Берлинский транзит
Шрифт:
— И вы больше ничего не видели?
— Не ловите меня за язык, — завизжал Гаврилко, — я уже всем говорил, что ничего не видел и не слышал. Неужели непонятно? Я так и написал в своей объяснительной.
— Вы понимаете, что сюда вместо меня могут прийти совсем другие люди. И они попытаются вытрясти из вас все, что вы знаете. И если сейчас у вас есть какая-то информация, которую вы скрываете, но которую я должен знать, то не нужно ее скрывать. Постарайтесь вспомнить и рассказать мне все, что вы знаете.
— Какой вы упрямый человек, — всплеснул руками Гаврилко. — Неужели вы ничего не
— Ясно, — сказал Дронго, поднимаясь из кресла, — извините, что я вас отвлек. Вы уже обедали?
— Конечно. Здесь очень приличный ресторан, хотя и дорогой. Но я заказал себе грибы в устричном соусе, и мне их принесли. Вы никогда не пробовали грибы в устричном соусе?
— Нет, — ответил Дронго, подходя к двери. — Закройте дверь, — попросил он на прощание, — и никому ее не открывайте. Так будет лучше для вас.
— И не собираюсь. Это только вас я могу сюда пустить после пяти часов вечера. Больше сюда никто не войдет. До свидания. — Гаврилко протянул свою маленькую ладошку, и Дронго пожал ее, а затем вышел в коридор.
Он услышал, как за ним закрывается дверь. Из соседнего номера снова выглянул все тот же полицейский. И проводил его долгим взглядом. Дронго снова вернулся в свой триста четырнадцатый номер.
«Если один из них врет, то делает это весьма убедительно, — подумал Дронго, — ни женщина, ни мужчина не хотят ни в чем признаваться. Будем считать, что я им обоим поверил. Меня отметаем, осел не в счет, как говорилось в знаменитой комедии Гайдая. В данном случае я, как эксперт, должен верить им на слово. Тогда кто? Проводники? Ни в коем случае. Кто-то из поездной бригады? Тоже невозможно. Они все возвращаются обратно домой. Тогда кто же должен был помочь Брустиной в случае ее неудачи? Кто этот человек? Можно допустить, что так хорошо подготовленная операция могла провалиться из-за того, что Брустина могла просто проспать или заменившая ее женщина поскользнуться в тамбуре. Все это выглядит очень правдоподобно. К тому же серьезные люди, которые готовили это преступление, должны были понимать, что нельзя делать ставку на один-единственный вариант. Но тогда кто?»
Дронго прошел в ванную комнату, умылся, вернулся и устроился в кресле. И в этот момент зазвонил его телефон.
— Решила вам позвонить, — услышал он голос Лакшиной, — все никак не могу успокоиться после разговора с вами. Обычно меня приглашали на ужин, а тут впервые в жизни пригласили на обед.
— Это было обеденное время, а я с самого утра ничего не ел, — признался Дронго.
— Поэтому решили заодно проверить и меня. И как я — выдержала вашу проверку? По пятибалльной шкале?
— Лучше по десятибалльной. На девятку.
— Почему не на десятку?
— Это было бы почти совершенством, а совершенства в природе, как известно, не бывает. Почему вас не устраивает девятка?
— Устраивает, — рассмеялась она, — еще как устраивает. Что вы собираетесь делать сегодня вечером?
— Еще не решил. У вас есть какие-то предложения?
— Не знаю. Мне звонили и предлагали билеты в оперу. Какой-то неизвестный
мужчина. Я вежливо отказалась.— Странно. Анатолию Александровичу тоже предлагали билеты в оперу. Может, это такой шифр?
— Или просто билеты в оперу, — весело сказала она. — Можно я зайду к вам?
Он взглянул на прибранную кровать, на стоявший в шкафу чемодан. Здесь все в порядке.
— Давайте, — согласился он, — у меня редко бывает такой — почти идеальный — порядок.
Через минуту Наталья постучала к нему в номер. Он посторонился, пропуская ее в комнату. Она переоделась и теперь была в светлом платье до колен, светлых колготках и белой обуви на немного более высоком каблуке, чем прежде. Она вошла в комнату, осмотрелась и прошла дальше, к креслу. На этот раз она сняла свои линзы и надела модные тонкие очки без оправы, которые очень ей шли, придавая лицу утонченную строгость и интеллигентность.
— Значит, вы говорили и с нашим третьим пассажиром, — поняла она. — Так мне и надо. Я думала, что вам интересно разговаривать именно со мной. А вы, оказывается, всего лишь проводили свои психологические эксперименты, пытаясь во время откровенных разговоров уточнить, кто из нас мог быть сообщником бандитов. И вам не стыдно?
— Абсолютно не стыдно, — признался Дронго, — я делаю свою работу. Разговаривать с вами мне было очень приятно. Но попутно я, конечно, пытался понять: могли или не могли вы сотрудничать с этими преступниками. Может, даже на бессознательном уровне. Но пришел к выводу, что не могли.
— Спасибо. Вы меня очень обрадовали. Значит, весь ваш пафос был предназначен только для того, чтобы сделать этот дурацкий вывод о том, что я не могу быть сообщницей бандитов. Смешно.
— Не совсем. Дело не только в этом. Я же говорю вам о бессознательном уровне.
— Этого я не поняла. Просто моего образования и даже звания доктора наук не хватает, чтобы понять ваши откровения.
— Вас могли использовать втемную, когда вы сами даже и не подозревали бы о том, что вас используют.
— Каким образом?
— Например, перевозить в ваших вещах запрещенные препараты. Ведь вы, не зная, где спрятаны эти препараты, могли даже не открывать своих чемоданов и вели бы себя абсолютно естественно перед таможенниками. Что и нужно для нелегальной перевозки запрещенных товаров.
— А если бы нашли, то меня сразу бы посадили, — сказала Лакшина. — Неужели мне могли что-то подбросить?
— Я говорил о бессознательном…
— Это Фрейд говорил о бессознательном, а не вы, — дернулась она. — Впрочем, вы правы. Могли, конечно, принести и подложить что-нибудь в купе. Но в любом случае я не стала бы молчать, если бы обнаружила подобные предметы.
— Кажется, я в это поверил, — кивнул он, улыбаясь.
— Не нужно со мной соглашаться, — возмутилась она, поправляя очки.
— Между прочим, так гораздо лучше, — сказал Дронго, показывая на ее очки. — Не носи€те больше линзы, они меняют выражение вашего лица и ваше настроение.
— Учту ваши пожелания, — согласилась она. — У меня к вам необычная просьба. В вашем мини-баре есть какой-нибудь спиртной напиток? Одна из этих маленьких бутылочек, которыми они так любят заполнять мини-бары.