь им! Найти силы помочь им!

Алдор сделал над собой усилие, кусая губы, сумел приподняться на локтях, чуть-чуть сумел подтянуть колено. Но сапог скользнул в луже крови, и Алдор не смог опереться на эту ногу. Попытка за попыткой, и вот, наконец, он опёрся на колено, а потом только на ногу. Он даже сам восхитился своей маленькой победе. Ещё чуть-чуть, ещё маленько, пальцы рук проскользнули по влажному полу, и он поднялся на ноги. Его вырвало. Чтобы не упасть, пришлось опереться на стену. От слабости кружилась голова, перед глазами прыгали яркие круги. Мутило от потери крови.

Закрыв глаза, он стоял у стены, собираясь с силами. Какая долгая дорога предстояла ему, а ведь он шёл по ней сюда чуть ли не бегом, летел, как на крыльях, а теперь…

Он осторожно расстегнул пуговицы камзола. "Проклятая мода! Кому понадобилось делать их так много!" Кровь пропитала полу котарди и рубашку спереди, и даже пояс брюк, пока он лежал на животе без сознания. Надо чем-то остановить её, что-то придумать. Алдор огляделся; в свете горящей свечи заметил что-то белое на спинке кресла. Придётся сделать несколько шагов, а для этого надо отделиться от спасительной стены. Он несколько раз выдохнул, превозмогая боль, и сделал первый шаг, кусая губы.

"Проклятый граф! Я доверял тебе, я любил тебя, как отца, я на всё для тебя был согласен, а ты… ты меня предал с самого начала, ты и не думал обо мне никогда. Я нужен был тебе только для того, чтобы ты стал хозяином Берга, чтобы ты подпортил жизнь своему врагу…"

Это оказался чистый жипон, рубашка, и Алдор не удивился, он знал тягу графа Доранна к тому, чтобы всегда выглядеть безупречно. Он следил за модой и требовал этого от своих рыцарей. Видно, граф не успел переодеться в чистое. Ну и ладно, сойдёт. Алдор скомкал её и придавил к ране. Больно, чёрт возьми.

Он вернулся к стене и медленно пошёл, опираясь на левую руку, скользил пальцами по холодным камням. Каждый шаг, как победа над собой, над обстоятельствами.

Он старался не думать о том, что делает, что чувствует, занимал себя тем, что прокручивал в голове всё по порядку, всё, что произошло, как спрятал маркграфиню и её мужа, как просил благословения у святого отца, как и о чём разговаривал со своим сеньором. Узнать правду об отце, о смерти своих близких, было тяжело. Граф Доранн считал отца предателем, да и граф Вольдейн, получается, тоже, и вроде бы как и убил он обидчика за дело, а всё равно… Подло это всё, из-за проклятых денег убить всю семью, жену и детей, как рука поднялась!

"И поделом, что вы друг друга ненавидите, всё так и должно быть… Вы же друг друга стоите, вы похожи один на другого… Жалко только, что гибнут другие люди, что страдают даже ваши дети… И я! Я за что?!"

Боль невыносимо ударила по всем нервам, аж колени от слабости задрожали, и Алдор вынужден был прижаться к стене коридора спиной, привалиться к ней и пересилить всё, что творилось с ним.

Он умирает… Впереди ничего, только смерть… И вспоминалось всё, что не успел, не доделал, на что не хватило времени, сил, жизни. Хотелось съездить в свои земли, исповедаться и причаститься, узнать, наконец, что стало с Корвином. Он хотел жениться и родить сыновей, он хотел вернуть Берг, он много, что хотел… Хотел, и всё теперь…