Берлинская кровь 2

– После смерти вашей сестры вы обратились за медицинской помощью и сейчас пьете таблетки.

– И что с того, как смерть моей сестры связана с этим убийством?

– Вы обнаруживали массу признаков психического нездоровья, даже недееспособности. Рабочие были недовольны вашим отсутствием, за вас все решала ваш секретарь, Шарлотта Браун. Возможно, под влиянием психического расстройства, а возможно из-за пересудов вы прикончили всех в лагере. Администрацию вы убили, чтобы не оставлять свидетелей. Вы понадеялись, что случай вызывающий и ваши параноидальные идеи о подставе отведут от вас подозрения. По той же причине – отвести от себя подозрения – вы назвали яд. Однако вы просчитались, лучше признайтесь.

Вальтер все перевернул… Он делает из него сумасшедшего, единственная защита превратилась в еще одно доказательство. Черт! Что сказать?

Август стал подбирать слова:

– Смерть сестры действительно подкосила меня и я не показывался рабочим… Однако убивать из-за сплетен глупо. Я не сумасшедший, каким вы хотите меня выставить, это подтвердят многие, в первую же очередь – мой психиатр. Название яда я знаю, потому что встречался с таким на фабриках моего отца, это не доказательство. Да в конце-то концов, что за идиотский способ: сначала легко узнаваемый яд, затем пули. Следствие же вообще не рассматривало вариантов, кроме меня. Вы кого-то покрываете?

– Да вы что, – Вальтер нахально посмотрел с высока на него.

– Да, представьте себе. Может, вы и сами в этом замешаны, поэтому выдумываете абсурдные теории. А может просто некомпетентны.

– Что?! – Вальтера наконец удалось вывести на эмоции. Слова Августа – это серьезное обвинение, если Гиммлер ему поверит…

– Так, господа, – Гиммлер, все это время наблюдавший за балаганом, решил его прекратить, – Вы видимо забыли, что я еще здесь и вы у меня в кабинете! – прикрикнул он.

– Простите, – оба чувствовали себя виноватыми, однако ненависть в их душах это не усмирило.

– Итак, я разрешу вам провести обыск в кабинете августа Шольца. Если вы что-то найдете, он отправится в тюрьму на пять лет.

Судя по словам Гиммлера, тот не верил ни одному из них и сделал уступку обоим. Август скрипнул зубами. Пять лет – не расстрел, но…

– Хорошо, – Вальтер довольный потирал руки, если Ева все сделала правильно, то у Августа в столе должны быть яды и не один.

– А теперь вон. Обыск можно произвести в ближайшие два дня.

– Есть!

Оба вышли из кабинета. Ни один не хотел уступить другому, они обменялись злыми взглядами и разошлись по сторонам.

***

Шарлотта встретила его на улице, она подъехала совсем недавно. Она не пошла вместе с ним, хотя хотела, но Август отговорил ее. Она волновалась. Она знала, что это дело рук Вальтера и его единомышленников. Сможет ли Август оправдаться? Девушка заметила его издалека и вышла из машины. Он широко шагал и было заметно, насколько он в ярости. Однако, заметив Шарлотту, Август сбавил шаг, приблизился расслабленнее, чем выскочил из рейхстага.

– Как все прошло?

– Отвратительно, – Август сел на водительское место. Его буквально трясло от злости и несправедливости. – Меня хотят обвинить в убийстве рабочих! – он со злостью ударил по рулю.

– Что? Подожди, а какие аргументы они приводят? – Шарлотта была в полном шоке, как так получилось, что его обвинили, если он жертва.

– Я, видите ли, сумасшедший и прикончил целый лагерь из-за сплетен. Мало того, я доложил об убийствах и яде, чтобы замести следы, чтобы на меня не подумали! Бред какой! Вальтер совершенно меня дискредитировал в глазах Гиммлера. Да одно упоминание о таблетках может пошатнуть мое положение.

– Он сюда даже таблетки приплел. Август, – она дотронулась до его плеча. – Я буду рядом в любом случае.

– Больше всего меня выводит из себя несправедливость. Я с детства это не переносил. Они упекут меня в тюрьму, а ты наверняка снова станешь его секретарем. Господи, почему?

– Это жизнь, она никогда не дает передышки.

– Еще немного, еще пара заслуг, и мне дали бы премию. Я бы купил небольшой дом и мы могли бы жить там, вместе… Твою мать! – Август ударил по рулю.

– Оставим «если бы», Август. Посмотри на меня. Я ни за что тебя не оставлю. Даже, если ты сам будешь себя бояться, я буду рядом.

– Я стану монстром, только чтобы спасти тебя, чтобы никто не мог нас разлучить.

Шарлотта понимающе кивнула. Оба понимали, что случиться может все, что угодно.

Шарлотта не могла допустить, чтобы Август появился в таком виде перед своими подчиненными, поэтому они заехали к нему домой, прийти в чувство, перевести дыхание. Они ехали быстро, Август вел неровно, и все, чего желала Шарлотта – чтобы он никого не сбил. Ярость накатывала на него волнами и он терял рассудочность.

Все же они добрались благополучно. Ненависть Августа требовала выхода, поэтому по приезде он залетел в квартиру, приказав Шарлотте стоять на одном месте и принялся крушить все, что попадалось под руку. Девушка сдерживалась, чтобы не присоединиться к нему или не закричать. Его страшно искаженное лицо, холодное бешенство, направленное не на нее, сила, с которой он разбивал предметы обстановки, – все это заставляло ее чувствовать его боль как свою собственную. Он не зол, он сломлен.

Когда все, что можно разбить и разорвать, было разбито и разорвано, Август несколько раз ударил стену, успокаиваясь. Физическая боль в разбитых руках начала проникать сквозь адреналиновый туман и Август обессиленно сел на пол. Да как этот Вальтер посмел?! Подобное… сотворить подобное, опозорить его перед Гиммлером. Не только его, его фамилию! Август тяжело дышал, все еще едва различая реальность.

Напряженных плеч коснулась мягкая женская рука, Шарлотта села рядом и обняла мужчину так крепко, как позволяли силы. Это подействовало, мрак отступил, и Август повернулся к ней, чтобы обнять в ответ.

***

Вальтер не торопился осматривать кабинет Шольца. Помещение опечатано и никто не сможет туда попасть, даже его хозяин. Все прошло идеально. Осталось избавиться от крысы-Фридриха, он слишком много знает, а потому опасен. К тому же тот наверняка думает то же самое про Вальтера, значит медлить нельзя. Также стоит избавиться от Лины – когда девушка выполнит задачу, она станет обузой. Почему бы не пристрелить ее где-нибудь в переулке?

В дверь постучали.