Берия. Преступления, которых не было
Шрифт:
Поскольку в деле были задействованы военные, то, скорее всего, одним из этих «членов Президиума» был Булганин. Второй и сам не отпирается, на всех углах кричит о своем участии, рассказывает кому попало, и даже пишет мемуары. Арестовать Берия вызвались два генерала, которые, взяв с собой нескольких верных офицеров, отправились к «заговорщику». Но, когда Берия попытались арестовать, он открыл портфель и выхватил пистолет, и был убит при сопротивлении аресту. (Кстати, с какого перепугу старый чекист носил пистолет в портфеле? Что, у него карманов не было?)
В этом случае на Президиум должен был прибыть кто-либо из военных — рассказать, как дело было. Кто — мы тоже можем вычислить, да тут и вычислять не надо, они и не отпираются, сами рассказывают,
Более того, возможно, по легенде, информацию получил и принял решение об аресте не член Президиума, докладывавший обо всем, а, допустим, тот же маршал Жуков. Это не суть, как конкретно выглядела легенда. Важно, что члены Президиума оказались перед фактом: один из них, заместитель председателя Совмина и министр внутренних дел, убит при попытке ареста, и с этим надо что-то делать, как-то прятать концы.
А может быть, все было еще проще, и сухановская версия о том, что все стали «за» после появления военных, тоже имеет в себе некий первичный слой правды. На Политбюро просто пришли несколько военных, числом от двух до десяти. Возможно, как вспоминает Маленков, две группы по пять-шесть человек. Членам Президиума вкратце объяснили, что произошло, и ненавязчиво предложили присоединиться. Берия, по причине некоторых свойств его характера, они не любили, а даже если кто и относился к нему хорошо, то ведь ему-то уже все равно, а жить хочется всем. Народ это был безынициативный, привыкший прятаться за спину сильного лидера, и теперь они безропотно пошли за другим сильным лидером. Тем более что тот был заинтересован в сохранении того порядка вещей, к которому они привыкли, а Берия покушался этот порядок вещей поломать.
Скорее всего, тогда-то и был составлен пресловутый черновик, носящий на себе следы страшной спешки и «коллективности», как будто Маленкову со всех сторон кричат:
«И это напиши! И это! А про спецкомитет — не забыл?»
Потом подлинный черновик плана заседания был уничтожен и заменен этим — потому-то он и сохранился в архиве, а вовсе не по недомыслию «чистильщиков».
Итак, посреди бела дня в столице, без суда и следствия, убит вице-премьер и министр внутренних дел, второе лицо в государстве, и с этим надо что-то делать. Решено было сообщить всем, что он арестован за «антипартийную и антигосударственную» деятельность. И начали прятать концы.
В отличие от «заговорщика» Берия, у Хрущева была команда, такая же беспринципная, как и ее лидер, так что он сумел кое-что организовать. По официальной версии, сначала Берия поместили на московской гарнизонной гауптвахте, и лишь на следующий день перевели в тот самый знаменитый бункер, где он и содержался до суда. Зачем это сделали? Почему не в тюрьму? Боялись, что «заговорщики» его освободят? Но ведь остальных арестованных по этому делу держали в тюрьме и не боялись, что их кто-то отобьет у тюремщиков.
Да все проще: арестанта, поименованного Берия, держали в бункере затем, чтобы его никто не мог увидеть. Точнее, видели-то его многие, но не из тех, кто хорошо знал Берия в лицо.
Если о пребывании Берия в бункере сохранилось множество воспоминаний очевидцев, то о его суточном пребывании на гауптвахте не вспомнил никто. Зато с этими сутками связана одна интересная история.
Утром 27 июня на гауптвахту приехали оба заместителя Берия — С.Н. Круглов (МВД) и И.А. Серов (госбезопасность), со вполне естественным желанием — увидеть своего начальника и, возможно, его допросить, на что они имели непреложное право. Москаленко их туда не пустил. Тогда, зная, что вечером все власть имущие будут в театре, они поехали, туда. Там же был и Москаленко. Дальше, по воспоминаниям последнего, произошло следующее:
«Во время антракта в особой комнате Большого театра собрался весь
состав Президиума ЦК. Серов и Круглов доложили, что я и мои товарищи неправильно обращаемся с Берия, порядок содержания его неверный, что я не хочу сам с ними вести следствие и т.д.Дали слово мне. Я сказал: я не юрист и не чекист, как правильно и как неправильно обращаться с Берия, я не знаю. Я воин и коммунист. Вы мне сказали, что Берия — враг нашей партии и народа. Поэтому все мы, в том числе и я, относимся к нему как к врагу. Но мы ничего плохого к нему не допускаем. Если я в чем и не прав, подскажите, и я исправлю. Выступили Маленков и Хрущев и сказали, что действия т. Москаленко правильны, Президиум их одобряет, и тут же сказали, что следствие будет вести вновь назначенный Генеральный прокурор т. Р. А. Руденко в присутствии т. Москаленко…
После этого Серов и Круглов вышли, а мне предложили сесть за стол и выпить рюмку вина за хорошую, успешную и, как сказал Маленков, чистую работу»72.
Тут интереснее всего что? Предложение Маленкова выпить за «чистую работу». В чем она заключалась? Ну как же: работа была выполнена одна — успешно отфутболены представители органов внутренних дел. Да, но почему бы им не дать увидеть Берия — ведь он уже арестован, что плохого может быть в том, что замы с ним встретятся? Объяснение могло быть только одно: никакого Берия на гауптвахте не было…
Однако долго такое положение продолжаться не могло. Рано или поздно Берия надо быть «предъявить народу». Да занимать гауптвахту нельзя, она нужна для дела, а когда начнется дело, там будет слишком много посторонних глаз. Впрочем, долго там его «держать» и не предполагалось. Это было временное укрытие для призрака наркома, на первое время, день-два, пока что-нибудь придумается.
На следующий день его «переводят» в бункер при штабе МВО. Это подземное помещение — центр боевого управления и бомбоубежище одновременно. Во двор, где находился бункер, загнали четыре танка: три стали по углам двора, один перегородил арку. Поставили караул из офицеров охраны штаба МВО.
А вот теперь смотрите… А. Сухомлинов пишет: «Штаб округа — место, конечно, историческое, но для содержания подследственных непригодное, да и навыков у военных в этом деле не было никаких. Во всяком случае, при заполнении анкеты арестованного Берия, которое производил следователь прокуратуры СССР Цареградский, в штабе даже не смогли сфотографировать его, Берия, как положено — в анфас и профиль. Ограничились комическим фото штабного фотографа. Дактилоскопирование, т. е. получение образцов отпечатков пальцев, — обязательная процедура в МВД при аресте — также не производилось». Ну, а у следователя прокуратуры Цареградского, заполнявшего анкету, что — тоже «нет навыков»? Он-то почему всего этого не проделал?
Читаем А. Сухомлинова дальше:
«Машинистка военного совета и ветеран штаба МВО Екатерина Алексеевна Козлова рассказывает, что на все время нахождения Берия в бункере передвижение по территории внутреннего двора штаба было сначала запрещено, а потом ограничено. Начальник штаба округа генерал-полковник С. Иванов приказал закрасить белой краской все окна на первом и втором этажах, чтобы никто не видел, как водят Берия.
Сопровождал его всегда полковник Юферов с охраной. Он практически каждый день водил Берия на допросы. Екатерина Алексеевна Козлова вспоминает, что многие офицеры в своих кабинетах тайком отчищали краску с окон, чтобы посмотреть на Берия. Интересно было.
Она, Е. А. Козлова, этого, правда, не делала, поскольку сама работала в том же главном корпусе, куда приводили Берия. Несколько раз видела его в коридоре и запомнила, что он всегда был в шляпе, горло замотано шарфом, а осенью и зимой 1953 года на нем было черное пальто.
Для работы с Берия на следствии в штабе МВО выделили кабинет члена военного совета генерал-лейтенанта Пронина. На допросы, как вспоминает Екатерина Алексеевна, часто приезжал сам генеральный прокурор Руденко в сопровождении своих работников и машинисток прокуратуры. Все документы они печатали и размножали сами, без участия машинисток…»73.